марокко. часть 3

Часть 3

хотелось втолкнуть побольше картинок - очень уж место красивое, для фотосъемки благодатное. поэтому пост кажется катастрофическм длинным. попробую выборочно проредить. сорри за размер)

Эссуэйра - маленький белый городок под зубчатыми стенами цитадели на берегу океана, в 200 километрах от Марракеша. После +57 холодный ветер и +22 заставили нас поежиться. По улицам города носились на самокатах шумные арабские дети в коричневых шубах.

Эссуэйра не изобилует достопримечательностями. Бывшая перевалочная база для отправки черных рабов в Америку, пиратский притон, ныне порт с развалами рыбы. Здесь холодное атлантическое течение дает знать о себе, как ни в каком другом месте, - температура воды около +14: при прогулке вдоль полосы прибоя нестерпимо ломит щиколотки. Сильный и холодный ветер носит тучи пыли, которая уже через 10 минут оказывается везде: в волосах, туфлях, глазах, сумках и фотоаппарате. Поэтому в Эссуэйру надо ездить парами, чтобы коротать длинные ветреные вечера в любовных утехах, нежась в роскошных номерах, на бескрайних постелях, под дымчатыми шелковыми пологами.

Наслышанная о прелести риадов, я лелеяла мечту остановиться в таком старом доме-колодце, с ленивым фонтаном и тенистым садом во внутреннем дворике. Это особое развлечение - смотреть номера в риадах: среди них нет ни одного похожего, и каждый манит прилечь именно на его подушки, утонуть ногой в его ковре, принять душ в его пурпурной ванной, украшенной золотой резьбой и мозаикой.

Мы остановились в риаде «Лалла Мира», сбив цену с 780 до 600 дирхам. Сьют оказался двухэтажными апартаментами с огромной дверью в мизерный пальмово-фикусовый садик. Весь второй этаж, пенным кружевом решеток нависавший над первым, занимала кровать, у которой я насчитала 11 ножек.

Остроконечные цветные окошечки упирались в противоположную стену улицы. В лавочке под нами шоколадными рядами лежали пузатые пирожные, мимо сновали макушки женщин в покрывалах.

Наскоро переоделись и побежали на океан - купаться. Дело кончилось тем, что Алеша бодрился и отважно барахтался в ледяном прибое, а я клацала зубами, обернувшись сразу во все полотенца. Из всего этого следовал вывод: пока не пробило 8, надо найти винный магазин.

Таксист, перед которым была поставлена конкретная задача, на секунду задумался, проехал вдоль дома, завернул во двор, обогнул пару мусорных баков и показал пальцем на железную дверь. В нее один за другим шныряли арабы и выбегали, бережно прижимая к груди черные пакеты. Мы уже знали: так они носят только бутылки.

Магазин представлял из себя высокий прилавок, за ним пара полупустых полок, а на стене фанера, мелко исписанная от руки названиями вин. После ее скрупулезного изучения было выбрано Шанте Клер - по красоте звучания. В предвкушении счастья мы радостно прокричали: «Шанте Клер, силь ву пле!» Продавец мрачно посмотрел на нас исподлобья, брякнул на прилавок длинную зеленую бутылку и произнес: «Шанте Клер нет - только это». Нежно прижимая черный пакет к груди, мы направились на поиски ресторана.

Стемнело. Мы бродили по узким улочкам между горами сундуков, специй, мыла, барабанов. Под пробирающим до костей ветром я куталась в свою нежно-голубую джеллабу. В начале центральной улицы (прямо за вторыми от порта воротами) остановились перед открытой дверью. За ней было светло и тепло, на низких столиках, почти вровень с диванами, горели свечи. Уютный уголок назывался «Мимоза». Мы сели у самой двери и в ожидании рыбной тарелки принялись рассматривать народ, тянущийся бесконечной вереницей. Народ, в свою очередь, останавливался и рассматривал нас. Вероятно, пара голубоглазых блондинов, уютно устроившаяся на низком восточном диванчике посреди Северной Африки, выглядела настолько чарующе, что вскоре пустой ресторан заполнился посетителями.

Справа испуганно забились в угол уставшие друг от друга французские влюбленные. Они почти не разговаривали и, не отводя глаз, смотрели на нас. А мне было как раз не до них: я медитировала над блюдом рыбы, которую пожарили целиком с головой. Для дитя современного мегаполиса, давно перешедшего на филе, поверьте, это настоящая головоломка. И тут Алеша, как настоящий Царевич, ловко орудуя ножом и вилкой, накормил нас обоих ужином.

Расправившись с рыбой, мы расслабились и заметили, что молчаливые французы заказывают только то, что видят на нашем столе. Однако над рыбой они впали в длительный транс, из которого их вывела хозяйка заведения. «Мадам, мсье! - обратилась она к нам. - Если вы говорите по-французски, объясните этим бедняжкам, как надо кушать». Но мы не говорили. Тогда крутобокая мадам руками оторвала рыбе голову, разломила ее пополам и сунула в руки испуганным едокам. Ликованию не было конца: оказывается, мы показали класс!

В теплом номере нас ждали пушистое овечье одеяло, бутылка марокканского вина и ваза со свежим душистым печеньем, которое чудесным образом появлялось на нашем столике каждый вечер.

Утром упорно отправились на океан. Завывал ветер. Песок летучей стеной застилал небо и волнами обрушивался на уворачивающихся людей. Пришлось по примеру арабских женщин замотать голову платком, а щелочку, оставленную для глаз, по-европейски прикрыть очками.

Туристы в гидрокостюмах, наколенниках и шлемах неуклюже и растерянно учились запускать воздушных змеев. А те, взвившись в небо, весело волокли своих хозяев: бум-бум-бум - лицом по песку и плюх-плюх-плюх - животом по воде, пока резвый инструктор не догонит и не спасет унесенного ветром горемыку.

Мы пошагали вдоль пляжа, туда, где он пустынной косой уходил в туман и где по гребням барханов картинно тянулись вереницы верблюдов. Маленький скрюченный человечек семенил за нами и монотонно, в такт своим мелким шажкам, выл: «Марихуана, марихуана, марихуана…» Время от времени мы разворачивались и угрожающе сверлили его взглядом. Тогда он закатывал глаза и начинал хлипко и безучастно покачиваться на ветру. Но стоило двинуться дальше, как вытье за спиной продолжалось.

В полдень Алеша водрузил свое могучее тело на пляжный лежак и двигаться дальше наотрез отказался. Я предприняла очередную попытку самостоятельности.

В порту причаливали лодки, горы рыбьих тел влажно шлепались на бетон пирса. Меня привлекла длинная, около метра, угреобразная рыба - встретившись взглядом, мы подмигнули друг другу. Тут же перебирали клешнями огромные крабы, щетинились морские ежи (неужели их тоже едят?).

Пройдя знаменитый форт, у стен которого в стоячей воде картинно грустят (судя по количеству рекламных фотографий разных лет, уже давно) синие лодки, я оказалась на рыбном рынке.

Такого разнообразия зверья я еще не видела: от лобстеров и акул до отвратительных сороконожек с шевелящимися усами и панцирем. Если дотронуться до их спинки, чешуйки панциря поднимаются вертикально и начинают злобно хлопать то в одну, то в другую сторону.

После обнаружения центрального форта, снявшегося в голливудском «Отелло», я решила познакомиться с местными магазинами. Однако ходить по улицам без Алеши оказалось невозможно: продавцы, скучающие на порогах своих лавок, с радостными воплями «Фатима!» бросались ко мне и пытались если не прикоснуться к плечу и не пожать руку, то хотя бы ухватиться за штанину. Я в ужасе ретировалась, раздумывая на ходу: почему Фатима? Наверное, потому что светлая, ведь на изображениях Святой Светланы пишут «Фатима».

Изжарившийся до буроты Алеша появился ближе к вечеру. И тут обнаружилось, что мы без денег. По карманам насобиралось жалких 140 дирхам. С пачкой долларов мы бросились на поиски обменника. Пересекли рыбный рынок, от которого к вечеру осталась лишь пара лотков с жалкой кучкой тварей, испустивших дух еще в обед. И вдруг абориген, тоскливо карауливший эти хладные трупы, оживился и срывающимся от радости голосом закричал: «Добрый дыр!» Подумав, исправился: «Добрый дур!» И потом вдогонку Алеше так надрывно: «Котишка!» Минут через пять Алеша нарушил молчание: «Интересно, что за слово он так исказил?» И тут мы расхохотались и решили на следующий день найти этого полиглота и протестировать на знание иных забавных русских слов.

Валюту в Марокко меняют в отелях. Но в этот день, видимо в связи с ураганом, напавшим на Штаты, доллары были не в ходу. «Попробуем последний раз», - решили мы и двинулись вслед за указателем. Стрелка показывала на второй этаж. Еще поднимаясь по лестнице, я увидела окно, над которым висела крупная табличка «Ресепшн». Алеша преодолел последнюю ступеньку и облокотился на стойку, и в ту же минуту с той стороны окошка поднялся и уставился на него… Алеша. От неожиданности я замерла с поднятой ногой. Через секунду мы уже хохотали: посетителей встречало обыкновенное зеркало.

Без четверти 8 завернули в обшарпанный квартал с мусорными баками и подошли к заветному магазину. Продавец явно узнал нас и, не произнося ни слова, медленно принял позу. Опираясь на одну руку, вторую он держал наготове под прилавком и выжидающе смотрел на Алешу. В напряженной тишине мужчины скрестили взгляды. Каждый знал, что сейчас сделает противник. Алеша упрямо произнес: «Шанте Клер». Продавец тут же брякнул на прилавок вчерашнюю бутылку и с довольной ухмылкой произнес: «Шанте Клер нет. Только это».

Завершился вечер, как всегда, в «Мимозе». Теперь мы уже бодро проходили к своему столику (мы заметили, что у каждого столика своя особенность: за одним обсчитывают, второму долго не приносят заказ, третьему никогда не дают сдачи, хоть умри в ожидании, а за нашим все вкусно и быстро), по-приятельски махали хозяевам: «Бон суар!», а отужинав, уверенно просили: «Ля дисьон, силь ву пле!» В тот вечер я объяснила, что хочу рыбу из порта, ту самую, длинную. Нас познакомили. Рыб звался Сан-Пьером. Нормальный оказался мужик - некостлявый, с нежным молочным вкусом.

Следующий день совершенно выпал из намеченного плана. За неимением местных денег мы вовремя не съехали из номера и решили расслабиться. Алеша отправился принимать свои песчано-солнечные ванны, а я - в хаммам, который располагался в подвальном этаже нашего риада.

Хаммам - это баня для ленивых, где тебя раздевают, купают и ласково тискают, как ребенка, где пар горячим туманом стоит в анфиладе полутемных комнат с эхом голосов, шлепом и плеском воды. Миловидная девушка, поджидавшая посетителей у порога, стащила с меня одежду и, приобняв за плечи, подтолкнула к тяжелой низкой двери. Привыкнув к полумраку, я разглядела стены в зеленой мозаике, низкий сводчатый потолок, под которым сквозь пар едва угадывались тусклые лампы, и подбоченившуюся голую арабку. Ее огромные груди колыхались нежными остроконечными дынями с фиолетовыми ореолами сосков, а смуглая кожа имела тот непередаваемый кофейный оттенок с шелковистым отливом, какой бывает только у восточных женщин.

Мадам придирчиво оглядела меня с головы до ног, подняла с пола черную тряпку, оказавшуюся панталонами, крепко выжала ее и приоделась. Потом разостлала на полу кусок клеенки и ткнула в нее пальцем: «Си!» Я встала на клеенку по стойке смирно. «Си!» - снова крикнула тетка и нажала на плечо - я села. После очередного «си» выяснилось, что надо лечь. Тут же на меня обрушился ушат горячей воды, сильные руки принялись натирать меня куском мягкой смолы, потом царапать жесткой варежкой (ощущение, будто ты кастрюля и тебя драят железной мочалкой), снова обливать горячей водой, намыливать зеленым аргановым мылом, крутить-вертеть по клеенке, опять шпарить водой, намазывать аргановым маслом и массировать. При этом женщина ловко перемещалась вокруг меня, иногда касаясь мягкими теплыми грудями.

По окончании процедуры меня препроводили в номер отдыхать. И я заснула таким сладким и крепким сном, что даже галдящие мальчишки из-под наших окон не могли в него пробраться. Разбудил меня Алеша. Он тихонько стучал коготком в дверь. Сладкие потягушечки: «Ах, как же долго я спала, как я соскучилась по тебе, Алешенька! Где был?»

Алеша ходил в новую часть города и нашел еще один пляж. Там скалы близко подходили к океану, и за ними можно было спрятаться от ветра и вездесущего песка.

После обеда в порту, где жулики, конечно, опять пытались нас обсчитать, подменить лобстера на крабовый панцирь с бульоном или хотя бы незаметно схомячить наших кальмаров (но мы-то за ними следили), решено было идти на Алешин пляж. Дорога туда лежала через рабочий квартал, сочно благоухавший мочой, рыбой и краской. По мере усиления спазмов в горле настроение портилось.

Пока походкой балетного танцора Алеша устремился к океану, я крепко-накрепко, чтоб не раздуло ветром, завязала лицо и принялась наблюдать за резвящимися в песке детьми. Звонко хохотала и кувыркалась, мелькая персиковой попой, хорошенькая ладненькая девочка лет 7. И когда же из этих чудных созданий получаются жирные марроканские бабы?

Мне было холодно и скучно, а мой попутчик белобоким дельфином шнырял в океанской пене. Вот ведь, думала я, ни один местный мальчишка не лезет в эту ледяную воду, а наш дурачок, видно, решил отморозить себе все на свете. И тут Дурачок высунулся из очередной волны и захромал ко мне. Оказывается, океан полоснул ракушкой и выкусил шмот белого мяса из Алешиной ноги.

а это, хоть меня и не видно, -- Я:

Солнышко клонилось к закату, и мы ускорились: надо было успеть купить пирожных и добежать до форта. Мы уже отлично ориентировались в лабиринтах Эссуэйры: научились срезать путь по узким закоулкам, подныривая под низкую притолоку, оказывавшуюся продолжением улицы, определять местонахождение по тележкам с кактусовыми плодами и знакомым лавкам булочников и портных.

Над брызгами волн и зубчатыми стенами форта носились жирные чайки. Ветер, как в аэродинамической трубе, выл через амбразуры. Пузатые пушки были облеплены людьми, наблюдающими закат. Тусклое оранжевое солнце медленно уходило в дымку посреди неба. Мы заметили: в Марокко оно никогда не касается моря.

Вечер был посвящен шоппингу. Начали с мастерских краснодеревщиков, которые находятся прямо под фортом. Дед, заманивший нас к себе, перебирал свои поделки. Кроме кофра из туи с выдвижными ящичками и золотым замочком внимание привлекли непонятного назначения пеналы с широкими козырьками. На вопрос «что это?», дед хитро ухмыльнулся и поднял указательный палец, затем, порывшись на полках, достал банку с маслом, обмакнул в нее засаленную тряпку и протер один из пеналов: «Блестит? То-то же!» - указал на оставшиеся коробочки и протянул тряпку мне. Мы, все это время наивно ожидавшие ответа, были обескуражены. Перетирать дедово добро, конечно, не стали, а отправились за марокканской музыкой.

В крохотную каморку, занятую двумя грохочущими динамиками, пытались протиснуться многочисленные друзья и родственники продавца: одни перебирали диски, другие перетирали новости, один из гостей, перегнувшись через кассу, выгребал оттуда мелочь, в то время как хозяин радушно ставил для нас песни, закатывал глаза и самозабвенно начинал подвывать, заглушая оригинального исполнителя. Он знал репертуар всех арабскоязычных певцов, что не оставляло надежды услышать, что же именно мы покупаем.

По дороге домой случайно наткнулись на ювелирный рынок - целый переулок, выложенный белым кафелем, как процедурный кабинет. В витринах сверкало серебро и золото, тучные арабы въедливо пытались поймать твой взгляд и тут же начинали бросать на колышущиеся тарелки весов свой звонкий товар. Вот так, на вес, я купила круглобокий браслет, выплетенный, как корзина, из тонких серебряных прутиков.

Утром, волоча увеличившееся количество сумок, прибежали на шумный автовокзал и на ходу запрыгнули в автобус на Агадир. Сначала эта дребезжащая развалюха тащилась по Эссуэйре, а два кондуктора (так мы тогда думали) болтались на передней и задней дверке и заунывно тараторили: «Агадир-Агадир-Агадир…» Иногда народ, праздно шатающийся по улице, подсаживался к нам, как будто разбуженный этими криками решал: «А что, может, и правда, прокатиться до Агадира?»

Первую половину пути мы были полны утреннего энтузиазма и искали в окне деревца арганы. По телевизору я видела, как козы, ласково перебирая точеными копытцами веточки, карабкаются на дерево и обгладывают листья. А бригада толстых бабок гоняется за ними с лопатами и собирает помет с косточками. Потом бабки, попутно издавая языками дикие трели, достают из косточек ядрышки, перетирают их и выжимают аргановое масло, которым лечат рак и спасают кожу от старения. В общем, коз мы не увидели - их штаб-квартира расположена у другой дороги - на Марракеш. Нам же попадались одни ослы. Ребенок с соседнего кресла выманил у нас очередную бутылку воды, и мы совсем приуныли. Однако главная каверза ожидала нас на перевале.

Насладившись видом гор, океана и ленточки-дороги с высоты птичьего полета, мы заметили, что автобус чихает и скрежещет громче обычного. Местные жители, выстроившись вдоль дороги, с укоризной качали головами: нет, мол, не доедут.

Споткнувшись, машина встала. Механики, до этого притворявшиеся кондукторами, тут же залезли под днище, а пассажиры вывалили гурьбой и принялись орать и махать руками - так они давали советы по ремонту. Далее каждые 15 минут автобус медленно трогался, механики бежали рядом и собирали отваливающиеся детали; набрав полные руки, прикручивали их обратно, и вся наша шумная тусовка пыталась продолжить путь с тем же успехом.

Притомившись, мы с замиранием ожидали за каждым поворотом скалу с заветной надписью «бог, король и отечество».

И вот потянулись кемпинги вдоль длинных пустынных пляжей и долгожданные белые коробочки городских домиков. Пытка автобусом оказалась настолько мучительна, что даже отель за 30 баксов на третьей линии показался раем. Весь в мозаике вестибюль, резной потолок покрыт инеем сталактитов, глубокие диваны среди гигантских, в человеческий рост, чайников и номер: бело-синий, с мохнатой синей кроватью (в такую-то жару) и без признаков мыла, туалетной бумаги и полотенец, зато с темной чемоданной комнатой. Но мы спешили: вперед, вперед, через пару улиц с потоком пти-такси и ослепительно-белыми кубиками отелей, мимо гирлянд бугенвилеи на оштукатуренных заборах, пальмовых аллей, назойливых продавцов сувениров, за мальчиком с полотенцем на плече (он явно знает дорогу) - на океан - проверять, такая ли здесь холодная вода, как в Эссуэйре.

Нет, океан был теплый и спокойный, как ласковый зверь. По пологому дну пришлось долго брести, пока бедра начала лизать волна. Океан всегда тянет вглубь, поэтому народ плавает вдоль берега, вернее прыгает на волнах. Метрах в 10 колышется на поверхности веревка с поплавками - не дай бог потащит отливом, придется зависнуть на ней. Стайками мелькают сардины, высовывают любопытные мордочки и замирают на твоем пути - приходится обплывать: нехорошо маленьких давить. Тут же налетают арабы, начинают брызгаться и подныривать, пытаясь прикоснуться: «Бон жур, мадам! Поплаваем вместе?» Отрезвляюще на них действовало только слово «муж»: «Вон он, у розового тента», - и обязательно уточнить страшным голосом: «Он не спит, он смотрит». Тут же смуглых красавцев сдувало как ветром. Вынырнув метров через 10, они смущенно оглядывались: «Ай'м сорри, чао!»

Вся полоса пляжа у воды занята галдящими смуглокожими футболистами. За нею под зонтиками и самодельными шатрами возлежат отдыхающие, среди которых гордо топорщатся пирамидки никогда не раздевающихся местных женщин. Иногда одна из них встает и долго и печально бродит по воде, придерживая полы джеллабы. Они обычно приходят на пляж молчаливыми коммунами, долго сидят на песке, потом встают как по команде и удаляются вдоль линии прибоя. Прилив медленно наступает на берег, уже шуршит пеной по футбольной площадке. И вот-вот готов подхватить мои бабуши и залить край полотенца. Пора в отель.

Пока переодевались к ужину, за окном зашумел ливень. Огромная пальма, раскачиваясь, ложилась зелеными бахромистыми лапами на наш балкон.

Перебегая от пальмы к пальме под теплым хлестким дождем, мы ловили такси до Марджана. Этот супермаркет находится за городом, посреди той самой стройки, что мы видели из окна отеля в день приезда. В магазине были куплены съестные подарки: местные сардины, развесные специи, свежие финики (по вкусу напоминающие свежие сладкие яблоки) и знаменитое серое вино.

Дождь уже кончился, лужи моментально высохли. Изнемогая от ночного парева, мы упали в плетеные кресла ресторанчика прямо под звездным небом. И тут же подверглись атаке ресторанных котов. Шайка рыжих сородичей терроризировала всех посетителей, и, судя по безразличию официантов, уже не первый сезон. Наглые звери не просто требовательно дергали лапой за одежду, пытались взгромоздиться на колени, но и норовили перехватить кусок еды прямо с вилки. Что ж, пришлось делиться.

На десерт подали мороженое в виде белоснежной египетской пирамиды, увенчанной глазированным шариком. Я приняла его за драже и отбросила в сторону. А по-детски доверчивый Алеша начал с макушки и бережно отправил вражеского диверсанта в рот. Моя порция подходила к концу, вторая пирамидка печально оплывала, а ее владелец в глубокой задумчивости продолжал жевать загадочный шарик. Наконец Алеша сконцентрировал взгляд на мне и горестно констатировал: «Жвачка». Это был очень остроумный способ заткнуть рот клиенту, сидящему над полным блюдом.

В конце ужина суетливый официант неожиданно поставил перед нами поднос с чайником и тремя стаканами. «Знаю, что не заказывали, но я хочу чаю», - оборвал он наше зарождающееся возмущение, после чего деловито налил себе стакан и, прихлебывая, удалился. «Ну, жулики!» - уже привычно процедил Алеша.

Утром, по возвращении с пляжа, нам в полной мере пришлось испытать на себе местные приколы с полотенцами, которые предусмотрительно были выкрадены из нашего номера. Из многочисленных отзывов туристов мы знали об их затяжной войне за полотенца: администрация почему-то любит держать при себе этот вид белья. На просьбу вернуть вырванные накануне с боем полотенца горничная только злобно сверкнула глазами. Пришлось вытираться простынями.

Алеша в этот день был не просто Царевичем, а милым душенькой и вместо традиционного валяния на пляже составил мне компанию в прогулке по городу по изнуряющему пеклу. Три параллельные улицы с ровными рядами белоснежных отелей. Из-за высоких заборов рвется наружу буйная зелень и слышится фырчание крутящихся поливалок. Входы в магазины наглухо задвинуты жалюзи - готовятся к вечерней торговле. В тени пальмы спрятался полицейский джип. Томные полицейские безжизненно вывесили в окно руки и прихлебывают воду. Кроме нас на тротуаре ни души.

Доехав до городского рынка, мы скрылись в его спасительных тенистых коридорах. Я присмотрела любопытные глиняные фигурки арабов в джеллабах, но без лиц - ислам не разрешает изображать людей и животных. Так местные умельцы попытались обойти запрет. Позже я нашла еще более оригинальный - кожаный - вариант: пустые, без людей костюмы, принявшие различные позы.

Остановились перекусить у двухколесной тележки с горой кактусовых плодов. С виду - киви с колючками, на вкус - тыкводыня, нашпигованная семечками. Местное население с удовольствием утоляет жажду этим берберским фигом.

вот так растут берберские фиги (я их, кажется, видела и на греческих островах - думаю, там они не берберские )))

По рынку за нами гонялся босой старик. По-английски он радостно посвящал нас в тонкости истории и быта Марокко. У какого бы прилавка мы ни остановились, он возникал рядом и продолжал свой восторженный рассказ, виртуозно меняя тему по ситуации: «Марокко - это очень древняя страна. Еще в 16 веке султан… (проследив мой взгляд) Это городской рынок. За углом вы сможете купить и попробовать рыбу… (наблюдая, как я вытаскиваю кактусовые колючки из ладоней) Да, эти плоды очень коварны. Иголки надо вытаскивать медленно и очень, очень осторожно…» Неожиданно его осенила идея: «О! Таким чудесным господам нужен отель. Да вот же он! Я побегу вперед и предупрежу, чтобы вас ждали». Звук шлепающих ног удалился. Мы пожали плечами и рассмеялись: то ли денег хотел, то ли просто хороший человек.

От жары решили прятаться в парке. В беседе с, конечно же, не говорящим по-английски таксистом использовали все свои познания во французском: «Бель жарден. Пальма. Флёр». К счастью, таксист все понял и привез в небольшой сад с изумрудными лужайками, лавочками под раскидистыми пальмами и пересохшим прудом. На холмах, в зелени кустов, стыдливо прятались арабские парочки. В глубине сада мы нашли каменные галереи с широкими мягкими диванами и россыпью подушек. Там, в прохладной нише, наслаждаясь божественно ледяной водой, и переждали полуденный зной.

И вот последняя пробежка до океана.

торопливые сборы - и такси ждет нас у входа. Веселый водитель купил по дороге двухлитровую бутылку воды и радушно предложил утолить жажду. «Отомстим за всю выпитую у нас воду!» - завопил Алеша и принялся жадно лакать из бутылки. Уже вечерело, и уличный градусник высвечивал всего +41, но я тоже отчаянно припала к горлышку. Таксист грустно улыбнулся и подарил нам не влезшие остатки.

В самолете меня сморил сон. Возвращающиеся отдыхающие отважно бодрились и хвастались трофеями, но их голоса звучали все дальше и невнятнее. Я спала, уютно примостившись на Алешиных коленях.