Как одевают трупы в морге

Быстрый ответ
Процесс одевания трупов в морге называется облачением. Облачение проводится в соответствии с установленными правилами и нормами, которые могут различаться в зависимости от региона и учреждения. Обычно перед облачением тело подготавливают: проводят туалет, одевают медицинские одноразовые перчатки, накрывают простынёй с вырезом для головы. Затем одевают одежду, соответствующую полу и возрасту умершего. После облачения тело может быть помещено в гроб или на каталку для транспортировки или дальнейшего хранения.
Обсуждения по теме
Корпина Инна Михайловна
Православный обряд погребения

http://www.orthodox-jerusalem.ru/load/pravoslavnyj_obrjad_pokhoron/1-1-0-349

perov poxoroni.jpg
В. Перов. Возвращение крестьян с похорон зимою

Очень часто отсутствие понимания смысла православных обрядов и традиций приводит к тому, что люди, вместо того, чтобы помогать душе умершего близкого, начинают верить во всякие суеверия и соблюдать обычаи, которые не имеют никакого отношения к христианству. В этой статье мы расскажем вам о том, как следует хоронить человека в соответствии с православными традициями

После крещения Руси и принятия православия, обряд похорон изменился. Кое-где в русских деревнях (особенно северных) возник обычай самому изготавливать себе гроб, подобно тому, как это делали некоторые святые.

В русской крестьянской семье умершего при любых обстоятельствах обмывали, переодевали в чистую, иногда весьма дорогую одежду. Клали покойника на лавку, головой в красный угол (в красном углу находились иконы), укрывали белым холстом (саваном), руки складывали на груди, давая в правую белый платочек. Похороны совершались на третий день, особо чтимых умерших несли на руках до самого кладбища. Все это сопровождалось плачами и причитаниями…

Смерть глубокого старика не считалась горем, причеты и плачи в этом случае носили скорее формальный характер. Нанятая плачея могла моментально преобразиться, перебить плач каким-нибудь обыденным замечанием и завопить вновь. Другое дело, когда причитают близкие родственницы или когда смерть случалась преждевременно. Здесь традиционная форма принимала личную, эмоциональную, иногда глубоко трагическую окраску.

После крещения Руси покойников стали хоронить головой на запад. Общее христианское правило класть мертвых головой на запад напрямую связано с преданием о том, что тело Христа было похоронено головой на запад и, следовательно, лицом на восток. В одном духовном сочинении XIV века об этом говориться говорится так: «Всякий должен быть погребен так, чтобы голова его была обращена к западу, а ноги направлены к востоку. Он при этом как бы самим своим положением молится и выражает, что он готов спешить от запада к востоку, от заката к восходу, от мира в вечность».
Похороны всегда заканчивались поминками, или тризной, для чего готовились специальные поминальные кушанья. Еще на кладбище покойника поминали кутьей — круто сваренным рисом, в который добавлен изюм. Среди обязательных кушаний на русских поминках — блины.
Все ночи после смерти и до похорон специально нанятая чтица читала Псалтырь и заупокойные молитвы. Вместе с нею в комнате, где находился умерший, бодрствовали местные старики и старухи. После похорон чтице дарили полотенце, на котором лежал Псалтырь.После похорон, устоялся обычай отмечать девятый и сороковой день (сороковины) после смерти.

У славян существовал ритуал специальной погребальной одежды. У восточнославянских пародов был обычай хоронить в той же одежде, в которой человек венчался, а если умирала молодая незамужняя девушка или холостой парень, то покойника наряжали, как на свадьбу. На Украине девушку клали в гроб с распущенными волосами, с венком из позолоченного барвинка на голове, украшали гроб цветами, ставили две венчальные свечи. У гуцулов один венок надевали на голову, а другой, побольше, из барвинка, васильков, гвоздики, клали вокруг тела.

Подруги (дружки) имитировали при этом свадебный обряд — выбирали старост, сваху, бояр. Старост и подстарост подвязывали рушниками, свахе вручали свечу и меч. Девушки-дружки подвязывали головы черными ленточками. Одного юношу выбирали на роль «вдовца». На палец девушке одевали перстень из воска, предварительно позолотив его. Ко дню похорон выпекали свадебный каравай, его клали на крышку гроба, а на кладбище раздавали родным.

Умершего ребенка у восточных славян, как правило, подпоясывали. Этот обычай связан с наивным религиозным представлением о том, что Бог на «Спаса» будет раздавать детям яблоки, и надо, чтобы ребенок мог спрятать яблоко за пазуху.

poxoroni pravoslavnie.jpg

Поминовение на Божественной Литургии (Церковная записка )

О здравии поминают имеющих христианские имена, а о упокоении - только крещенных в Православной Церкви.

На литургии можно подать записки:

На проскомидию - первую часть литургии, когда за каждое имя, указанное в записке, из особых просфор вынимаются частицы, которые впоследствии опускаются в Кровь Христову с молитвой о прощении грехов

В истории славянской погребальной обрядности археология выделяет ряд переломных этапов, обусловленных крупными переменами в осознании человеком окружающего, мира, в воззрениях на судьбу умершего. Ранняя форма погребений древних славян - погребение трупа в скрюченном виде, то есть положении зародыша - связана с идеей и реинкарна­ции, перевоплощения умершего, его второго рождения на земле, перехода его жизненной силы (души) в одно из живых существ
На рубеже бронзового и железного веков возникает способ погребения умерших уже в распрямленном виде, а затем и кремация - сожжение трупа на погребальном костре. Этот ритуал также был связан с представлением о неистребимости жизненной сипы. Новым было представление о местожительстве невидимых душ - небе, куда души попадали с дымом погребального костра. Обе формы погребального обряда постоянно сосуществовали, хотя в разное время и разном соотношении. Прах сожженного покойника хоронили и земле, помещая его в урны-горшки или просто в ямы. Первоначально над каждой могилой строилось надмогильное сооружение в форме жилого дома - домовина, «столыть».
Именно отсюда берет начало встречающийся до сих пор кое-где обычай (в частности - у старообрядцев) делать над могильным крестом навершие, похожее на двускатную кры­шу. Оно имеет не только утилитарное назначение предохранить крест от дождя и снега, но является и символом русской избы - дома для умершего.
Кладбище в несколько сотен домовин у древних славян представляло собой «город мертвых», место поклонения предкам рода. Культ предков раздваивался: одни магичес­кие действий были связаны с представлениями о невидимых и неосязаемых предках, ви­тающих в небесном пространстве, другие - привязаны к кладбищу, месту захоронения праха, единственному месту на земле, реально связанному с умершим.

По вероучению Православной Церкви, назначение погребального обряда - облегчить душе умершего путь в Царство Небесное, отогнать от него «нечистую силу», замолить его грехи перед Богом. Однако христианскому истолкованию смерти как блага, вестницы покоя и радости всегда противостояло народное представление о ней как о враждебной силе, роковом неизбежном зле. Глубинные психологические корни осмысления смерти как трагедии обусловлены трагизмом самого события - невосполнимой утратой близкого че­ловека, уходя его в небытие. Явление смерти во все времена потрясало чувства и вооб­ражение людей, заставляло еще раз обратиться к вопросу о цепи и смысле жизни, назна­чении человека на земле, нравственном долге перед умершими и живыми.
Вопрос о причинах смерти - важнейший вопрос, приковывающий неослабевающий интерес людей. Человеку свойственно стремление узнать свою судьбу, приоткрыть за­весу будущего.
Тема смерти воплощена в целом цикле народных примет, гаданий, предсказаний, фа­тальных знамений. Их направленность - узнать причины и сущность смерти, освободить­ся от страха перед ней, определить судьбу человека с тем, чтобы подготовиться к ней, активизировать в борьбе с ней свои действия. Во всех приметах заложена попытка понять и объяснить причинно-следственные связи окружающего мира, предугадать будущее.
Негативные приметы и гадания, то есть такие, которые предвещали смерть, неблагопо­лучие, грядущее несчастье, сопровождали в прошлом всю жизнь человека: рождение, возмужание, вступление в брак, появление детей в семье, болезни, уход из жизни, похо­роны умерших. Их объектом был прежде всего сам человек, состояние его здоровья, лич­ная жизнь, дом, бытовой уклад, природная среда. Главная тема этих примет - определе­ние жизнестойкости, длительности жизни, счастливой или неудачной судьбы человека.
Так, при рождении ребенка уже загадывали, выживет ли младенец после рождения, будет ли вообще жить. Приметы свадебно-венчального цикла отмеряли молодоженам от­резок жизненного пути, который они проживут после свадьбы, загадывали, кто из моло­дых будет жить дольше, кто раньше умрет; приметы во время болезни - выздоровеет ли больной или нет. Особая группа примет связана с состоянием больного перед смертью и самими похоронами. Наступление смертного часа узнавалось по целому ряду распрост­раненных примет: запаху тела больного («землей пахнет»), появлению на нем темных пя­тен, изменению цвета металлического креста, опущенного а воду, которую пил больной, и т. д. Приметы либо предугадывали смерть, либо направлялись на ее предотвращение: если в доме в короткое время умерло двое, то нужно ждать новой смерти; если кто-то умер с открытыми глазами, то «высматривает» очередную жертву. В гаданиях и приметах приобретали функции магического символа смерти некоторые предметы (нож, игла, бу­лавка, а также пояс, веник и некоторые другие), что, видимо, объясняется возможностью применения как смертоносного орудия или символического выметания человека из дома. «Найденную иглу, булавку и вообще все острое не поднимать - постигнет несчастье».
Широкое распространение имело истолкование «вещих снов», некоторые из них означали смерть в доме; выпадение зуба, особенно с кровью, означало смерть кровного родствен­ника (по аналогии, ряд зубов - семья, один зуб - член родственной группы); увидеть во сне яйца - к покойнику.
Тема личной жизни и судьбы в гаданиях о смерти неразрывно связана с темой жизни окружающей природы, растительного и животного мира. В предсказаниях смерти широко использовалась традиционная символика древнего животного эпоса, носящего отзвуки тотемических верований. Это образы животных и птиц - или чудесных помощников чело­века, или пророков несчастья. Символом смерти всегда являются хищные птицы, предве­стники смерти: ворон, ястреб, филин, сова, имеющие зловещую силу. Они прилетают и садятся на дом, как бы предчувствуя свою добычу - мертвечину: «Ворон каркает - к покойнику».
И в наши дни главный символ смерти по-прежнему воплощен в птице: это воробей, курица, цыпленок и др. Птица стучит в окно, садится на плечо человека, залетает в дом - все это знамения грядущей смерти. Широко известно гадание - счет продолжительности жизни по кукованию кукушки. В образах добрых желанных птиц - ласточки, голубя, а также крылатого насекомого - мотылька, бабочки - олицетворялась душа умершего. Их прилет в дом рассматривался как посещение души умершего или прилет за душой человека посланников Божьих. То есть в любом случае это предвещает новую смерть. Чуткими предвестниками смерти являлись и являются домашние животные - собака, кошка, лошадь, корова, куры. Верным признаком смерти члена семьи считался вой собаки и рытье ею ямы.
В русских гаданиях и приметах отражена тема «строительной жертвы» - смерти человека во вновь отстроенном доме. Поэтому в новый дом обычно первым входил старик, так как молодым членом семьи больше дорожили, чем доживающим свой век. А чтобы не человек, а животное оказалось первой жертвой смерти, в новый дом на ночь запирали петуха или кош­ку. И сейчас многие стараются при въезде в новую квартиру первой запустить туда кошку, не догадываясь, что это отголосок древней предохранительной приметы.
До сих пор широко известно поверье о разбитом зеркале: зеркало - отражение души, двойник человека; разбитое зеркало - расколовшаяся жизнь. С этим же связан народный обычай завешивать в доме зеркала, когда кто-нибудь из домашних умирает.
На близкую смерть человека указывал всегда также комнатный цветок, который никог­да не цвел, а вдруг неожиданно расцвел.
Влияние природных стихий также не осталось вне поля зрения народных примет о смерти. Общеизвестно символическое значение падения с неба звезды, означающее за­кат жизни человека. Завывание ветра, вой бури пророчили смерть: считалось, что вовремя бури покойники воют, так как они недовольны живыми людьми и требуют от них жертвы.
И, наконец, весьма распространенная примета, имеющая очень древние корни, - уви­деть во сне уже умершего человека, который зовет к себе, - тоже к смерти.
Суеверия, связанные со смертью, вряд ли можно считать только исчезающими пере­житками древних верований. Имеются данные, говорящие о том, что эти верования не только трансформируются, но и возрождаются в новых условиях, в реальной действи­тельности находят почву для дальнейшего существования. Каждый конкретный случай, отдельные бытовые подробности жизни, на которые в обычное время никто не обращал внимания, при трагическом стечении обстоятельств задним числом приобретают симво­лику знамения. Если человек умер, то вспоминают какое-либо необычное событие, при­родное явление, потерю (во сне или наяву), предшествующие смерти: «Недаром цветок не вовремя расцвел», «Недаром кура петухом кричала» и т. п.
Прекращение земного существования, непредставимость загробного существование всегда пугают человека. В народных обычаях отразились попытки предков истолкования необъяснимости природы смерти, скажем, происками колдунов. Естественное чувство самосохранения приводило к поискам средств противодействия смерти, что с особой си­лой проявлялось в момент ее приближения. Отсюда обычай закрывать сразу же после смерти окна, двери, то же зеркало (как особенное магическое средство проникновения), чтобы злые чары не вошли в дом, не подействовали на живых.
Отпечаток христианских идей несут представления о «хорошей» и «нехорошей», «труд­ной» и «легкой» смерти. Желательной представлялась в прошлом и настоящем смерть в кругу родных и близких без продолжительной и мучительной болезни. Как долг первой необходимости рассматривалось присутствие в момент смерти у постели больного близ­ких родственников. Это было связано, во-первых, с желанием получить благословение умирающего на дальнейшую жизнь, во-вторых, с необходимостью принять меры для об­легчения его предсмертных мучений и помочь его душе в поисках пути в загробный мир. По народным поверьям, при последнем вздохе человека - испускании духа - душа рас­стается с телом и происходит борьба за душу между «нечистой» силой и ангелом, послан­ным Богом за душой умирающего. Предсмертные страдания объяснялись не тяжестью болезни, а тем, что умирающего в последний минуты мучает «нечистая» сила (черт, дья­вол), она будто бы не отдает душу ангелу. Стараясь облегчить душе путь к Богу, вклады­вали в руку умирающему «Богову» свечу, кадили вокруг него ладаном.
Хорошей считалась смерть на Пасху, в день Христова Воскресения, когда, по поверьям, открыты «райские двери» по аналогии с царскими вратами в храме. Легкая смерть расцени­валась в народе как награда за благочестивую жизнь, трудная – как удел грешников.

pravoslavnie poxoroni.jpg

Неусыпаемая псалтирь

Неусыпаемая Псалтирь читается не только о здравии, но и о упокоении. Издревле заказывание поминания на Неусыпаеом Псалтири считается великой милостынью за усопшую душу..

Также хорошо заказывать Неусыпаемую Псалтирь и за себя, будет живо чувствоваться поддержка. И ещё один важнейший момент, но далеко не самый маловажный,
Существует вечное поминовение на Неусыпаемой Псалтири. Кажется дорого, но результат в больше чем в миллионы раз превышает потраченные деньги. Если же такой возможности все равно нет, то можно заказываться на меньший срок. И хорошо также читать самому.

Подготовка к похоронам

В народных обычаях, связанных с похоронами, можно выделить три основных этапа.
Предпогребальные обрядовые действия: подготовка тепа умершего к похоронам, омо­вение, одевание, положение во гроб, ночные бдения у гроба покойного.
Погребальные обряды: вынос типа, отпевание в церкви, дорога на кладбище, проща­ние с умершим у могилы, погребение гроба с телом в могилу, возвращение родных и близких обратно в дом умершего.
Поминки: после похорон и доме умершего на третий, девятый, двадцатый, сороковой дни, полгода, годовщину после смерти, с заказыванием поминальных треб в церкви, по­минальными трапезами и домашними молениями по умершим.
Многие пред погребальные действия, помимо практической необходимости, имеют древ­нее, ритуальное происхождение. Смерть мыслилась как дорога в загробный мир, а омове­ние, обряжение покойного и другие действия по подготовке его к похоронам - как бы сбора­ми в дальнюю дорогу. Омовение имело не только гигиеническую цепь, но рассматрива­лось и как очистительный обряд. По церковному вероучению, умерший должен уйти «к Господу с чистой душой и чистым телом». Религиозно-магический характер омовения под­черкивался тем, что его совершала особая профессиональная категория людей - омы­вальщиков. Эта профессия чаще становилась уделом старых дев и старых вдовцов, уже не «имеющих греха», то есть интимных отношений с людьми противоположного пола. Если девушка долго не выходила замуж, то ее пугали тем, что она будет «обмывать покойников». Девицы, занимавшиеся «собиранием» умерших и чтением над ними Псалти­ри, носили темную одежду. За труд они получали белье и носильные вещи умершего. Если не было специалистов - омывальщиков, издавна было принято, чтобы омовение умер­ших производили люди, не состоявшие в родстве с умершим. Согласно церковному поучению, матери не полагалось обмывать своего умершего ребенка, так как она обязательно будет его оплакивать; а это осуждалось как отступление от веры в бессмертие души: по христианскому вероучению, ребенок обретает райскую жизнь, и поэтому его смерть не долж­на оплакиваться. В народе сложилось поверье, что материнская слеза «жжет ребенка».
В прошлом процедура омовения носила ритуальный характер, магическую, направлен­ность. Она совершалась на полу у порога избы. Покойника клали на солому ногами к печи. Обмывали два-три раза теплой водой с мылом из глиняного, обычно нового, горшка. На атрибуты омовения - горшок, воду, мыло, гребень - переносились свойства мертвеца, его мертвящая сила. От них старались скорее избавиться. Вода, которой мыли покойника, называлась «мертвой», ее выливали в угол двора, туда где нет растений, где не ходят люди, чтобы здоровый человек не мог на нее наступить. Таким же образом поступали с водой, которой мыли посуду после поминок. Такова была и участь глиняных горшков для омовении: их выносили в овраг, на «рубеж» поля, на перекресток дорог, где, как правило, стоял крест, столб, часовня, там их разбивали или просто оставляли. Цель этих действий - предотвратить возвращение покойника, чтобы он «не являлся» живым и «не стращал» их. Эти места считались в народе страшными, и мало находилось смельчаков, которые решились бы проходить мимо них в глухую полночь. Свойства предметов омовения «омер­твлять» живое использовались в практике вредоносной магии: «мертвую» воду колдуны употребляли для порчи молодоженов, кусок савана плотники заколачивали в дверной косяк при постройке дома, когда желали беды неугодному им хозяину. Мыло, употребляв­шееся для омовения покойника, в домашней медицине применяли с иной целью - пода­вить, умерить нежелательные явления: жены подавали его для умывания злым мужьям, чтобы их «злоба замирала», а девушки мыли им руки, чтоб кожа на них не дрябла.
В настоящее время обмывание покойного совершается чаще всего в морге. Однако еще встречаются, особенно в деревнях, старушки-обмывалки. Из старинных обычаев, связанных с этим обрядом, уже многие забыты, в частности, магические свойства пред­метов омовения уже мало кто помнит.
При одевании покойных провожающие их иногда испытывают затруднение в выборе цвета одежды, и чаще всего предпочитают темную дли мужчин и светлую - для женщин. Но интересно, что в средневековой России хоронили, как правило, в белом. Это можно объяс­нить не только влиянием христианства, которое связывало этот цвет с духовной, младен­ческой чистотой христианской души - душа уходит к Богу такою, какой пришла на землю при рождении. Белый цвет одежды умершего - это натуральный цвет домотканого холста, с древности основного материала одежды русского населения.
Магические свойства всегда приписывались женским волосам, отчего а старину за­мужней женщине считалось греховным ходить простоволосой, а в церкви всеем - от дево­чек-младенцев до старух - полагалось находиться в головном уборе (что обычно соблю­дается и теперь). Это отразилось и на погребальном костюме. Женщин было принято хоронить в платочках: молодых – в светлых, пожилых - в темных.
Вообще одежда умершей девушки и сами похороны были а России особенными. Это связано с народным пониманием сущности смерти. Смерть молодой девушки была ред­ким событием. Она воспринималась не только как переход в новое состояние, новую фор­му бытия, уже загробного, но и как особый этап этого бытия, подобный земному. Смерть молодых незамужних и неженатых людей совпадала в земной жизни с брачным возрас­том, с поворотным этапом в земной жизни - браком. Это служило основанием для сопос­тавления и совмещения погребального обряда со свадебным.
Не только у русских, у многих народов был обычай одевать девушку, умершую в рас­цвете молодости, в подвенечный наряд, готовить ее к погребению, как невесту на свадьбу. На похоронах умершей девушки даже имитировали свадебный обряд, пели свадебные и подвенечные песни. Как девушке, так и парню на безымянный палец правой руки надевали обручальное кольцо, между тем как женатому человеку и замужней женщине кольца не надевали.
Сейчас тоже встречается обычай хоронить молодых девушек в свадебном наряде, а на их поминках пить шампанское, имитируя несостоявшуюся свадьбу.
В прошлом способ изготовления погребальной одежды подчеркивал ее специфичес­кую функцию - предназначенности преисподнему миру. Одежда была как бы не настоя­щей, а лишь ее заменой, не сшитой, а лишь наметанной. Ее шили обязательно на руках, а не на машинке, нитку закрепляли, держали иголку от себя вперед; иначе покойник опять придет за кем-нибудь в свою семью. Имитацией была и обувь покойника: в кожа­ной обуви, как правило, не хоронили, а заменяли ее матерчатой. В случаях, когда наде­вали сапоги, железные гвозди из них выдергивали. Онучи, надевавшиеся с лаптями, на ногах обвязывая так, чтобы крест, образуемый шнурками, приходился спереди, а не сза­ди, как у живых. Таким образом, придавалось как бы обратное направление движению умершего чтобы он не мог вернуться назад в дом.
Прежде был известен обычай помещать постель умершего и одежду, в которой он умер, под куриный насест и держать их там в течение шести недель (пока душа умершего, по поверью, находится дома и нуждается в одежде). Местонахождение одежды свиде­тельствует о связях души с образом птицы. В наши дни это поверье редко кто помнит. Некоторые родственники умерших сохраняют одежду и постель до этого срока, но боль­шинство вещей, принадлежащих покойному, сжигают или закапывают.
В настоящее время в обычае хоронить в новой, еще не носившейся одежде прослежи­вается отголосок верования, что новизна одежды умерших - синоним чистоты, безгреш­ности души, которая должна являться на тот свет чистой. Многие пожилые люди заранее готовят себе «смертный наряд».
Хотя сейчас, чаще всего в силу экономических причин, бывает, что хоронят и в старом - мужчин обычно в темном костюме, рубашке с галстуком, женщин - в платье или юбке с кофтой, как правило, светлых тонов, но использование в качестве обуви специальных тапочек - явление повсеместное. Они входят в комплект похоронных принадлежностей (так же, как и покрывало, имитирующее саван) ритуальных бюро. Тапочки без твердой подошвы, как обувь, не предназначенная для носки, отражают вышесказанный обычай облачать покойного в «ненастоящую» обувь и одежду.
Прежде (да иногда и теперь) при положении умершего в гроб принимали меры магичес­кой предосторожности. Тело брани не голыми руками, а надевали рукавицы. Избу посто­янно окуривали ладаном, сор из избы не выносили, а подметали под гроб, направляя в сторону умершего. Эти действия отражают ч уест во страха перед покойником, восприятие его как воплощения вредоносной мертвящей сипы, от которой необходимо себя оградить.
Пока готовили гроб, омытого покойника клали, на лавку, застеленную соломой, в пере­днем углу избы так, чтобы его лицо было обращено к иконам. В избе соблюдали тишину и сдержанность. Гроб соответственно рассматривался как последний реальный дом умерше­го. Важным элементом собирания покойного на тот свет было изготовление гроба – «домови­ны», подобия настоящего дома. Иногда даже делали в гробу застекленные оконца.
В местностях богатых лесом старались делать гробы, выдолбленные из ствола дере­ва. Использовались разные виды деревьев, но только не осина. Гробы устилались изнут­ри чем-нибудь мягким. Обычай делать из гроба имитацию постели сохранился повсемест­но. Мягкая обивка, покрытая белым материалом, подушка, покрывало. Некоторые пожи­лые женщины собирают при жизни собственные волосы, чтобы набить ими подушку.
Правила православного захоронения предусматривают класть в гроб мирянину, помимо нательного крестика, образок, венчик на лоб и «рукописание» - написанную или напечатан­ную молитву, отпускающую грехи, которую вкладывают в правую руку покойника, а также свечи.
До сих пор сохраняется и легко объяснимый обычай класть в гроб вещи, которые могут якобы пригодиться умершему на том свете, корни его совершенно очевидно уходят в языческие времена.

otpevanie pravoslavnoe.jpg

Сорокоуст о упокоении

Этот вид поминовения усопших можно заказать и в любой час – в этом тоже нет никаких ограничений. Великим постом, когда намного реже совершается полная литургия, в ряде церквей так практикуют поминовение – в алтаре в течение всего поста прочитывают все имена в записках и, если служат литургию, то вынимают частички. Нужно только помнить о том, что в этих поминаниях могут участвовать крещеные в Православной вере люди, как и в записках, подаваемых на проскомидию, разрешается вносить имена только крещеных усопших.

Проводы усопших

Если первый этап традиционных русских похорон представлял собой сборы в дорогу в загробный мир, то второй этап являлся как бы началом этой дороги. Комплекс обрядов этого этапа (вынос тела, отпевание в храме, похоронная процессия на кладбище, захоро­нение возвращение родственников умершего в дом) многофункционален. Он включает как исполнение христианских требований, так и серию предохранительных магических дей­ствий, основанных на страхе перед умершим.
К первым относятся чтение и моления «на исход души». Хотя теперь в городе чаще всего стараются в день смерти перевезти усопшего в морг, в православных семьях, а небольших городах и деревнях, где нет моргов, сохраняется традиция ночного бдения око­ло покойника. В тех случаях, когда не приглашается священник, Псалтирь или другие священные книги читаются верующими мирянами. Зачастую даже бывает, что ночные бдения старушек возле умерших ровесниц не сопровождаются чтением христианских тек­стов, а проходят в самых обычных воспоминаниях или беседах – «я посидела у гроба, и у меня посидят».
Поныне устойчиво сохраняется такая деталь похоронного ритуала: сразу после смерти на полочку к иконам или на окно ставят стакан воды, накрытый куском хлеба.
На поминальном обеде подобным образом оставляют рюмку водки, накрытую куском хлеба, и иногда этот символический прибор ставится у символического места покойного за столом. Наиболее типичное объяснение этого – «душа находится до шести недель дома».
Истоки подобного обычая вероятно такие: это присущая всем древним верованиям пищевая жертва. В данном случае, правда, трудно определить, кому изначально - духу умершего, предкам, Богу или это откуп от злого духа. Сейчас этот распространенный, как и другие, элемент обряда является в большей степени средством облегчения утраты, снятия стрессового психологического состояния близких, поддержания убеждения, что, следуя традиции, они отдают умершему последний долг.
Один из элементов домашнего траурного ритуала - зажжение свечей в изголовье покойного, их прикрепляют к углам гроба, ставят в стакан на стопе, а перед иконами - лампады.
В настоящее время точные сроки выноса тепа, отпевания, похорон, согласные с церковными правилами, соблюдаются редко, и священнослужители, совершающие заупо­койные требы, обычно не настаивают на точности. В народе же бытует мнение, что рань­ше двенадцати часов и позже захода солнца выносить покойного из дому нельзя.
Любопытно, что много народных обрядов, связанных с выносом тела, проводами на кладбище, несут на себе отпечаток языческой предохранительной магии
В самой психологии картины смерти, присутствия трупа среди живых лежит противоре­чие жизни и смерти, отсюда и боязнь мертвецов, как относящихся уже к непостижимому миру.
Опасность мертвеца для живых состояла в том, что он якобы может вернуться в дом и «увести» кого-либо из близких за собой. К мерам, оберегающим живых, следует отнести обычай выносить тело из дома нотами вперед, стараясь не задеть за порог и косяки двери, чтобы предотвратить возвращение покойника по своему следу.
Известен и такой обычай, как «замещение места» покойного. На стол или стулья, на которых в доме стоял гроб, после выноса покойного садятся, а потом эта мебель на неко­торое время переворачивается кверху ножками. Смысл этого обряда тот же, что и способ выноса гроба - препятствие возвращению покойника.
В прошлом на русских похоронах, как только выносили гроб, на то место, где он стоял, падал кто-либо из родственниц покойника или садилась сама хозяйка дома. На севере, в Сибири, как только покойника вынесут, на передний угол избы клали камень или полено, или ставили квашню, чтоб не умер другой член семьи. Существовал и такой обычай; один из родственников три раза обходил вокруг гроба с топором в руках, держа его лезвием вперед, при последнем обходе ударял обухом по гробу. Иногда при выносе покойника кла­ли топор на пороге. Археологические материалы свидетельствуют о том, что суеверное отношение к топорам уходит в глубокую древность. У древних славян топор являлся символом Перуна и был связан с громом и молнией, и следовательно был амулетом, оберегом от злых, вредоносных для человека духов. В позднейшие времена он также играл для покойного отпугивающую роль от «нечистой» силы либо для дома от самого покойного.
К рассматриваемой группе обычаев относится широко распространенный у многих на­родов, в том числе и у славян, обычай выносить умершего не через входную дверь, служащую живым, а через окно или специально проделанное отверстие. Смысл его - обмануть покойника, чтобы «запутать его след»; согласно верованиям, мертвец может вернуться в дом только известным ему при жизни путем. Но сейчас этот обычай, особен­но в городе встречается очень редко.
Издревле в славянских сельских общинах - истоке наших обрядовых традиций - смерть носила социальный характер. Восприятие смерти одного из членов сельского коллектива в общественном сознании отражалось не как узкосемейное событие, а как общественно зна­чимое, нарушающее течение деревенской жизни, причем чем значительнее была личность умершего, тем более широкая округа оказывалась втянутой в орбиту обрядовых действий, направленных на нейтрализацию смертоносной силы, исходящей от покойника, предотвра­щение зла, которое он мог причинить в будущем, обеспечение его благорасположения и помощи.
Глубинная идейная основа этого явления, восходящая к культу предков и его связи с аграрными культами, позднее переосмыслилась, оказалась соотнесенной с социальной средой сельской общины. Мотивом обеспечения благорасположения умершего являлось то, что умерший на том свете будет встречать души людей, которые провожали его на земле. В соответствии с нормами обычного права похороны были делом всего сельского общества участие в них было обязательным для всех односельчан, проведение их конт­ролировалось общиной.
Обряд похорон имел определенный нравственно-этический аспект. При выносе тела умершего из дома в народе было принято громко плакать, открыто выряжая свое горе причитаниями. В них показывалась общественная оценка жизни покойного, проявлялась его репутация. Над гробом причитали не только близкие родственники покойного, но и соседи. Если родственницы не плакали, соседи брали под сомнение чувство привязанно­сти родных к умершему. В плачах имело место воздействие на общественное мнение в отношении живых. «Вытье» считалось данью уважения и любви к покойнику. По числу воющих женщин (не родственниц) можно было определить, каковы были отношения умер­шего с соседями.
Еще древнерусская церковь наложила запрет на народные вопли и плачи - «не пла­кать по умершим». Надгробные плачи расценивались как проявление языческих пред­ставлений об участи души за гробом, отсутствие у народа христианской веры в бессмер­тие души. Как уже упоминалось, матери не должны были плакать по умершим детям. В народных религиозных рассказах в наглядных образах рисовалась скорбная участь на том свете умерших детей, оплаканных матерями: умершие дети изображались или в отяже­левших от материнских слез одеждах, или сидящими в болоте, или носящими в тяжелых ведрах изливаемые матерью слезы. Однако церковный запрет в повседневной жизни не соблюдался.
Петр I со свойственной ему страстью к администрированию издал даже специальный указ о воспрещении плача на похоронах, который действия не возымел.
Порядок организации и следования похоронной процессии в различных регионах Рос­сии в прошлом был в основном однотипен. Похоронное шествие возглавлял несущий распятие или икону, обрамленную рушником. Затем следовали один или два человека с крышкой гроба на голове, за ними - духовенство. Две-три пары мужчин несли гроб, за которым шли близкие родственники. Траурную процессию замыкали соседи, знакомые, любопытные.
Интересно, что обычай нести гроб на руках сравнительно поздний. В русских деревнях еще в прошлом веке из суеверных соображений переносить гроб часто старались в рука­вицах, на полотенцах, на жердях, на носилках.
Того же рода и способ перевоза гроба на кладбище. В некоторых местах старались доставить мертвеца к месту захоронения на санях, причем даже летом. Сани потом либо сжигали, либо оставляли до сорокового дня лежащими вверх полозьями. В этом обычае можно заметить переплетение языческого обряда сожжения трупа вместе со средством загробного передвижения и магического препятствия возвращению мертвеца.
При выносе покойника из дома в прошлом производился обряд «первой встречи», сим­волизировавший тесную связь мертвых и живых. Он состоял в том, что человеку, который первым встретил на пути похоронную процессию, вручали краюху хлеба, завернутую в полотенце. Подарок служил напоминанием, чтобы «первый встречный» помолился за умер­шего, а умерший в свою очередь первым встретил на том свете принявшего хлеб.
По дороге до храма и от храма до кладбища разбрасывали зерно для кормления птиц, что служит еще одним подтверждением двойственного представления о посмертном бы­тии души в виде ее зооморфного образа или а виде бестелесной субстанции.
Похоронной процессии, по Церковному уставу, полагалось останавливаться только в церкви и возле кладбища, и, как правило, она останавливалась в наиболее памятных для покойного местах села, около дома умершего соседа, на перекрестках дорог, у крестов, которые в некоторых местностях так и назывались «покойничьими». Здесь часть провожа­ющих останавливалась, далее следовали преимущественно родственники. Первоначаль­ный смысл этого обряда, видимо, заключался в том, чтобы спутать следы, чтобы умер­ший не мог вернуться к живым, а впоследствии это истолковывалось как прощание умер­шего с теми местами, с которыми была связана его жизнь
На современных похоронах иногда выполняется запрет - обычай не разрешает детям (сыновьям) нести гроб с телом родителей и закапывать могилу. В прошлом запрет был обусловлен боязнью очередной жертвы в семье, страхом перед магической способнос­тью умершего увести за собой в могилу кровного родственника. В настоящее время гроб чаще несут товарищи по работе, дальние родственники.
В целом обряд несения гроба сейчас значительно видоизменился по сравнению с прошлым. При общественно значимых похоронах, известных лиц, при большом стечении родственников, друзей, коллег покойного гроб стараются пронести на руках там, где позволяют условия, как можно дольше в знак уважения к памяти безвозвратно ушедшего человека.
Состав современного траурного шествия обычно таков: вначале несут венки, потом крышку гроба - узкой частью вперед, гроб с покойником. За гробом первыми идут родные, близкие, затем все провожающие.
Устоявшийся гражданский ритуал похорон определяет и состав похоронного шествия с элементами, невозможными в прошлом и в православном ритуале: траурная музыка духового оркестра, несение в шествии портрета покойного в черной рамке, несение поду­шечек с орденами и медалями, прощальные речи. Интересно отметить, что в наши дни часто встречается причудливое смешение гражданского ритуала с церковным. Например, установление на могиле одновременно и православного креста, и портрета умершего человека.

poxoroni.jpg

Панихида


Панихида начинается обычным возгласом: "Благословен Бог наш всегда, ныне, и присно, и во веки веков". Затем читается Трисвятое по Отче наш. Господи помилуй 12 раз. Слава и ныне. Приидите поклонимся...псалом 90-й: "Живый в помощи Вышняго...". В этом псалме пред нашим духовным взором предстоит отрадная картина перехода в вечность истинно верующей души по таинственному пути, ведущему к обителям Отца Небесного. В символических образах аспидов, львов, скимнов и драконов псалмопевец выражает мытарства души на этом пути. Но здесь псалмопевец изобразил нам и Божественное охранение верной души усопшего: "Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы; перьями Своими осенит тебя, и под крыльями Его будешь безопасен; щит и ограждение - истина Его". Верная душа говорит Господу: "прибежище мое и защита моя, Бог мой, на Которого я уповаю".

Похороны

Обряд погребения совершался до захода солнца, когда оно находится еще высоко, чтобы «заходящее солнце могло захватить с собой умершего»
Это, а также, например, опускание вместе с гробом в могилу церковных свечей, горев­ших во время отпеваний, не противоречит законоположениям православия. Также, как и существующее поныне последнее целование умершего близкими и родственниками, как и обычай со стороны провожающих бросить в могилу по горсти земли с пожеланиями: «Пусть земля тебе будет пухом». Впрочем, вместо этой фразы можно кратко помолиться: «Упокой, Господи, душу раба Твоего новопреставленного (имя), и прости ему вся согрешения его вольная и невольная и даруй ему Царствие Небесное». Молитву эту можно совершать и перед тем, как приступить к очередному блюду во время поминок.
Был и кое-где остается такой архаический элемент обрядности, как обычай бросать в могилу мелкие деньги. Существовало несколько народных, истолкований этого обычая. Одно - как выкуп места на кладбище для умершего, что является дополнительным свиде­тельствам связи умершего с местом его захоронения - могилой, землей. Если не откупить места, покойник будет по ночам приходить к живым родственникам и жаловаться на то, что «хозяин» подземного мира гонит его из могилы. По другому варианту деньги клали, чтоб умерший мог купить себе место на том свете.
По народно-христианскому истолкованию деньги, положенные в гроб или брошенные в могилу, предназначались для оплаты перевоза через огненную реку или для оплаты свобод­ного прохода по мытарствам. Этот обряд сохраняет устойчивость и совершается независимо от того, к какой возрастной, социально-профессиональной группе принадлежал при жизни покойник.
Иногда а могилу бросают «слезовой» платочек. После того, как могила засыпана, на надмогильном холме устанавливают венки, в центре – цветы. Иногда сразу ставят крест или временный обелиск, памятную доску с фамилией, именем, датой рождения и смерти.
Считается за правило не устанавливать постоянный памятник на могиле ранее, чем через год после смерти.
Естественная для любивших и потерявших близкого человека трагедия прощания с ним на погребении сопровождается плачем, причитаниями женщин. Но мало кто пред­ставляет, что причитания типа «Ой, мамочка, на кого ж ты меня оставила...», «Что ты собрался так рано, муж мой любимый» содержат в себе элементы формул еще язычес­ких намогильных причитаний, которым не менее двух тысяч лет.
Традиционное угощение кладбищенских рабочих-копателей, краткая поминальная трапеза на погосте с выпивкой «за помин души», с кутьей, блинами, с разбрасыванием остат­ков пищи на могиле для птиц (душ умерших) повсеместно существует и теперь.
В прошлом особым способом поминовения души была «тайная», или «потаенная», милостыня. Она обязывала соседей молиться за усопшего, при этом молящийся прини­мал на себя часть грехов умершего. «Тайная» милостыня состояла в том, что родственни­ки умершего сорок дней раскладывали по окнам, крыльцам беднейших соседей (бобылок, стариков и т. п.) подаяние, хлебцы, блины, яйца, коробки спичек, иногда более крупные вещи - платки, куски ткани и др. Как и все поминки были жертвой, так и милостыня была жертвенной пищей. Помимо «тайной» милостыни, существовала явная, открытая милостыня – «в знак памяти» - раздача пирогов, печенья, сладостей нищим и детям у ворот кладбища. При отпевании также раздавали присутствующим по калачу и зажженной све­че. Во многих местах каждому участнику поминок вручали по новой деревянной ложке, чтобы при еде этой ложкой вспоминали умершего. Для спасения грешной души делали пожертвование на новый колокол, чтобы он «вызвонил» погибшую душу из ада, или отда­вали соседям петуха, чтобы он пел за грехи покойника.
Сейчас, помимо раздачи милостыни кладбищенским и церковным нищим, существует и особая форма милостыни-поминовения - раздача на похоронах некоторым близким плат­ков. Платки эти полагается бережно хранить.

Траур и поминки

В прошлом, в соответствии с народными этическими нормами, члены семьи умершего должны были соблюдать определенные формы траура. Требование соблюдения траура распространялось как на длительный период - год, так и на более короткий срок - шесть недель после смерти. Наиболее общепринятые формы траура ношение траурной одежды, запрет на выход замуж вдовы и женитьбу вдовца, брак взрослых детей. Первоначальный смысл траурной одежды - изменение обычного вида с целью предупреждения возвраще­ния умершего - уже давно утрачен, но обычай сохраняется и по сей день.
Траур предполагал также отказ от развлечений, плясок, песен. В качестве траурной одежды у людей небогатых использовалась обычная рабочая одежда. Но в некоторых, особенно в северных губерниях России, а период траура носили старинный национальный наряд.
Траур, «тужение» по случаю потери кормильца, хозяйки держался всегда дольше, чем траур по старикам. И сейчас не утратило своего значения соблюдение траура по умерше­му: ношение темного платья, черного платка до 40 дней, частое посещение кладбища, запрет на развлечения и участие в светских праздниках и т. п. Нельзя не заметить, что и здесь происходит упрощение, размывание традиции. Более длительный срок ношения черного или темного платья (год и более) обусловлен тяжестью потери. Их носят чаще матери, потерявшие взрослых безвременно погибших детей.
До одного года иногда соблюдают траур также и вдовы. Дочери, похоронившие преста­релых родителей, сокращают срок ношения траурной одежды до шести недель, а то и до одной недели. Мужчины надевают темный костюм только для участия в погребальном ритуале, а в последующем - не соблюдают внешних признаков траура.
В знак траура в доме занавешивают зеркала, останавливают часы; из помещения, где стоит гроб с телом, умершего, выносят телевизор.
Традиционно в России похороны всегда завершались поминками, поминальным обе­дом. Совместная трапеза закрепляла похоронный обряд, была и остается его не самой печальной, а, напротив, иногда даже жизнеутверждающей частью.
Похоронному обряду в большей степени, чем другим семейным обрядам, присуща фун­кция семейного и общественного психологического объединения. Она проявляется в том, что обряд формирует чувство близости со своей семьей, родственным коллективом, сель­ской общиной - через сплочение в горе, преодоление несчастья, разделение потери се­мьи, объединение в поддержке.
Одновременно обряд нес идею исторической связи живых и мертвых, непрерывности жизни в чередовании поколений. Смысл поминок - пробуждение и поддержание памяти, воспоминания об умерших предках. В поминальном обряде всегда сохранялось воспоми­нание о том что умершие были когда-то живыми, и что воспоминание мыслилось как дей­ствие, в котором умерший воплощается и становится как бы его участником.
В некоторых формах поминок, сохранивших традицию приглашения широкого обще­ственного круга, можно восстановить идею связи родового коллектива. В этом плане по­казателен состав участников поминального стола сразу после похорон и на сороковой день. В XIX веке поминание было семейным обрядом, собиравшим в основном родствен­ников и близких. Почитание мертвых носило домашний характер. Но местами поддерживалась идущая из глубины веков традиция, что на поминки может прийти любой человек. В качестве почетных гостей приглашали духовенство.
В народе прочно бытовало представление, что молитва облегчает участь грешной души за гробом, помогает ей избежать адских мучений. Поэтому родственники умершего заказывали в церкви заупокойную службу (обедню) с поминанием усопшего в продолжении шести недель после смерти - сорокоуст. Кто победнее, тот заказывал сорокоуст читаль­щику, который в течение сороки дней на дому умершего читал канон. Имена умерших записывали в годовое поминовение - синодик.
Традиционные срони поминовения умерших в рамках семейной обрядности были ори­ентированы на сроки, установленные церковью. Помимо церкви, одним из путей распрос­транения религиозных сведений о поминальных сроках была популярная литература, пред­назначенная для народного понимания, в частности, ходовые «Поминания», рассказываю­щие о судьбе душ в загробном мире. В народной среде отмечались следующие поми­нальные дни: день похорон, третий и шестой дни после смерти - редко, девятый и двад­цатый - не всегда, сороковой - обязательно. Далее «справляли» полугодовину, годовину, а затем - уже в рамках календарной обрядности - следовали родительские дни.
В акте совместной поминальной трапезы сохранялась определенная знаковость обря­довых блюд: они имели скорее символический, нежели ритуальный характер. Этнический колорит прослеживается в наборе блюд, порядке их смены, времени проведения обрядо­вой трапезы. Основой рациона русских был хлеб. Хлеб в его разновидностях всегда ис­пользовался и в обрядовых целях. Поминальная трапеза начиналась и заканчивалась кутьей и блинами, их дополняли оладьи. На поминках использовались архаические виды пищи - кутья, каша, которые отличались древним происхождением и простотой приготов­ления. Кутью в разных местностях готовили по-разному из зерен пшеницы, сваренных в мёду, из разваренного риса с сахаром и изюмом. В качестве поминального блюда упот­реблялась и каша (ячневая, пшенная), с которой у русских было связано представление об особой силе, заключавшейся в ней. Подача блюд строго регламентировалась. По пос­ледовательности блюд поминальная трапеза носила форму обеда. Первое - похлебка, щи, лапша, суп. Второе - каша, иногда жареный картофель. Закуски - рыба, студень, а также к столу подавались овсяный кисель и мед. В постные дни поминальный стол вклю­чал преимущественно постные блюда, в скоромные дни в состав блюд традиционно вхо­дили мясные щи и куриная лапша. Вино (водка) на поминках употреблялись, но не везде.
Из серии поминальных сроков кульминационным был сороковой день. Согласно народному объяснению, этот срок связан с тем. что в течение сорока дней душа умершего находится на земле. Бог не «определяет» ее ни в ад, ни в рай, ангелы носят душу умерше­го по тем местам, где покойник грешил, и душа его замаливает грехи. На сороковой день совершается Божий суд и душа покидает землю окончательно. По народному поверью, душа умершего на сороковой день «является» в свой дом на целые сутки и уходит лишь после так называемого «отпуска» души, или «проводин». Если «проводины» не устроить, то покойник будет мучаться. В проводах души выражалась забота живых о загробной судьбе мертвых.
Подчас традиции сорокового дня были трогательны и наивны. К приходу умершего заранее готовились: мыли дом, с вечера застилали постель белой простыней и одеялом. К постели никто не мог прикасаться, она предназначалась исключительно для покойника. С утра приготовляли обильный обед, на котором бывало много вина. К полудню накрыва­ли стол, собирались родные и знакомые. Приглашенный священник служил литию. За столом он занимал главное место, с правой стороны от него оставляли пустое место для умершего. На этом месте, под салфеткой ставили тарелку, рюмку с вином, водкой, клали хлеб. Кланяясь этому месту, хозяева как бы обращались к незримому покойнику: «Кушай-ка, родименький». После обеда возглашалась «вечная память» и начиналось прощание с умершим, сопровождаемое плачем. Взоры родственников обращались в сторону церкви и кладбища, так как считалось, что прежде чем уйти навсегда, покойник прощается со своей могилой.
Особую роль в поминальном обряде играло полотенце - символ пути, указатель доро­ги домой. Обычно в углу дома у окна вешали полотенце, которое находилось там, а тече­ние сорока дней оно предназначалось для души умершего, которая, по поверьям, сорок дней ходит по «своим местам» и, прилетая к дому, отирает полотенцем свое лицо.
Поминки, проводившиеся в ближайшие после смерти сроки - до сорокового дня, а затем через полгода и год, совершались как семейный обряд, обряд жизненного цикла, семейное священнодействие. Им был присущ замкнутый характер, присутствие узкого круга родственников, близких членов семьи. Он направлен на конкретную личность, опре­деленного члена семьи. Их цель - сохранение кровнородственных связей с умершими.
Поминовения по родительским субботам всегда в народе соблюдались с особым тща­нием. Да и в панихиды случившиеся в другие дни, многие старались подать записочку о молении за упокой души. Ввиду невысокой грамотности населения почти в каждой семье имелся составленный для семьи батюшкой синодик со списками имен умерших, которых следовало поминать в церкви.
Поминки и по сей день представляют собой не только одну из традиционных форм выражения жалости и сострадания, но и устойчивую форму общения населения, о чем свидетельствует участие в них обычно большого числа родственников, знакомых, сосе­дей, сослуживцев, приходящих на них без специального приглашения. Они являются од­ним из мощных средств передачи от одного поколения к другому народных традиций. В этом важнейшая причина сохранения их бытования в народе. В поминальной трапезе со­храняются обрядовые еда и питье, причем удерживаются не отдельные блюда, а нередко их традиционный набор.
Чаще всего поминальный стол - это обычный торжественный стол, только с более скромным украшением блюд. Однако отмечено, что многие считают более приличным употребление в виде напитков домашнего компота или характерного для русской кухни киселя, а не покупного лимонада: из крепких напитков - водки и кагора («церковного вина»), а не коньяка, шампанского и пр.
Сейчас приобретает все большую масштабность посещение могил умерших на право­славные Праздники - Пасху и Троицу. Первостепенную роль во внецерковной стороне современной обрядности Пасхи играет совместная трапеза с умершими, восходящая к языческому жертвоприношению. На могилах (на тарелках, на бумаге) помещают приноше­ния в разных наборах, например, несколько крашеных яиц, кусок кулича, яблоко, конфеты или раскрошенный кулич; очищенные яйца; или на столике у могилы пшено, несколько штук печенья.
Иногда оставляют на могиле стаканчик спиртного «для покойника». Или же, если семья устраивает на кладбище импровизированную трапезу, стаканчик водки выливается на могилу.
На Пасху и Троицу принято ремонтировать, подкрашивать крест, памятник, оградку (ве­сенний ремонт «дома покойного»), украшать могилу цветами. На Троицу особенно трога­телен обычай использовать полевые цветы и венки из березовых веток, развешиваемых на крестах и оградках.
Итак, в русском погребальном обряде, несмотря на печальный, порой даже трагичный характер его причины - смерти человека - сохраняется множество очень старых тради­ций, служащих объединению семьи и сплочению всего нашего народа, носителя древней и великой культуры.

xristiane.jpg

Поминовение на Божественной Литургии (Церковная записка )

О здравии поминают имеющих христианские имена, а о упокоении - только крещенных в Православной Церкви.

На литургии можно подать записки:

На проскомидию - первую часть литургии, когда за каждое имя, указанное в записке, из особых просфор вынимаются частицы, которые впоследствии опускаются в Кровь Христову с молитвой о прощении грехов Дни особого поминовения усопших (родительские дни)

Каждый день недели в Православной Церкви приурочен к особому воспоминанию (Пресвятой Богородицы, Иоанна Крестителя и др.). Суббота же посвящена памяти всех святых и почивших. В субботу (означающую по-еврейски - покой) Церковь молится за всех перешедших от земли в загробный мир, как совершенных (святых), так и несовершенных, участь которых еще окончательно не решена. Кроме ежедневных молитв и субботы, в году есть отдельные дни, преимущественно посвященные молитвам за усопших. Это, так называемые, родительские дни (на Руси всех усопших предков было принято называть родителями):
1. Мясопустная вселенская родительская суббота - за неделю до Великого поста. Название мясопустной эта суббота получила по следующему за ней дню - "Недели мясопустной", т.е. дню, в который последний раз разрешается мясная пища.
2. Родительская вселенская суббота 2-й недели Великого поста.
3. Родительская вселенская суббота 3-й недели Великого поста.
4. Родительская вселенская суббота 4-й недели Великого поста.
5. Радоница - вторник второй недели после Пасхи. Радоницей этот день назван в ознаменование радости живых и усопших о Воскресении Христовом.
6. 9-го мая - день поминовения всех погибших в годы Великой Отечественной войны (постановление о поминовении принято на Архиерейском Соборе, проходившем в ноябре-декабре 1994 года).
7. Троицкая вселенская родительская суббота - суббота перед днем Святой Троицы. (В настоящее время сложился неправильный обычай считать родительским днем сам праздник Троицы).
8. Димитриевская суббота - суббота за неделю перед праздником памяти великомученика Димитрия Солунского (8 ноября по новому стилю) - Небесного Покровителя благоверного великого князя Димитрия Донского. Одержав победу на Куликовом поле, князь Димитрий совершил поименное поминовение павших на поле брани воинов накануне своего дня Ангела. С тех пор Церковь поминает в этот день, названный народом Димитриевской субботой, не только воинов, погибших за Отечество, но и всех усопших православных христиан.
9. Кроме того, в день Усекновения главы Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна (11 сентября по новому стилю) Церковь совершает поминовение православных воинов, за Веру и Отечество на поле брани убиенных. Поминовение в этот день установлено в 1769 году во время войны с турками и поляками по указу императрицы Екатерины П.
В родительские дни православные христиане посещают храмы, в которых совершаются заупокойные службы. В эти дни принято приносить жертву на панихидный стол (канун) - различные продукты (за исключением мясных). После совершения панихиды продукты раздаются служащим храма, нуждающимся, отправляются в детские дома и дома престарелых. Продукты на панихидный стол приносят и в другие дни, когда заказывают панихиду, так как это есть милостыня за усопших.
В весенние и летние родительские дни (Радоница и Троицкая суббота) принято после церкви посетить кладбище: поправить могилки умерших родственников и помолиться уже рядом с их погребенными телами. Обычай оставлять на могилках различную снедь к православию никакого отношения не имеет. Это все отголоски языческих тризн. В некоторых местах существует обычай в Радоницу приносить на кладбище и оставлять там крашеные яйца и конфеты, как бы символично христосоваясь с умершими. Но лучше этого не делать, а, мысленно похристосовавшись с почившим, самому скушать яйцо. Иначе эту пищу просто расклюют и съедят птицы и собаки, напачкав вдобавок на могиле.
Большой грех на кладбище, где покоятся наши близкие, пить спиртное. Самое лучшее, что вы можете сделать для них, - это совершить молитву, хотя бы такую краткую: «Упокой, Господи, души усопших раб Твоих, всех наших родных и близких, и прости их вся согрешения вольная и невольная, и даруй им Царствие Небесное».

Домашние молитвы об усопших

Молитву об усопшем Святая Церковь считает необходимой частью не только богослужения в храме, но и домашнего правила. Конечно, главное - это церковное поминовение усопших, вместе с пастырями. Но домашняя молитва - это так же и наш долг перед усопшими, доказательство нашей любви к ним. Тем более необходима домашняя молитва в дни памяти умерших, если невозможно было помянуть их в храме.
В третий, девятый, сороковой дни и годовщины (где принято, также в двадцатый день и полгода) память усопшего следует почтить чтением Панихиды. Во все сорок дней после кончины время особого поминовения, когда решается судьба души почившего, ежедневно должен читаться Канон об усопшем. Все эти последования можно читать как дома, так и на кладбище. В остальные дни можно читать или Панихиду, или отдельно Каноны об усопшем, усопших. Также поминают усопших на Псалтири и читают помянник в утренних (а по желанию и в вечерних) молитвах. Под субботу можно читать за всех своих родственников один из Канонов об усопших.
Великий канон об усопших в церкви совершается всего два раза в год - в Мясопустную и Троицкую Вселенские родительские субботы. Но в домашней молитве можно его читать и в любое другое время - по желанию и по силам, по благословению духовника. Это поминовение всех от века усопших православных христиан. Есть благочестивый обычай - раз в году совершать поминовение всех своих сродников и в домашней молитве, и поминальной трапезой. Можно выбрать для этого или день памяти кого-то из родных, или просто какой-то удобный для поминовения день, когда разрешена, по Уставу, домашняя заупокойная молитва, то есть не в праздничные и не в воскресные дни. Необходимо особо отметить, что о составе и пределах своей домашней молитвы обязательно следует советоваться со священником, а главное - со своим духовным отцом.

Церковные требы в православных храмах Иерусалима

Сорокоуст о упокоении Неусыпаемая псалтирь Церковная записка Молебен о здравии Сорокоуст о здравии Храмы и монастыри в которых совершаются богослужения
Mamita
Москва
Заклинатель змей. Варлам Шаламов

Ну все...пока все истории его не прочитаю...не успокоюсь теперь. Буду то, что понравилось более всего - сюда выкладывать.

.....

Мы сидели на поваленной бурей огромной лиственнице. Деревья в краю вечной мерзлоты едва держатся за неуютную землю, и буря легко вырывает их с корнями и валит на землю. Платонов рассказывал мне историю своей здешней жизни - второй нашей жизни на этом свете. Я нахмурился при упоминании прииска «Джанхара». Я сам побывал в местах дурных и трудных, но страшная слава «Джанхары» гремела везде.

- И долго вы были на «Джанхаре»?

- Год, - сказал Платонов негромко. Глаза его сузились, морщины обозначились резче - передо мной был другой Платонов, старше первого лет на десять.

- Впрочем, трудно было только первое время, два-три месяца. Там одни воры. Я был единственным... грамотным человеком там. Я им рассказывал, «тискал рóманы», как говорят на блатном жаргоне, рассказывал по вечерам Дюма, Конан Дойля, Уоллеса. За это они меня кормили, одевали, и я работал мало. Вы, вероятно, тоже в свое время использовали это единственное преимущество грамотности здесь?

- Нет, - сказал я, - нет. Мне это казалось всегда последним унижением, концом. За суп я никогда не рассказывал романов. Но я знаю, что это такое. Я слышал «романистов».

- Это - осуждение? - сказал Платонов.

- Ничуть, - ответил я. - Голодному человеку можно простить многое, очень многое.

- Если я останусь жив, - произнес Платонов священную фразу, которой начинались все размышления о времени дальше завтрашнего дня, - я напишу об этом рассказ. Я уже и название придумал: «Заклинатель змей». Хорошее?

- Хорошее. Надо только дожить. Вот - главное.

Андрей Федорович Платонов, киносценарист в своей первой жизни, умер недели через три после этого разговора, умер так, как умирали многие, - взмахнул кайлом, покачнулся и упал лицом на камни. Глюкоза внутривенно, сильные сердечные средства могли бы его вернуть к жизни - он хрипел еще час-полтора, но уже затих, когда подошли носилки из больницы, и санитары унесли в морг этот маленький труп - легкий груз костей и кожи.

Я любил Платонова за то, что он не терял интереса к той жизни за синими морями, за высокими горами, от которой нас отделяло столько верст и лет и в существование которой мы уже почти не верили или, вернее, верили так, как школьники верят в существование какой-нибудь Америки. У Платонова, бог весть откуда, бывали и книжки, и, когда было не очень холодно, например в июле, он избегал разговоров на темы, которыми жило все население, - какой будет или был на обед суп, будут ли давать хлеб трижды в день или сразу с утра, будет ли завтра дождь или ясная погода.

Я любил Платонова, и я попробую сейчас написать его рассказ «Заклинатель змей».

Конец работы - это вовсе не конец работы. После гудка надо еще собрать инструмент, отнести его в кладовую, сдать, построиться, пройти две из десяти ежедневных перекличек под матерную брань конвоя, под безжалостные крики и оскорбления своих же товарищей, пока еще более сильных, чем ты, товарищей, которые тоже устали и спешат домой и сердятся из-за всякой задержки. Надо еще пройти перекличку, построиться и отправиться за пять километров в лес за дровами - ближний лес давно весь вырублен и сожжен. Бригада лесорубов заготовляет дрова, а шурфовые рабочие носят по бревнышку каждый. Как доставляются тяжелые бревна, которые не под силу взять даже двум людям, никто не знает. Автомашины за дровами никогда не посылаются, а лошади все стоят на конюшне по болезни. Лошадь ведь слабеет гораздо скорее, чем человек, хотя разница между ее прежним бытом и нынешним неизмеримо, конечно, меньше, чем у людей. Часто кажется, да так, наверное, оно и есть на самом деле, что человек потому и поднялся из звериного царства, стал человеком, то есть существом, которое могло придумать такие вещи, как наши острова со всей невероятностью их жизни, что он был физически выносливее любого животного. Не рука очеловечила обезьяну, не зародыш мозга, не душа - есть собаки и медведи, поступающие умней и нравственней человека. И не подчинением себе силы огня - все это было после выполнения главного условия превращения. При прочих равных условиях в свое время человек оказался значительно крепче и выносливей физически, только физически. Он был живуч как кошка - эта поговорка неверна. О кошке правильнее было бы сказать - эта тварь живуча, как человек. Лошадь не выносит месяца зимней здешней жизни в холодном помещении с многочасовой тяжелой работой на морозе. Если это не якутская лошадь. Но ведь на якутских лошадях и не работают. Их, правда, и не кормят. Они, как олени зимой, копытят снег и вытаскивают сухую прошлогоднюю траву. А человек живет. Может быть, он живет надеждами? Но ведь никаких надежд у него нет. Если он не дурак, он не может жить надеждами. Поэтому так много самоубийц. Но чувство самосохранения, цепкость к жизни, физическая именно цепкость, которой подчинено и сознание, спасает его. Он живет тем же, чем живет камень, дерево, птица, собака. Но он цепляется за жизнь крепче, чем они. И он выносливей любого животного.

О всем таком и думал Платонов, стоя у входных ворот с бревном на плече и ожидая новой переклички. Дрова принесены, сложены, и люди, теснясь, торопясь и ругаясь, вошли в темный бревенчатый барак.

Когда глаза привыкли к темноте, Платонов увидел, что вовсе не все рабочие ходили на работу. В правом дальнем углу на верхних нарах, перетащив к себе единственную лампу, бензиновую коптилку без стекла, сидели человек семь-восемь вокруг двоих, которые, скрестив по-татарски ноги и положив между собой засаленную подушку, играли в карты. Дымящаяся коптилка дрожала, огонь удлинял и качал тени.

Платонов присел на край нар. Ломило плечи, колени, мускулы дрожали. Платонова только утром привезли на «Джанхару», и работал он первый день. Свободных мест на нарах не было.

«Вот все разойдутся, - подумал Платонов, - и я лягу». Он задремал.

Игра вверху кончилась. Черноволосый человек с усиками и большим ногтем на левом мизинце перевалился к краю нар.

- Ну-ка, позовите этого Ивана Ивановича, - сказал он.

Толчок в спину разбудил Платонова.

- Ты... Тебя зовут.

- Ну, где он, этот Иван Иванович? - звали с верхних нар.

- Я не Иван Иванович, - сказал Платонов, щурясь.

- Он не идет, Федечка.

- Как не идет?

Платонова вытолкали к свету.

- Ты думаешь жить? - спросил его негромко Федя, вращая мизинец с отрощенным грязным ногтем перед глазами Платонова.

- Думаю, - ответил Платонов.

Сильный удар кулаком в лицо сбил его с ног. Платонов поднялся и вытер кровь рукавом.

- Так отвечать нельзя, - ласково объяснил Федя. - Вас, Иван Иванович, в институте разве так учили отвечать?

Платонов молчал.

- Иди, тварь, - сказал Федя. - Иди и ложись к параше. Там будет твое место. А будешь кричать - удавим.

Это не было пустой угрозой. Уже дважды на глазах Платонова душили полотенцем людей - по каким-то своим воровским счетам. Платонов лег на мокрые вонючие доски.

- Скука, братцы, - сказал Федя, зевая, - хоть бы пятки кто почесал, что ли...

- Машка, а Машка, иди чеши Федечке пятки.

В полосу света вынырнул Машка, бледный хорошенький мальчик, воренок лет восемнадцати.

Он снял с ног Федечки заношенные желтые полуботинки, бережно снял грязные рваные носки и стал, улыбаясь, чесать пятки Феде. Федя хихикал, вздрагивая от щекотки.

- Пошел вон, - вдруг сказал он. - Не можешь чесать. Не умеешь.

- Да я, Федечка...

- Пошел вон, тебе говорят. Скребет, царапает. Нежности нет никакой.

Окружающие сочувственно кивали головами.

- Вот был у меня на «Косом» жид - тот чесал. Тот, братцы мои, чесал. Инженер.

И Федя погрузился в воспоминания о жиде, который чесал пятки.

- Федя, а Федя, а этот, новый-то... Не хочешь попробовать?

- Ну его, - сказал Федя. - Разве такие могут чесать. А впрочем, подымите-ка его.

Платонова вывели к свету.

- Эй, ты, Иван Иванович, заправь-ка лампу, - распоряжался Федя. - И ночью будешь дрова в печку подкладывать. А утром - парашку на улицу. Дневальный покажет, куда выливать...

Платонов молчал покорно.

- За это, - объяснял Федя, - ты получишь миску супчику. Я ведь все равно юшки-то не ем. Иди спи.

Платонов лег на старое место. Рабочие почти все спали, свернувшись по двое, по трое - так было теплее.

- Эх, скука, ночи длинные, - сказал Федя. - Хоть бы роман кто-нибудь тиснул. Вот у меня на «Косом»...

- Федя, а Федя, а этот, новый-то... Не хочешь попробовать?

- И то, - оживился Федя. - Подымите его.

Платонова подняли.

- Слушай, - сказал Федя, улыбаясь почти заискивающе, - я тут погорячился немного.

- Ничего, - сказал Платонов сквозь зубы.

- Слушай, а романы ты можешь тискать?

Огонь блеснул в мутных глазах Платонова. Еще бы он не мог. Вся камера следственной тюрьмы заслушивалась «Графом Дракулой» в его пересказе. Но там были люди. А здесь? Стать шутом при дворе миланского герцога, шутом, которого кормили за хорошую шутку и били за плохую? Есть ведь и другая сторона в этом деле. Он познакомит их с настоящей литературой. Он будет просветителем. Он разбудит в них интерес к художественному слову, он и здесь, на дне жизни, будет выполнять свое дело, свой долг. По старой привычке Платонов не хотел себе сказать, что просто он будет накормлен, будет получать лишний супчик не за вынос параши, а за другую, более благородную работу. Благородную ли? Это все-таки ближе к чесанию грязных пяток вора, чем к просветительству. Но голод, холод, побои...

Федя, напряженно улыбаясь, ждал ответа.

- М-могу, - выговорил Платонов и в первый раз за этот трудный день улыбнулся. - Могу тиснуть.

- Ах ты, милый мой! - Федя развеселился. - Иди, лезь сюда. На тебе хлебушка. Получше уж завтра покушаешь. Садись сюда, на одеяло. Закуривай.

Платонов, не куривший неделю, с болезненным наслаждением сосал махорочный окурок.

- Как тебя звать-то?

- Андрей, - сказал Платонов.

- Так вот, Андрей, значит, что-нибудь подлинней, позабористей. Вроде «Графа Монте-Кристо». О тракторах не надо.

- «Отверженные», может быть? - предложил Платонов.

- Это о Жан Вальжане? Это мне на «Косом» тискали.

- Тогда «Клуб червонных валетов» или «Вампира»?

- Вот-вот. Давай валетов. Тише вы, твари... Платонов откашлялся.

- В городе Санкт-Петербурге в тысяча восемьсот девяносто третьем году совершено было одно таинственное преступление...

Уже рассветало, когда Платонов окончательно обессилел.

- На этом кончается первая часть, - сказал он.

- Ну, здорово, - сказал Федя. - Как он ее. Ложись здесь с нами. Спать-то много не придется - рассвет. На работе поспишь. Набирайся сил к вечеру...

Платонов уже спал.

Выводили на работу. Высокий деревенский парень, проспавший вчерашних валетов, злобно толкнул Платонова в дверях.

- Ты, гадина, ходи да поглядывай.

Ему тотчас же зашептали что-то на ухо.

Строились в ряды, когда высокий парень подошел к Платонову.

- Ты Феде-то не говори, что я тебя ударил. Я, брат, не знал, что ты романист.

- Я не скажу, - ответил Платонов.

1954
Шаламов В.Т. Собрание сочинений в четырех томах. Т.1. - М.: Художественная литература, Вагриус, 1998. - С. 78 - 84
Mnogo_mama
Мама четырех (от 12 лет до 23 года) Киев
...
image
Мамаша молодая везёт коляску по аллее,
Широкую коляску. Я смотрю и млею:
В коляске той две чудные мордашки,
Светловолосые да синеглазые двойняшки!
Сосредоточенно сосут свои пустышки,
А щечки розовые, пухлые как пышки,
Что только-только сняты с пылу-жару.
Я с умилением гляжу на эту пару.
Не угадать – девчушки иль мальчонки.
К мамаше тянутся их пухлые ручонки.
У мамы на губах умильная улыбка…
Мне страх за них: всё в этом мире зыбко!
И я, досель тропы не знавший к храму,
Молюсь за этих малышей и маму.
Я про себя им шлю молитву вслед:
“Жестоких, Боже, ты не дай им в жизни бед,
Убереги их от разящих неудач,
По пустякам чтоб мама слышала их плачь...”

Я хочу подарить тебе сына
Я хочу подарить тебе сына…
В день, когда ты в мой город вернешься,
В час, когда ты, обняв меня сильно,
Всем несчастьям назло улыбнешься,

Я хочу, что бы был он похожим
На любимого мною мужчину,
Что б читалась в глазах у прохожих
Нежность тихая…так…без причины

Я хочу, дать ему твое имя,
Что бы вдвое счастливей быть, Ромка,
Что бы знать, что никто не отнимет,
Что бы радость звучала так громко!

Я хочу, лишь проснувшись под утро
Слышать всё еще сонное «мама»
Что бы сердце, от гордости будто,
Разрыдалось немыми слезами,

Я хочу, что бы ручки родные,
Протянул он ко мне, если страшно,
Что бы были вы рядом, живые,
Остальное, поверьте, неважно.

Я хочу, сделать все, что возможно,
Всё тепло, что в душе я хранила
В ваши руки вложить осторожно…
Я вот так никогда не любила!!!

Перед светлой иконой, как прежде,
Опущусь на колени бессильно
Прошептав в бесконечной надежде:
«Я хочу подарить тебе сына»…

 

Милый мальчик, ты уже мужчина!
За плечами круглый юбилей.
А я вижу маленького сына
В теплой колыбелечке своей.

А теперь – в плечах косая сажень,
Правда, не держал еще ружья,
Руки сильные, и быт налажен –
Новые подруги и друзья.

Строгий взгляд, лукавая улыбка,
Серые, с искринкою, глаза.
Я исправлю глупую ошибку,
Отпущу на жизненный вокзал.

Уезжай, перед тобой дороги,
По которым впредь тебе шагать,
Только к материнскому порогу
Возвращайся. Буду очень ждать.

Буду ждать и днем, и темной ночью.
Где бы ни был ты, в каком краю,
Помни ты про старый дом свой отчий,
Я и взрослого тебя люблю!

 

Молитва за сына

Наш сын растёт… Храни его, Господь,
От всех несчастий в жизни и невзгод!
Наш дом, как перекрёсток всех дорог,
Начало всех начал. Которой он пойдёт?
О Господи, дай мудрости урок,
Чтоб заложить добра росток!
Храни его в душе, сынок, тот колосок –
Успеха твоего залог.
Велик Вселенной мудрости порог,
А принцип прост – срывая с неба тыщи звёзд,
Не забывай своих корней, земли, где рос.
Как сына научить, Христос,
Чтоб он любовь по жизни нёс?
Наш путь – ковёр из роз:
В нем – красота цветка и боль шипа…
Я так хочу, чтоб уколовшись лишь слегка,
Мой сын сорвал всё счастье с лепестка.
Пусть благосклонная судьба
Откроет перед ним врата,
Где кладезь блага и труда.
Молю тебя, Господь,
Чтоб никогда он не прошёл,
Взглянувши свысока, там, где протянута с мольбой рука.
Струится времени река, минуты превратив в года.
Наш сын растёт… Моя молитва будет с ним всегда!
Услышь, Господь, мои слова.

 

День со счастья начинается,
Счастье встало раньше всех!
Счастье маме улыбается,
Развернув улыбку в смех.

Счастье по полу зашлёпало,
Босиком и без штанов,
Моё счастье голопопое,
Несмышленое оно,

Шабутное и несмирное,
Тут – ломает, там – крушит,
Над губой – усы кефирные…
Вот оно ко мне бежит!

 

Июнь – дожди воспоминаний


Июнь – дожди моих воспоминаний.
Из детства выношу картинки лета.
Вы думаете, детство – как в тумане?
Да нет, оно со мною рядом где-то.

Каникулы, две смены пионерских
Костров, линеек, сборов, маскарадов
И вызовов любви, смешных и дерзких,
От первых слёз до порванных нарядов.

Там, у истоков юности, на грани
Осталось испытание на прочность,
Где мы – шустры, зубасты, как пираньи, –
Сердца друг другу разрывали в клочья,

Недетских игр усвоив постулаты…
Затравленные нравами эпохи,
Мы по ночам сбегали из палаты –
Не потому, что были очень плохи,

А просто были первые свиданья,
И первые предательства-измены,
Доселе неизвестные желанья,
Любовь и страх в конце последней смены.

Все вынесла, что может уместиться,
Все то, что наболело и прилипло
Оттуда, где походы и зарницы,
Где я от песен и от слез охрипла.

Чудо-лекарство


Взрослые! Если грустите,
Кошки скребут на душе –
Детство в аптеке спросите:
В капельках или в драже.

Пару цветных витаминок,
Капелек с сахаром пятъ –
И босиком без ботинок
Прямо по лужам гулять.

В ваших глазах отразится
Небо такой синевы...
Солнцем, травинкой и птицей
Будто бы станете вы.

Снова деревья большие,
Хочется петь и играть!
...Может, вы даже решите
Больше детей не ругать?

Детства волшебное царство –
Радость весёлых проказ...
Жаль, что про чудо-лекарство
Мамы не знают пока.

Но не беда! Слава Богу,
Вместо чудесных затей
Взрослым придут на подмогу
Смех и улыбки детей!

 

Чтобы правильно расти,
Надо маму завести.
Мама - очень зверь полезный,
Лучше прямо не найти!
Если ты захочешь кушать -
Стоит только заорать,
Прибегает мама тут же,
Будет сиську предлагать.
В сиськах просто и легко
Возникает молоко.
Стоит только присосаться -
Прямо в рот течет рекой!
Если ты поел немало,
Но еще не хочешь спать -
Чтобы мама не скучала,
Можно снова заорать.
Мама на руки возьмет,
Мама песенку споет,
Мама сказочку расскажет,
Спляшет, мячик принесет!
Если спать захочешь все же,
Лучше рядом с мамой лечь -
Пусть поспит немного тоже,
Маму надобно беречь.
К боку теплому прижмись,
Сладко - сладко потянись,
Перед сном, что мама рядом,
Непременно убедись.
Если ты глаза откроешь
И увидишь - мамы нет,
Ты, конечно, рев устроишь,
Разорешься на чем свет.
Прибежит она бегом,
Истекая молоком.
Мама - зверь домашний очень,
Не уходит далеко.
Хочешь быть счастливым самым,
Значит слушай мой совет:
Заводи скорее маму -
Лучше мамы зверя нет.

Солнце глазки открывает
Улыбаясь мне, сопит
Лед на сердце в миг растает
Вся душа моя кипит

Что для счастья людям надо?
Столько слов слагают в ряд!
Для меня лишь дочь – награда
С нею я безумно рад

Не тревожит ум работа
Время стало – я в игре
Блажью кажется забота
Лучом света на стекле

Мы растем на радость маме
Скоро будем мы ходить
Во весь голос скажем сами:
Брата мне слабо родить?

 

Я свяжу тебе жизнь
Из пушистых мохеровых ниток.
Я свяжу тебе жизнь -
Не солгу ни единой петли.
Я свяжу тебе жизнь,
Где узором по полю молитвы -
Пожелания счастья
В лучах настоящей любви!
Я свяжу тебе жизнь
Из веселой меланжевой пряжи,
Я свяжу тебе жизнь
И потом от души подарю.
Где я нитки беру?
Никому никогда не признаюсь.
Чтоб связать тебе жизнь,
Я тайком распускаю свою...

 

Танюша под вечер с гулянья пришла
И куклу спросила:
Как, дочка, дела?
Опять ты залезла под стол, непоседа?
Опять просидела весь день без обеда?
С этими дочками просто беда,
Скоро ты будешь, как спичка, худа!
Иди-ка обедать, вертушка,
Сегодня к обеду ватрушка.
Танюшина мама с работы пришла
И Таню спросила:
Как, дочка, дела?
Опять заигралась, наверно, в саду,
Опять ухитрилась забыть про еду?
«Обедать!» — кричала бабуся сто раз,
А ты отвечала: «Сейчас!» да «Сейчас!»
С этими дочками просто беда.
Скоро ты будешь, как спичка, худа!
Иди-ка обедать, вертушка,
Сегодня к обеду ватрушка.
Тут бабушка, мамина мама, пришла
И маму спросила:
Как, дочка, дела?
Наверно, в больнице за целые сутки
Опять для еды не нашла на минутки,
А вечером сунула в рот
Сухой бутерброд?
Нельзя же сидеть целый день без обеда!
Уж доктором стала, а все — непоседа!
С этими дочками просто беда.
Скоро ты будешь, как спичка, худа!
Иди-ка обедать, вертушка,
Сегодня к обеду ватрушка.
Три мамы в столовой сидят,
Три мамы на дочек глядят.
Что с дочками сделать упрямыми?
Ох, как не просто быть мамами!

 

Мама долго хлопотала
Все дела, дела, дела…
Мама за день так устала,
На диване прилегла.
Я ее не буду трогать,
Только возле постою
Пусть поспит она немного
Я ей песенку спою.
К маме стану я поближе -
Очень я ее люблю!
Жалко только, что не слышит
Мама песенку мою.
Нету песенки чудесней
Может, спеть погромче мне,
Чтобы маме эту песню
Слышно было и во сне?
Кто любимей всех на свете?
Это сразу скажу дети.
Обойди весь белый свет,
Лучше мамы в мире нет!
Однажды я сказал друзьям:
На свете много добрых мам,
Но не найти, ручаюсь я,
Такую маму, как моя!
Она купила для меня
На колесиках коня,
Саблю, краски и альбом…
Только разве дело в том?
Я и так ее люблю,
Маму, мамочку мою!
Обойди весь мир вокруг,
Только знай заранее:
Не найдешь теплее рук
И нежнее маминых.
Не найдешь на свете глаз
Ласковей и строже.
Мама каждому из нас
Всех людей дороже.
Сто путей, дорог вокруг
Обойди по свету:
Мама — самый лучший друг,
Лучше мамы — нету!
Думал я и день и ночь,
Как бы маме мне помочь:
Мыть тарелки я не буду —
Чтоб целей была посуда.
Чтобы пыль не поднимать,
Я не буду подметать.
А готовить суп, жаркое —
Это дело не мужское.
Я цветы полить готов,
Только нет у нас цветов.
А вообще-то я не прочь
Маме в чем-нибудь помочь.

 

Платьев у мамы
Ну прямо
Не счесть.
Синее есть
И зелёное есть,
Есть голубое
С большими цветами -
Каждое служит
По-своему маме.
В этом уходит
Она на завод,
В этом в театр
И в гости идёт,
В этом сидит,
Занята чертежами…
Каждое служит
По-своему маме.
Брошен небрежно
На спинку кровати
Старый, потрёпанный
Мамин халатик.
Я подаю его
Бережно маме,
А почему -
Догадаетесь сами:
Если наденет
Халатик цветной,
Значит, весь вечер
Пробудет со мной.

 

Мне мама приносит
Игрушки, конфеты,
Но маму люблю я
Совсем не за это.
Веселые песни
Она напевает,
Нам скучно вдвоем
Никогда не бывает.
Я ей открываю
Свои все секреты.
Но маму люблю я
Не только за это.
Люблю свою маму,
Скажу я вам прямо,
Ну просто за то,
Что она моя мама!

Носите на руках детей!
Ведь этот миг недолго длится,
И он уже не повторится,
Они становятся взрослей.
Носите на руках детей!
Им это очень- очень важно,
В объятьях им тепло, не страшно,
В период самых первых дней.
Носите на руках детей!
Дарите так любовь друг к другу,
И чувства не губите,
Грубость лишь сделает сердца черствей,
Носите на руках детей!
Избаловать любовью сложно,
Носите на руках! Смелей!
Носите на руках детей!
Пока вы им нужны как воздух,
Пока еще не стало поздно,
Любите всей душой своей!

 

Детьми мы годы меряем,
Их возраст - в счет кладем,
Кладем… И тем не менее,
Всю жизнь чего-то ждем.
Сначала - вот поднимутся,
Немножко подрастут.
А годы… Годы катятся.
С заботами бегут.
Глядишь - и диво дивное:
Детишки подросли,
А годы наши славные
С детишками ушли.
Коль дети - люди взрослые,
То нам уж много лет.
Детьми мы возраст меряем,
И в них наш жизни свет

 

Я у мамы самый, самый…
Сладкий котик я у мамы,
Пупсик,
Ежик,
Карапуз,
Медвежонок
И бутуз,
Птенчик,
Солнышко,
Шалун,
Непоседа
И крикун,
Крошка,
Лапочка,
Звоночек,
Рыбка,
Ягодка,
Цветочек,
Зайчик,
Даже поросенок…
Ну, когда же я ребенок?

 

Ангел прыгал и летал,
Ангел бегал по вагону,
Ангел станции считал
И людей на всех перронах.

То смеялся, то скучал,
То ходил к соседям в гости,
Чинно пил со всеми чай,
Ну совсем как ангел-взрослый!

А потом влетел ко мне,
Примостился на коленях.
Чей ты ангел? Чьих утех
Плод, чьего воображенья?

Сонно глазки кулачком
Тёр и мило улыбался.
Взял бумагу и молчком
Что-то там писал, старался.

И уснул. А я не сплю.
Не до сна. Такая ночка!
Пишет «Я ТИБЯ ЛУБЛЮ «
Чей-то ангел на листочке…

Начиналось утро просто:
Я проснулся- мама спит.
И на нас с улыбкой солнце
Через жалюзи глядит.

К маме подползти придется
И за нос её схватить,
А то долго не проснется -
Вот, приходится будить.

«Мама, поднимайся срочно,
Много дел заждалось нас -
Я тебя будил ведь ночью
Лишь всего-то восемь раз».

Мама сразу покормила,
Не забыла памперс снять
И в кроватку положила
С погремушками играть.

Как бы мне не заиграться,
Ничего б не упустить,
А то мама умываться
Собралась уже идти.

Умываться отпускаю,
Только зубы чисти здесь!
Ну, и завтрак, полагаю,
Тоже тут придется есть.

Стряпать, мам, меня с собою
Обязательно возьми!
Ты держи одной рукою,
А другой обед вари.

Одевают, обувают -
Собираемся гулять.
Только зря меня качают -
Ни за что не буду спать!

Ой, а где я? А, в коляске!!!
И уже вовсю кричу.
Не помогут ваши сказки -
Я на рученьки хочу.

Мне на ручках интересно,
Столько нового всего!
А в коляске как-то тесно,
И не видно ничего.

На животик положили,
Погремушек навалили.
Только нет до них мне дела,
Мама, ты ж ещё не пела!

Мама мне споет и спляшет,
Покружится как юла,
И стишки она расскажет.
И чё в артистки не пошла?

Вижу новую пустышку.
Может, с нею поиграть?
Ладно, мама, передышка,
Отвлекусь. Минут на пять.

Чтобы время зря не тратить,
Для души у мамочки
Есть занятье — быстро гладить
Ползунки и шапочки.

Маму просто обожаю,
Рядом быть всегда стараюсь.
Я об этом забываю
Только лишь когда купаюсь.

Мама спела всё, что знала,
Покачала, как могла.
Через час уже устала
И со мною прилегла.

Как со сном её бороться
Я ума не приложу.
Ладно, спи! Спокойной ночи!
Через часик разбужу!

 

Я несу тяжёлый груз…
У меня в руках арбуз!
Кто бы знал, как это тяжко!
Эх, была бы хоть коляска…
Веселей конечно б было
Ехать на автомобиле …
Но я, братцы, не грущу!
Я за муки отомщу!
Наконец домой пришел…
Быстро нож в столе нашел
Приступлю я к отмщению…
И Арбуза поглощению…
Как убрать все семечки
Не терять чтоб времечко ?
Не такой я и «простак»…
Ну-ка где тут был дуршлаг?
Выдавил , я сок (как смог)
Хорошо утюг помог …
Только мой дуршлаг упал…
На вентилятор он попал…
Почему то мне не грустно…
Семечки висят на люстре,
На обоях , потолке,
На картине , в уголке…
Я смеялся , скажем прямо…
Только , вот, что скажет мама…
Может «шум бы и пошёл…
Да папа вовремя пришёл…
Мама только удивлялась…
Чего мы хитро улыбались…

 

Душная, безлунная
Наступила ночь.
Все о сыне думала,
А сказали: "Дочь".

Хорошо мечтается
В белизне палат...
Голубые лампочки
У дверей горят.

Ветер стукнул форточкой,
Кисею струя.
Здравствуй, милый сверточек,
Доченька моя!

Все такое синее,
На столе - цветы.
Думала о сыне я,
А родилась - ты.

Ты прости, непрошенный
Ежик сонный мой.
Я тебя, хорошую,
Отвезу домой.

Для тебя на коврике
Вышита коза,
У тебя, наверное,
Синие глаза...

Ну... а если серые,
Маме все равно.

Утро твое первое
Смотрится в окно.

Я давно, друзья, женнился, у меня семья
Но недавно вдруг влюбился как мальчишка я.
На мечту она похожа, краше в мире нет
И меня она моложе, ох, на много лет.
Думы все о ней и мысли, к ней всегда спешу
Я ее в буквальном смысле на руках ношу!
Я ей душу открываю, а она молчит
И в ответ пока еще не слова мне не говорит.
Улыбается при этом уголками глаз
И меняет туалеты в день по десять раз!
Я сражен, молчать не в силах, петь готов о ней!
Ну а ей, дочурке милой, ровно десять дней...

 

Сын зовёт: "Агу, агу!" -
Мол, побудь со мною.
А в ответ: - Я не могу,
Я посуду мою.

Но опять: "Агу, агу!" -
Слышно с новой силой.
И в ответ: - Бегу, бегу,

 

О, как вы к женщинам жестоки
За их приверженность к грехам!...
Но не ужель не ясно вам,
Откуда женские пороки?

Из женщин – символ суеты
Не ваше ль сделало искусство?
Но разбудив в них злые чувства;
Вы требуете доброты.

В ход средство пустите любое,
И ваше рвенье победит,-
Но тут вы сделаете вид, -
Что крепость вам сдалась без боя.

Вы собственных страстей своих
Пугаетесь, как свиста плети,…
Вы сказки любите как дети,
Как дети вы боитесь их.

Нужна вам в женщине любимой,
(Таков уж ваш мужской девиз)
Смесь восхитительной Таис
С Лукрецией непогрешимой.

Ваш нрав для вас источник мук;
Как вам бывает неприятен
На зеркале вид грязных пятен
От ваших же нечистых рук.

И страсти и пренебреженья
Равно вы признаете власть:
Призренье вам внушает страсть
А страсть внушает вам презренье.

Честь женщины вам не важна:
Вы мерите мужскою меркой,
Строга – зовете лицемеркой,
И ветреной, когда нежна.

И судите напропалую
Нас всех за всякую вину:
За бессердечие – одну,
За легкомыслие – другую.

Но где же та, что вас пленит,
Затеяв с вами бой по праву,
Коль вам суровость не по нраву,
А легкомыслие претит?

Меж вашей пылкостью. И скукой
Лишь та уверенно пройдет,
В ком нет любви, а есть расчет,
В союзе с Евиной наукой.

А тем, кто любит вас, увы!
Любовь всегда ломает крылья…
Над их душой свершив насилие,
От них прощенья ждете вы,

Но кто достойней осуждения
В бесплодно горестной борьбе:
Та, кто доверилась мольбе,
Иль тот кто расточал моленья?

И кто познает горький стыд
(Пусть даже оба виноваты)
Та, что грешит и ждет расплаты,
Иль тот, кто платит и грешит?

Вы не ищите оправданья,
Своей вины в устах молвы:
Такими сделали на вы –
Любите ж ваших рук создание.

Коль мните вы, что ни одна
Не устоит пред вашим взором,
Зачем клеймите нас позором
Ту, что без меры влюблена?

Но пусть в союзе с вами плоть
Тщета мирская, сила ада –
В самой любви для вас преграда
И вам любви не побороть

 

"В начале ночи из детской комнаты раздаются жалобные попискивания. Ты быстро, без колебаний встаешь из-за компьютера, выключаешь настольную лампу, по дороге включаешь свет в туалете, чтобы оттуда падал маленький лучик света в детскую.
В кроватке сидит маленькое, очень несчастное существо в одном подгузнике и тоненько и очень жалобно попискивает прижимая к груди тряпичного затасканного зайку, с которым не расстается. Сердце разрывается от жалости. Ты вынимаешь её из кроватки, берешь на руки и понимаешь что у неё высокая температура. Горячее вялое тельце отчаянно прижимается к тебе в надежде на спасение. Ручки бессильно болтаются и роняют на пол зайку. Их последних сил похныкивает, прося поднять. Поднимаешь кое-как и прижимаешь малышку покрепче.
Два с половиной жаропонижающего насильно, через сжатые челюсти. Человечек плачет в отчаянии понять, за что её еще и мучают. Кое-как глотаем и опять на руки. Начинается долгое время ожидания пока лекарство подействует. Малышка висит на руках постанывая тихонько и ты гуляешь одним и тем же маршрутом из угла в угол, тихонько напевая дурацкие, первые попавшиеся слова на мотив чего-то средневеково-успокающего, еле слышным бормотанием. Долго очень долго в полной темноте. От стенки к стенке чуть покачиваясь замысловатым танцем.
Ребенок не может уснуть. Дёргается в руках и постанывает. Стенка-стенка-разворот, стенка-стенка. Сто раз. Двести раз. Не спит. Не может. Что-то болит. Температура никак не падает. Затекают руки. Стенка-стенка-разворот. Стенка-стенка разворот. Полчаса. Так и не падает. Час... Полтора часа...Стенка-стенка-разворот. Поцеловать лоб с прилипшей от пота кудряшкой. Вроде чуть похолоднее. Закрыла глазки. Скорее забытьё, а не сон. Вздрагивает на каждый звук.
Уже самому давно надо в туалет и пить. Или хотя бы просто распрямить затёкшие руки и присесть на секундочку. Двадцать минут тишины. Стенка-стенка-разворот. Вроде затихла. Неужели наконец? Тихонько пробираешься к кроватке стараясь постепенно замедлять движения.
Наклоняешься к кроватке со скоростью миллиметр в минуту не больше. Спина, сука, не гнётся. Мегаосторожно как с бомбой очень-очень медленно кладешь в кроватку... Руки из под неё вынимаешь полчаса осторожными движениями по миллиметрику.
Только бы не сделать резкого движения и только бы не захотелось кашлянуть — это самое страшное. Последний палец очень нескоро выскальзывает наконец из под зайки. Но еще не всё. Распрямляться нужно также осторожно очень не торопясь. Медленно-медленно, шаг назад к двери на цыпочках. Вроде спит. Неужели это случилось, неужели спит? Не веришь что наконец удалось.
Спиной вперед отступаешь в дверной проём. Пауза... Несколько минут вслушиваешься в прерывистое дыхание больного ребенка. Вроде все ок. Щас описаюсь. Только не кашлянуть. Еще шажок назад. Поднимаешь руку, чтобы прикрыть хорошо смазанную дверь... ... и тут у тебя щелкает фаланга пальца... Плач в кроватке и все начинается заново.
И тут ты осознаешь, что внутри нет ни капли ни раздражения ни обиды на ситуацию. Ни капли разочарования. Просто опять берешь её на руки и идёшь плясать по новой.
Так становятся настоящим Буддой."
ссылка

 

Ребёнок у дверей всё просит свет включить,
Преследуют его младенческие страхи.
Пусть этот белый маг - вольфрамовая нить -
Избавит от существ, таящихся во мраке.

Вселенная его, как комната, темна,
Он что-то говорит, но смысла не уловишь:
Нет логики в словах - лишь мистика одна,
Тот самый сон ума, рождающий чудовищ.

И как я ни трудись, но их не разгляжу -
Тех, кто играет с ним в таинственные прятки.
Я в комнатную мглу бестрепетно вхожу,
Вселенная моя в логическом порядке.

Теперь труднее стать участником игры
И без улыбки внять мистическим рассказам -
Куда роднее нам разумные миры.
Фантазия жива - но ею правит разум.

Я лампу засвечу и выйду на балкон.
Ребёнок за спиной затихнет, успокоясь.
А я взгляну во тьму, где блещет Орион,
И предварит стихи его трёхзвёздный пояс.

И движутся миры, и полночь на часах,
И вечность притекла в моё тысячелетье,
И надо ли жалеть о детских чудесах,
Когда в моих садах созвездья, как соцветья!

И можно цепенеть, глядеть во мрак миров
И считывать стихи - мистически, бессонно.
У них названья нет. Над ними вместо слов
Пылают три звезды, как пояс Ориона.

 

Колыбельная для моей дочки


Барабанит по крыше дождь
Колыбельную в ритме джаза,
По трубе водосточной дрожь
Пробегает, как от экстаза.
Как задумчивый саксофон,
Виртуознее, чем Папетти,
Серебристый протяжный стон –
Это просто осенний ветер.
Спи, счастливая как дитя,
Спи, спокойно сомкнув ресницы,
И тогда под оркестр дождя
Мокрый ангел тебе приснится.

 

Не жалейте время на детей,
Разглядите взрослых в них людей,
Перестаньте ссориться и злиться,
Попытайтесь с ними подружиться.

Постарайтесь их не упрекать,
Вовремя послушать и понять,
Обогрейте их своим теплом,
Крепостью для них пусть станет дом.

Вместе с ними пробуйте, ищите,
Обо всем на свете говорите,
И всегда незримо направляйте.
И во всех делах им помогайте.


Научитесь детям доверять -
Каждый шаг не нужно проверять,
Мненье и совет их уважайте,
Дети – мудрецы, не забывайте

И всегда надейтесь на детей,
И любите их душою всей
Так, как невозможно описать.
Вам тогда детей не потерять.

 

Кто придумал памперсы, не любил детей.
Как он докатился до таких идей?!
Вот хожу, качаюсь, силы нет таскать.
Надо ж столько влаги в памперсы вмещать!
Килограммов пять уже, вздулись словно мяч.
Булькают, пузырятся, хоть кричи, хоть плач.
Не хотел же яблочный сок на завтрак пить
Мама с уговорами: «Чтоб здоровым быть»
Ноги подгибаются, еле волоку,
Но хожу по комнате, сесть я не могу.
Если вдруг замешкаюсь - сразу упаду
И накроет глыбою на мою беду.
Вдруг липучка треснула, поясок ослаб
И свалились памперсы, словно старый жаб.
Вот так облегчение и какой простор!
Словно отменили суровый приговор.
Кто придумал памперсы, не любил детей
Изобрёл он памперсы для родителей
Чтобы спали по ночам, не зная о потопе,
А ребёнок мучился с рюкзаком на попе.:-))))

 

День со счастья начинается,
Счастье встало раньше всех!
Счастье маме улыбается,
Развернув улыбку в смех.
Счастье по полу зашлёпало,
Босиком и без штанов,
Моё счастье голопопое,
Несмышленое оно,
Шабутное и не смирное,
Тут – ломает, там – крушит,
Над губой – усы кефирные…
Вот оно ко мне бежит!

 

Ой а кто это такое просыпается
Ой, а чьи это глазки открываются
Ночью прыгал и скакал, маме спать не давал
А сегодня как ни в чем улыбается

Губки бантиком, бровки домиком
Похож на маленького сонного гномика
А в голове с утра сто тысяч почему
Объясните мама с папой, что к чему

А вокруг такое все интересное
А вокруг такое все неизвестное
Если хочешь много знать
Значит надо рано встать
Маму с папой очень весело позвать

Губки бантиком, бровки домиком
Похож на маленького сонного гномика
А в голове всего сто тысяч почему
Объясните мама с папой, что к чему

Еще в детстве к нам приходит понимание
Как приятно и дорого внимание
Если мамы здесь и папы
Тогда незачем и плакать
И тогда все смешно и хорошо

Губки бантиком, бровки домиком
Похож на маленького сонного гномика
А в голове всего сто тысяч почему
Объясните мама с папой, что к чему

 

ТЫ ЧЕЙ?
Вчера,как всегда,
Взял на ручки сыночка,
А он вдруг сказал:
"Я- мамин", -и точка.
Стал грубым, как будто,
Его подменили,
Как будто мы с ним
Никогда не дружили.
Подарки он брал:
Шоколадки, игрушки,-
Зато не давал мне
Поправить подушки.
Напрасно я злился,
Когда вечерами
Твердил он все то же:
"Я- мамин, я- мамин".
Решилось все просто.
Однажды, в субботу,
Ему предложил я
Мужскую работу,
Когда он побил
Молотком по машине,-
"Возьми инструменты,
И вместе починим".
Со стареньким ЗИЛом
Пришлось повозиться,
Зато теперь можно
Песком загрузиться.
Мы смазали йодом
С десяток царапин,
И он прошептал мне:
"Я- мамин... и папин".

 

Я приду,а ты не узнаешь. Не почувствуешь даже,слышишь? Только вдруг так легко тебе станет И во сне ты ровней задышишь. Я приду и ты улыбнешься, Отчего и сама не зная, И счастливей станешь как-будто, Ничего еще не понимая. Почему же ты больше не плачешь? Ведь приход мой пока еще тайна. Но живот вдруг прикроешь рукою, Уверяя себя-случайно. И поверишь ты вдруг в своё хрен. Былью сделаешь детскую сказку. И подаришь всем нежность и ласку- Ведь с тобою уже я буду! Пусть не верили многие,ты лишь Ожидала мечту упрямо. Не смотри на людей,не слушай! Я пришел! И теперь ты мама!

 

Звездый лучик скажет дорогу, Прямо в небо,где светлый край. Мой малыш улетает к Богу И предумывает там рай. Я останусь-серая птица. Крик тоскливый в сердце вынашивать. Пусто здесь без тебя...пусто... Можно только у Бога спрашивать: - Как он там? -Хорошо,успокойся. -Почему так рано? -Он путник. -А я? -Я лечу твои раны. И знай,он здесь еще будет! Он узнает тебя и выберет Из тысяч со стужей в сердце. Лед растает в глазах Увидишь и ты ту звездную дверцу, Сквозь которую наши дети Уходят неслышным шагом, Чтоб придумать рай и вернуться К вечно ждущим их внизу мамам...

Их две...словно первое "здравствуй". Малыш... Твоя боль,твоё счастье. Ты смотришь-глазам ты не веришь И тест ты в руке зажимаешь. "Прошу тебя,Боже,одно лишь- Пусть сон мой продлится подольше. Ведь это не может быть правдой. Я сплю? Это ведь не взаправду? И всё-таки мне это снится. Тогда, не хочу я проснуться! Она пусть подольше продлится, Желанного счастья минута." Ты делаешь тесты по новой, Упорно,всё снова и снова. Их две! Словно первое "здравствуй"! "Малыш... Моя боль,моё счастье". Куда-то слова подевались И медленно слезы катились. Ты плакала,ты улыбалась И сил уж совсем не осталось. Утри свои слезы,ты слышишь-Сегодня летит к тебе аист! Большой белокрылою птицей В окно тебе счастье стучится!

 

Беременная женщина, в ней волшебства росток,
Она цветёт и зреет дивным плодом...
Ещё немножко, пару дней, а может быть денёк,
Начнутся долгожданные всем роды.

Родится мальчик - богатырь, каких не видел свет,
А может быть родится чудо-дочка...
Беременная женщина, её прекрасней нет,
Нет в мире драгоценнее цветочка.

Беременная женщина, сияние в глазах,
Куда там всем рубинам и алмазам.
Пусть родов предстоят труды ей в боли и слезах,
Пойдёт на всё, не пожалев ни разу.

Беременная женщина - вот чудо из чудес,
Помолимся коленопреклонённо!
Ты возложила на алтарь фигуру, стройность, вес,
Беременная женщина, Мадонна!

 

Колыбельная ещё не рожденному малышу

Вот и наступила ночка,
Светят фонари.
Спи,мой мальчик.Или дочка...
Кто ты там,внутри?

Не стучись ты что есть силы
Изнутри рукой.
...Утром я тебе дошила
Чепчик кружевной.

Что же ночью так шалишь ты?
Спать пора давно.
Кто ты?Девочка?Мальчишка?
Впрочем,все равно.

Месяц заглянул в окошко,
Ветер песнь поет.
Дай тебя поглажу,крошка,
Через мой живот.

Почему ты спать не хочешь,
Вертишься всю ночь?
Я люблю тебя,сыночек...
Или,может,дочь?

И коляска,и кроватка
Ждут уже тебя.
Спи-усни,моя загадка,
Милое дитя.

Спят дома,березы, елки
Да и мне б поспать.
Детка,до чего же долго
Нашей встречи ждать!

Мне б обнять тебя покрепче,
Обрести покой...
...Спи-усни,мой зайчик,птенчик
Нерожденный мой!



Что-то странное творитться,
по ночам уже не спится
аппетит как у слоненка
настроенье как у львенка
мужу нервы сплош мотаю
что со мной?..увы, не знаю..
по совету я к врачу
завтра утром полечу!

...опа!новость!две полоски!
и кроватки скоро, соски
витамины. распашенки
сонный муж, АГУ. пеленки!

Бабушки - от счастья в плач
Дедушки - готовят мяч
Ну а я готовлюсь к дочке
(Хотя можно и сыночка )

Имя..имя...боже мой!
Сколько дел!и все за мной!
мне б с ума то не сойти,
Все с успехом пронести..

Рады все, и рада я!
Гусеничка ведь моя
Станет бабочкой прекрасной,
все мученья - не напрасно!

Буду ей плести косички
Целовать ее реснички,
Вот сижу и улыбаюсь,
И считатаю дни на радость

 

Счастью этому не ждать преграды,
Ты так близко, ты живёшь во мне!
Больше в жизни ничего не надо,
Лишь прислушаться и думать о тебе.
Я тебя во сне уже целую;
Говорю; хотя, скорей, шепчу,
Чтобы не пугать мою родную.
Посторонним о тебе молчу.
Мой живот давно уже твой домик.
Там царит теперь твоя Душа,
Маленький, родной, бесценный гномик!
Этот Свет ждёт чудо-малыша!
Для меня толчки твои – награда,
Ты не бойся больно сделать мне.
Сколько шевелений, как я рада -
Знаками общаешься уже!
Я тебя всегда пойму, поглажу;
Ты ответишь ласковой волной,
Покопошишься немного, ляжешь.
Обниму тебя, комочек мой.
Ручками прикрыв малютки-глазки,
На УЗИ ты пряталась от нас,
Маленькое чудо наше, сказка,
Как же не расплакаться в тот час.
Слёзы радости от нашей встречи,
Ты уж за вторжение прости
В тайный мир твой, маленький кузнечик;
Главное - здоровенькой расти!
Вся такая хрупкая, родная,
И бывает страшно за тебя,
Только ты не бойся, дорогая,
Доченька любимая моя!
Ведь возможностей намного больше
Дал Господь, чем кажется порой.
Ты расти во мне и спи подольше,
Набирайся сил, котёнок мой

Моя мама стала пышкой,
Говорит, что ждет малышку.
Кто их, взрослых, разберет,
Кто, кого, откуда ждет?

Мама рядом усадила
И ужасно удивила:
У нее почти что год
В животе сестра живет.

Все про нас сестренка знает,
Когда радио играет,
Сказку нашу перед сном
Слышит в домике своем.

Она маленькая, крошка,
Подрастет еще немножко,
Маму ножкой в бок толкнет,
Значит, скоро к нам придет.

 

Если вас на День рожденья
Вместе с мужем пригласили,
А у вас на все салаты
Очень сильный токсикоз, -
Лучше сразу откажитесь,
Потому что неприятно
Видеть, как едят другие
Все подряд. А вам - нельзя.
Если все же пригласили...
Все, конечно, крепко выпьют
И начнется дискотека.
Загорелые девицы будут попами крутить.
Ну, а вы в углу сидите, - одинокая и злая, -
Потому что толстым пузом
Очень трудно соблазнить.
Муж, естественно, напьется,
Грустно сидя с вами рядом,
Предлагая лист капустный
Или вафли пожевать.
А потом на белый танец
он отправится смущенно,
Девой стройной приглашенный,
Ей не в силах отказать.
Очень скоро вы поймете,
Что устали как собака,
Что прогестерон зашкалил,
и вас дико тянет в сон.
Лягте тут же, на диване,
И поспите на здоровье.
Отсыпайтесь, словно муха
В отопительный сезон.
А потом понаблюдайте,
Как карячась и стеная,
охая и проклиная
Жесткий абстинентный криз,
Гости пьют на кухне воду,
страшным мучаясь похмельем, -
Это будет им расплата
За вчерашний за стриптиз.
А когда домой вернетесь,
С полупротрезвевшим мужем,
Жалуйтесь на гипертонус
и на зверский аппетит.
Мол, что если вас немедля
Он не угостит папайей
И не купит маракуйи -
Обострится ваш гастрит.
Пусть он шлепает по лужам
Ночью, в поисках продуктов,
Проклиная вечеринку и коварный алкоголь.
После этого он вряд ли
Так захочет развлекаться,
И на женщин загорелых
Обратит вниманья - ноль.
Ну, а если развлеченья
ВАМ захочется до жути,
То устройте праздник дома,
На двоих и при свечах.
Муж пусть с вами потанцует
И стриптиз покажет дважды,
И до самого рассвета нежно делает массаж.

Эпилог.

Пусть мужчина с вами вместе
Делит прелесть "положенья",
И не пьет с друзьями пиво где-то в баре по ночам.
Ну, а если не захочет,
Вы ему скажите внятно,
Что рожать решили дома, -
Пусть он роды примет САМ!

 

Как найти мне свою маму?
Я её ищу давно…
Может быть, она та тётя,
Что глядит вон в то окно?
Как узнать мне свою маму?
Как услышать её зов?
Я не знаю… Далеко я… Среди белых облаков…
Как узнать, что мама любит?
Как узнать, что меня ждёт?
Не проспать бы, когда мама
Свою крошку позовёт…
Я её везде услышу,
Я её везде найду,
Пусть не верит, пусть не знает –
Я нечаянно прийду...
Что такое?... Мама плачет?...
Может, задержался я?
Мама плачет!
Это значит…Это значит – мне пора!!!
Ну когда же перестанет
Моя мама слёзы лить?..
Неужели это сложно –
Просто взять – и тест купить???

 

Скажи, неужели бывает,
Что все повторяется вновь?
Она так ж протяжно зевает,
Она так, как ты, хмурит бровь.

Глаза на твои так похожи,
И складка твоя на челе
Мой милый, подарка дороже
Наверное, нет на Земле.

И вряд ли найдутся строчки
Тому, как я сильно люблю.
Мой милый, спасибо за дочку!
Я снова тебе говорю.

 

Леченье продолжалось восемь лет!
Весь ужас не откроешь никому.
И говорили:
- Шансов больше нет.
И честно объясняли почему.
Но женщина твердила:
- Я хочу!
И говорила мужу:
-Я смогу…
И приставала к новому врачу
Перед ребенком, будущим в долгу.

Когда надежда кончилась уже,
И даже звезды ночью не зажглись,
На крохотном последнем рубеже
Вдруг зародилась маленькая жизнь.

Но было столько трудностей еще:
И безнадежный срок, и малый вес…
Ночей бессонных бесконечный счет,
Работа в ожидании чудес.

И только много месяцев спустя,
Наполненных отчаянной борьбой,
Себе сказала женщина:
- Не зря
Судьба все это сделала со мной.

Какие глазки! Чешется десна!..
А сколько силы в маленьких руках!
У нас уже была одна весна!
Мы победили трудности и страх!

Кто это не прошел, тот не поймет.
А, может, и не надо понимать.
Пусть человечек радостно живет!
Пусть в детской будет детская кровать!

 

Не утихает ревность. Как тут быть?
И злой свекровью нет желанья слыть.
Сноха-девченка с виду некрасива.
К тому же неумеха… Нету силы
Смотреть, как сын ее оберегает…
И ревность душу снова обжигает!
Как вечер, так в кино или на танцы.
Нет, что бы с нею, с матерью остаться.
Откуда нежность вдруг
проснулась в сыне?
Был молчаливым, бирюком, а ныне
с женой-заморышем, гляди, как балагурит!
Одно отрадно — что не пьет, не курит…
А может, зря она девченку хает?
Соседки говорят, что неплохая…
Но с ревностью как сладить,
с окоянной?
Ведь давит сердце, будто чертов камень!
… Открылась дверь. И не вошла, влетела
Косая челка, хвостик с лентой белой…
— Ой, мама! Здравствуй!
Чем тебе помочь?
И — отпустило… Прибежала дочь…
Она сейчас лишь только поняла,
Что не сноху, а дочку обрела!

 

Дочка моя, мой цветочек,
Моя звёздочка, рыбка моя!
Честно-честно, мы с папочкой очень
Ждём весны, чтоб увидеть тебя!

Как ты там поживаешь, малютка?
Веселишься ты или грустишь?
Не ответила мне почему-то.
Ты, наверно, тихонечко спишь.

Нет, тихонечко пнула. Проснулась!
Что случилось, принцесса моя?
Неудобно лежать? Повернулась.
Засиделась наверное я.

Да, работа такая, котёна,
Что приходится долго сидеть.
Ничего, скоро отпуск. Сластёна,
Хочешь йогурт со мною поесть?

Понимаю, скучаешь по папе,
Чтоб животик он гладил рукой.
Потерпи хоть немножечко, лапа,
Еще пару часов и домой!

Я купила красивую пряжу,
Буду скоро учиться вязать.
Подарю тебе, доченька наша,
тёплый пледик из шерсти в кровать.

Спи спокойно, моя дорогая.
Всё на свете отдам за тебя!
Сладких снов тебе, зайка родная,
Моя девочка, дочка моя

 

Сплетенье наших чувств и генов,
Комочек плоти и души!
Я чувствую, как постепенно
Ты развиваешься внутри.

Ты ростом уже больше дюйма,
Есть фото первое, с УЗИ…
Тебя так нежно обниму я,
Впервые поднося к груди.

Толкаешься так деликатно,
Так сладко тянешься внутри…
Вот ручки-ножки — так занятно!
Пап, на животик посмотри!

Неважно, сын ты или дочка,
Наш человечек дорогой!
Идут последние денёчки,
Мы скоро встретимся с тобой!

 

Просыпалась природа, не ведая,
Что весь мир изменился мой.
Что вчера одержала победу я
И над богом и над собой.

Я кричала и в муках билась,
Нестерпимою боль была.
Все забылось, когда появилась
Та, которую так ждала.

Он смотрел на Неё с удивлением,
Меня за руку нежно держал.
И не знал, что с Её появлением
Настоящим мужчиною стал.

А комочек в казённых пеленках
Покричал и уснул, сопя.
Вот так просто у двух влюблённых
Появилось на свет Дитя!

 

Отворяю семь дверей —
Больно перепонкам.
За последней из дверей —
Сердце матери моей
Над моим ребенком.

Там скорлупкам нет числа,
Слишком дело хрупко!
Кипяченые масла
Для младенца припасла
Белая голубка.

Колдованьем над питьем
Голову ломая,
Упивается дитем,
Этим новеньким житьем,
Горлица хромая.

И, держа на животе
Ляльку в одеяле,
Что-то варит на плите,
Чтобы ноги при дите
В старость не хромали.

Вот и счастье — что жива,
Слабая, как муха.
Ей младенца голова
Подставляет под слова
Золотое ухо.

Мне не слышно в стороне,
Что это за речи.
А оно растет во сне,
А оно уже вполне
Ликом человечье.

А она живет при нем,
Меньшится воочью,
Словно ветка над огнем.
Это больно видеть днем,
Но больнее — ночью.

 

Холод. Утро раннее.
Стирка в умывальнике.
Спит мое желание
В голубом свивальнике,
Спит мое мечтание,
Плод воображения,
Вот ему питание —
От стихосложения,
Вот ему летание,
С миром сочетание,
Лика очертание
С бликом выражения.
А мне — мытье, катание,
В поджилках трепетание,
Да с песенкой топтание —
До головокружения.
А в глуби — ожидание
Родства и продолжения
В чертах изображения.
За это обладание
Любое съем страдание,
Минуя унижения.
Плачь, мое мечтание,
Плод воображения,
Вот тебе питание —
От стихосложения:

Кушай, моя деточка,
Кушай, мое солнышко,
Кушай, моя веточка,
Кушай, мое зернышко!

 

До момента, как я стала мамой,
Позволяла себе очень много:
Спать подолгу, хоть не уставала,
Собираться спонтанно в дорогу,
Наносить макияж, чистить зубы,
Соблюдать распорядок в квартире,
Отвечать на вопросы негрубо
И следить за курьёзами в мире.

До момента, как я стала мамой,
Не учила слова колыбельных,
Не хотела я спать непрестанно,
Не любила я зайчиков белых,
Не задумывалась об уколах
И о том, что цветы ядовиты
И о том, что на метр от пола
Все розетки должны быть закрыты.

До момента, как я стала мамой,
Кто б сумел моё платье обкакать,
Оплевать, изжевать негуманно,
Документы из банка залапать?
Я любила чистоту медитаций
И спала по ночам очень крепко.
И никто не читал мне нотаций,
Коль хотела съесть торт иль конфетку.

До момента, как я стала мамой,
Не удерживала я дитёнка,
Чтобы он не ворочался рьяно,
Из любой вылезая пелёнки.
Никогда по ночам не сидела,
Охраняя сон милой малышки.
Не смотрела я тупо в лист белый,
Перепутав его с детской книжкой.

До момента, как я стала мамой,
Не смотрела я детские глазки,
Не была я от радости пьяной,
Вспоминая забытые сказки.
Никогда просто так не держала
Существо, что ребёнком зовётся.
И из кухни к нему не бежала –
Вдруг он там упадёт, разобьётся?!

До момента, как я стала мамой,
Чувства матери были сокрыты.
И о них никогда б не узнала,
И проблемами были б зарыты.
Теплота, боль, любовь, изумление,
Ликование с каждой наградой.
Грусть и радость, а также сомнения
И вопросы – «А это ли надо?»

До момента, как я стала мамой,
Про болезни я слышала редко,
О чужой боли думала мало,
Хоть нормальной была, не кокеткой.
Про любовь матерей лишь читала,
Что она без границ, беспредельна.
Но не знала и толики малой,
Что пришлось испытать мне на деле.

До того, как я бабушкой стала…
Я не знала, что все ощущения,
Что прошла я, когда была мамой,
Лишь удвоятся, как отражение.
Оттого, что комочек пищащий:
Чепчик, соска, конверт и пелёнка
Ты увидишь живой, настоящий
На руках у РОДНОГО ребёнка.

Весь мир вокруг вдруг изменился...
В тот день, когда я поняла,
Что человечек зародился,
Не у кого то! У меня!
И этот маленький комочек -
Источник света и тепла.
В душе волнением клокочет,
Ведь в жизни жизнь вновь обрела!
Он слышит голос мой и звуки,
Он видит свет и видит ночь...
И точно знает мои руки
Чужие он прогонит прочь!
Он локоточком мягко тронет,
А может пяточкой пинет...
Потом в спокойствии утонет,
Ко мне с любовью он прильнет!
Он будет вместе с милой мамой
Смеяться, хмурится и ждать,
Когда настанет день тот самый,
Чтобы ее к себе прижать!
Я жду его! Уже и люблю!
Как можно чудо не любить?
Теперь уж точно не забуду,
Ради чего мне стоит жить!

 

Уходит женщина от счастья, уходит от судьбы,
А то, что сердце бьётся чаще,
так это только от хотьбы...
Она от сына отказалась
Зачем он ей в 16 лет...
Не мучат страх её и жалость
Лишь только няня смотрит в след.
Уходит женщина от счастья
Под горький ропот матерей,
Её малыш, котёнок спящий
Пока не ведает о ней.
Она идёт легко и бодро,
Не оглянувшись на роддом
Вся в предвкушении свободы,
Что опостылет ей потом
...И рухнет мир, когда средь ночи,
Приснится радостно почти,
Тот тёплый ласковый комочек,
Сопевший у её груди.

Что – самая сладкая сладость на свете?
Сахар – могла я когда-то ответить.
Мед, мармелад, пастила.. и щербет..
Только теперь поняла я ответ -

Родного ребеночка – запах макушки,
Что остается на нашей подушке,
Пальчики нежные.. и ноготки–
Попка, коленочки…и локотки…

Что – самая горькая горечь на свете?
Горчица – могла я когда-то ответить…
Редька и уксус… полынь и хинин..
Ну а теперь – мой ответ – лишь один:

Губки дрожащие - плач на подходе
Вот от чего мое сердце заходит..
Самая горечь – родного ребенка –
Полные слез и обиды глазенки…

РАЗРЫВ

Битвы словесной стихла гроза.
Полные гнева, супруг и супруга
Молча стояли друг против друга,
Сузив от ненависти глаза.

Все корабли за собою сожгли,
Вспомнили все, что было плохого.
Каждый поступок и каждое слово -
Все, не щадя, на свет извлекли.

Годы их дружбы, сердец их биенье -
Все перечеркнуто без сожаленья.
Часто на свете так получается:
В ссоре хорошее забывается.

Тихо. Обоим уже не до споров.
Каждый умолк, губу закусив.
Нынче не просто домашняя ссора,
Нынче конец отношений. Разрыв.

Все, что решить надлежало,- решили.
Все, что раздела ждало,- разделили.
Только в одном не смогли согласиться,
Это одно не могло разделиться.

Там, за стеною, в ребячьем углу
Сын их трудился, сопя, на полу.
Кубик на кубик. Готово! Конец!
Пестрый, как сказка, вырос дворец.

- Милый! - подавленными голосами
Молвили оба.- Мы вот что хотим...-
Сын повернулся к папе и маме
И улыбнулся приветливо им.

- Мы расстаемся... совсем... окончательно...
Так нужно, так лучше... И надо решить,
Ты не пугайся. Слушай внимательно:
С мамой иль с папой будешь ты жить?

Смотрит мальчишка на них встревожено.
Оба взволнованны... Шутят иль нет?
Палец в рот положил настороженно.
- И с мамой и с папой,- сказал он в ответ.

- Нет, ты не понял! - И сложный вопрос
Каждый ему втолковать спешит.
Но сын уже морщит облупленный нос
И подозрительно губы кривит...

Упрямо сердце мальчишечье билось,
Взрослых не в силах понять до конца.
Не выбирало и не делилось,
Никак не делилось на мать и отца!

Мальчишка! Как ни внушали ему,
Он мокрые щеки лишь тер кулаками,
Понять не умея никак: почему
Так лучше ему, папе и маме?

В любви излишен, друзья, совет.
Трудно в чужих делах разбираться.
Пусть каждый решает, любить или нет?
И где сходиться и где расставаться?

И все же порой в сумятице дел,
В ссоре иль в острой сердечной драме
Прошу только вспомнить, увидеть глазами
Мальчишку, что драмы понять не сумел
И только щеки тер кулаками.

 

Я вчера ошиблась этажом
В здании тридцатой горбольницы -
(Это ветхий, очень старый дом,
Где скрипят тоскливо половицы)

- Как пройти отсюда на массаж?
- Выше. Выше: прямо и направо:
Лестничный пролет. Второй этаж.
За стеклом хирурги-костоправы.

Все не то: А это что за вход?
(осторожно дверцу открываю)
- Девушка, у нас сейчас обход.
Не мешайте! - (я и не мешаю).

- Вы к кому?
- Да, в общем, ни к кому:
- Ах, наверно, Вы из меценатов?
- Из кого? Простите:. не пойму:
- Проходите в первую палату!

Ладно: От чего бы не пройти,
Раз уж так активно приглашают?
Господи, куда твои пути
Приведут сегодня? Я не знаю.

В коридоре сумрачная тишь,
Ожиданье придавило плечи.
Вдруг, смотрю..: застенчивый малыш
Осторожно вышел мне на встречу.

(гoда два ему, а, может, три):
Застеснялся...поспешил обратно...
- Стой, хороший мой. Не уходи!
Но мальчонка убежал в палату...

- Девушка, не стойте у дверей!
Проходите и располагайтесь.
Здесь пятнадцать отказных детей.
Поиграйте с ними: Не стесняйтесь.

- Что сказали вы? Мне не понять:..
"Отказных"? Что значит это слово?
- Господи, ну бросила их мать!..
(надо ж быть такою бестолковой!)

- Бросила? Как это?
- Да вот так!
Вы как будто первый день на свете!
Ведь в России форменный бардак -
(Все мы, в чем-то, брошенные дети):

Надо мной разверзлись небеса -
Как во сне я шла по коридору,
И упрямо горькая слеза
Застилала свет, мешала взору:..

Пять кроваток к ряду у стены -
(В них лежат трехмесячные крошки).
Дети спят:. возможно, видят сны:..
Тихо солнце льётся из окошка.

Медленно на цыпочки встаю:
Кто там плачет?
- Ладушка проснулась?
Успокойся... Баюшки-баю:
Ах, как сладко-сладко потянулась:

Я беру на руки малыша:
- Так... штанишки мокрые: Бывает: -)))
Ну не плачь, - шепчу я, чуть дыша, -
Мы сейчас пеленки поменяем.

- "Доченька": хорошая моя: -
Подношу к губам твои ладошки, -
Мама здесь:.. сегодня мама - я:..
Всё по правде: всё не понарошку:.

Девочка глядит в мои глаза,
И в улыбке растянулся ротик:..
Я молчу: не знаю, что сказать,
Робко глажу спинку и животик.

Маленькими ручками дитя
Обхватило вдруг меня за шею
И прильнуло с нежностью, любя.
(я собою больше не владею)

Не могу сдержать горячих слёз,
Поправляя сбитую подушку,
Задаю бессмысленный вопрос:
Где же мать - беспечная кукушка?

Милая, ну, как же ты могла?!!!
Как? Ребенка подарила миру,
Чтоб затем, лишив его тепла,
Укатить транзитным пассажиром?

Не виню... Поверишь??? Видит Бог:
Знаю все о женской трудной доле::
Мир безумен:. мир порой жесток -
(сердце разрывается от боли:.).

Вот вошел в палату карапуз,
Ножками едва передвигая:
- Стоп: Не падать! Господи: Иисус!
Что мне делать с вами? Я не знаю:.

Сколько здесь печальных добрых глаз!
Как согреть вас всех, помилуй, Боже:
- Я иду: бегу к тебе:.. сейчас:..
- Как его зовут?
- Его? Сережа...

- Ну, Сергунька, ты уже большой:.
Нам ходить давно пора учиться!
Дай мне ручку: шаг: теперь второй:
Так: еще: а ну-ка не лениться!

Молодец! Серега, ты герой:..
Скоро будешь бегать - не догонишь:
Леночка, не плакать: я с тобой:..
Не вертись! - бутылочку уронишь,

Пей, моя родная, молочко:
Подрастай: И будь всегда здорова:.
Знаю-знаю: это не легко:
Ну-ка пей! -)) - уважь труды коровы:..

Я вчера ошиблась этажом
В здании тридцатой горбольницы.
Ночь:.. Гроза:. И первый майский гром:
(мне сегодня слишком плохо спится)

 

Подружка, послушай… Ты мне как сестрёнка.
Я только с тобою могу поделиться.
Ты знаешь, ведь я не хотела ребёнка…
И всё же решила: пускай он родится!
Конечно, проблем - не сочтешь, не измеришь:
Работа, жильё, да и денег не густо…
Я ночь не спала.… А на утро - ты веришь? –
Встаю, а в душе - непонятное чувство:
Какая-то смесь - и стыда, и тревоги…
Ведь он – то живой! Он растет там и дышит…
А может он ждет, что решу я в итоге?
А может быть, все мои мысли он слышит?
Подружка, пойми. Не суди меня строго
Другие – то - даже родители! – судят…
А вдруг я отвергну подарок от Бога –
И больше мне шанса другого не будет?...
Как жить мне тогда? Как найти утешенье?
Ведь он уже есть… Моей плоти частица…
Да, трудно. Но я принимаю решенье:
Я сильная. Справлюсь.
ПУСКАЙ ОН РОДИТСЯ!!!

 

Младенцем быть совсем не просто:
Во-первых, маленького роста,
Плюс очень маленького веса,
И, в-третьих, вовсе нет зубов!
Лежишь, некрупный и невидный,
Одетый в чепчик несолидный,
И клонит в сон, и хочешь есть,
Не можешь встать, не можешь сесть!
Пустышку вечно в рот пихают,
Гуляешь там, куда везут,
Пелёнки быстро намокают
И брюк пока не выдают!
Никто тебя не понимает,
Но все сюсюкают с тобой.
И это люди называют
Порою детства золотой!
Зачем я выбрал этот путь?
Чтоб вашу жизнь перевернуть!!!
Я поздравляю вас со мною!
Вам будет нелегко, не скрою.
Я буду требовать вниманья,
Терпенья, ласки, обожанья!
Сил, денег, времени, участья,
Но это называют - СЧАСТЬЕ!

 

Прошелестел по дому слух,
Что «мама» ходит у «столовки»…
Хоть конопат, и лопоух,
Но что-то ёкнуло у Вовки!
Он в детском доме пятый год
В мечтах о самой лучшей маме:
Она придёт! Она придёт!
Он обовьёт её руками,
Прижмётся крепко-крепко к ней,
И всех счастливей станет в свете!
И Ленка (нет её вредней!)
Себе пусть тоже маму встретит!
Ну,…пусть зудит, что он смешон,
Что никакой не нужен маме!
Но от девчонок слышал он,
Что плачет Ленка вечерами…

И вот притихла ребятня,
Глазёнки ждут: ну чья Вы мама?
«Моя!» «Моя!» «Моя!» «Моя!» -
Кричат сердечки в них упрямо.
А «мама» Вовку привлекла…
Присела. Добрая, простая,
И по вихрам тепло прошла.
Веснушки пальчиком считает
И, улыбаясь, говорит:
«Ты ночью тоже светишь людям?
Вон, сколько солнышек горит,
Давай с тобой меняться будем!»
И апельсин ему даёт…
А Вовка мнётся: вдруг ошибка!
Но что такое! Вовкин рот
Сам разбегается в улыбке!

Мальчишка тает на глазах!
Почти сорвалось: «Мама! Мама!»
Но «мама»… к Ленке! Счастье в прах:
Проходят...с Ленкой!...к двери прямо!!!
Застыл мальчишка, сжался враз,
Про апельсин забыв, игрушки…
И слёзы-градины из глаз
Катились вниз по конопушкам.
Потом рванулся, сам не свой,
Догнал сияющую Ленку,
И апельсин ей: «Это твой!»
И, слёзы пряча, ткнулся в стенку.
…………..
Он взрослый стал – прошли года,
Он без ума от Петьки-сына:
Для Петьки – всё! Но никогда
Ему не дарит апельсины.

 

Отвели бутуза в сад - мама рада, папа рад. Не мешает им никто делать это, делать то! Можно спать до десяти, на прогулку не идти, нож забыть на видном месте, выпить кофе граммов двести. Можно,не в ущерб хвосту, с антресолей слезть коту! Можно час болтать с подружкой, можно печь полдня ватрушки, можно поваляться в ванной или с книжкой на диване, можно - чтоб мне помереть! - телевизор посмотреть!!! На базар сходить за сыром, и убрать всю-всю квартиру. (это и с бутузом можно, только очень, очень сложно). Час прошёл, и два, и три. Что-то тягостно внутри :( без бутуза в доме пусто, без бутуза в доме грустно... Ну-ка, папа, быстро в сад! Возвращай дите назад! ... И опять дрожит весь дом ... Завтра снова поведем!!! :)

 

Хозяин погладил рукою
Лохматую рыжую спину:
- Прощай, брат! Хоть жаль мне, не скрою,
Но все же тебя я покину.

Швырнул под скамейку ошейник
И скрылся под гулким навесом,
Где пестрый людской муравейник
Вливался в вагоны экспресса.

Собака не взвыла ни разу.
И лишь за знакомой спиною
Следили два карие глаза
С почти человечьей тоскою.

Старик у вокзального входа
Сказал:- Что? Оставлен, бедняга?
Эх, будь ты хорошей породы...
А то ведь простая дворняга!

Огонь над трубой заметался,
Взревел паровоз что есть мочи,
На месте, как бык, потоптался
И ринулся в непогодь ночи.

В вагонах, забыв передряги,
Курили, смеялись, дремали...
Тут, видно, о рыжей дворняге
Не думали, не вспоминали.

Не ведал хозяин, что где-то
По шпалам, из сил выбиваясь,
За красным мелькающим светом
Собака бежит задыхаясь!

Споткнувшись, кидается снова,
В кровь лапы о камни разбиты,
Что выпрыгнуть сердце готово
Наружу из пасти раскрытой!

Не ведал хозяин, что силы
Вдруг разом оставили тело,
И, стукнувшись лбом о перила,
Собака под мост полетела...

Труп волны снесли под коряги...
Старик! Ты не знаешь природы:
Ведь может быть тело дворняги,
А сердце - чистейшей породы!

 

Одни называют ее чудачкой
И пальцем на лоб - за спиной, тайком.
Другие - принцессою и гордячкой,
А третьи просто синим чулком.

Птицы и те попарно летают,
Душа стремится к душе живой.
Ребята подруг из кино провожают,
А эта одна убегает домой.

Зимы и весны цепочкой пестрой
Мчатся, бегут за звеном звено...
Подруги, порой невзрачные просто,
Смотришь - замуж вышли давно.

Вокруг твердят ей: - Пора решаться.
Мужчины не будут ведь ждать, учти!
Недолго и в девах вот так остаться!
Дело-то катится к тридцати...

Неужто не нравился даже никто? -
Посмотрит мечтательными глазами:
- Нравиться нравились. Ну и что? -
И удивленно пожмет плечами.

Какой же любви она ждет, какой?
Ей хочется крикнуть: "Любви-звездопада!
Красивой-красивой! Большой-большой!
А если я в жизни не встречу такой,
Тогда мне совсем никакой не надо!"

 

Дочка с папой говорит, у портрета стоя:
У меня котенок спит, плачет кукла Зоя,
Во дворе мальчишка Сашка - у него собака
А еще машинка есть, а еще есть папа...

Ах, когда же ты приедешь - мама обещала.
Я и кукла моя Зойка побежим к вокзалу,
Платье новое надену, как на день рожденья,
Мама торт нам приготовит - вот будет веселье...

Вместе мы пойдем с вокзала, чтобы знали все -
Что у Кати папа дома, а не на войне!
И девчонка тихо плачет, рядом плачет мама -
Никогда они втроем не придут с вокзала.

Лишь печальные глаза на большом портрете,
Лишь кровавая звезда на пурпурной ленте...
Во дворе мальчишка Сашка - у него собака,
А еще машинка есть, а еще есть папа...

 

Каждую минуту я молю об одном:
Чтоб только ты выжил в утробе моем!
Чтобы только сердечко стучало твое!
Мой ребенок, сокровище, счастье мое!
Чтобы только увидеть тебя я смогла.
Чтобы только живым я тебя родила!
Чтобы только к себе тебя крепко прижать!
Чтобы дать тебя папе родному обнять!
Чтобы видеть, как светятся глазки твои,
Чтобы гадать, они папины или мои...
Чтобы слышать твой громкий, завилистый смех!
Чтобы стали на свете мы счастливее всех!
Мой ребенок, мой ангел, мой милый малыш!
Знаю я, что сейчас ты не спишь,
Знаю я, что не просто сейчас тебе,
Что тревожно и страшно, так же как мне!
Я боюсь потерять тебя, не успев обрести!
Заклинаю! Молю тебя! Только расти!
Потому что тебя мы здесь любим и ждем,
Потому что с тобой только счастье найдем!

Он был грозою нашего района,
Мальчишка из соседнего двора,
И на него с опаской, но влюбленно
Окрестная смотрела детвора.

Она к нему пристрастие имела,
Поскольку он командовал везде,
А плоский камень так бросал умело,
Что тот, как мячик, прыгал по воде.

В дождливую и ясную погоду
Он шел к пруду, бесстрашный, как всегда,
И посторонним не было прохода,
Едва он появлялся у пруда.

В сопровожденье преданных матросов,
Коварный, как пиратский адмирал,
Мальчишек бил, девчат таскал за косы
И чистые тетрадки отбирал.

В густом саду устраивал засады,
Играя там с ребятами в войну.
И как-то раз увидел он из сада
Девчонку незнакомую одну.

Забор вкруг сада был довольно ветхий -
Любой мальчишка в дырки проходил,-
Но он, как кошка, прыгнул прямо с ветки
И девочке дорогу преградил.

Она пред ним в нарядном платье белом
Стояла на весеннем ветерке
С коричневым клеенчатым портфелем
И маленькой чернильницей в руке.

Сейчас мелькнут разбросанные книжки -
Не зря ж его боятся, как огня...
И вдруг она сказала:- Там мальчишки...
Ты проводи, пожалуйста, меня...

И он, от изумления немея,
Совсем забыв, насколько страшен он,
Шагнул вперед и замер перед нею,
Ее наивной смелостью сражен.

А на заборе дряхлом повисая,
Грозя сломать немедленно его,
Ватага адмиральская босая
Глядела на героя своего.

...Легли на землю солнечные пятна.
Ушел с девчонкой рядом командир.
И подчиненным было непонятно,
Что это он из детства уходил.

 

Не буду сына лепить из глины,
Не буду бабу лепить из снега,
А буду, плача, лепить мужчину,
Чтоб был похож он на человека!

Все, что когда-то в тебе любила,
О чем, забывшись, светло грущу я,
Все, что в любимых не находила -
В него вложу я, в него вдохну я.

Он будет крепок, он будет выжжен
Слезой соленой и горьким стоном,
И нашей нежностью, растопившей
Мороз на проводе телефонном.

Он будет сделан из расставаний,
Непримиримых до бессердечья.
Из одиноких моих мечтаний
До отупенья у старой печки.

Не буду сына лепить из глины,
Не буду бабу лепить из снега,
А буду, плача, лепить мужчину,
Чтоб был похож он на человека.

 

Первой женщине моего сына"(стихотворение Норы Яворской)

Капелька человеческого потока,
может Наташа, а может Ирина,
где-то идёт, каблучками цокая,
первая женщина моего сына.
Первая в жажде, первая в поиске.
Вечная или случайная?
Где повстречается – в парке, в поезде?
Застенчивая? Отчаянная?
Светят коленками
в юбочках-мини
студентки и секретарши...
Ты, что проявишь мужчину в сыне,
моложе его или старше?
Если старше...
Смиренно прошу, не воинственно:
слов не прячь сокровенных, нежных,
не вымещай
на моём, единственном,
обиду на прежних.
Чтоб не прошла ты, первая женщина,
по душе сыновней, как трещина.
Чтобы не проклял твои он двери,
чтобы, ликуя, сердце – в ребро,
чтобы шёл от тебя и верил,
что женщина – есть добро...
Ну а если моложе,
если
цел ещё и косичек лён, -
я хочу, чтоб в тебе воскресли,
сын мой, рыцари всех времён.
Чтоб от первой взрослой постели
глаза её не опустели.
Чтоб тобой человечность мерила,
в голосишке чтоб – серебро,
чтобы шла от тебя и верила,
что мужчина – это добро.

 

Есть еще один зверь
Невероятной красы,
Зовут его просто «деть»,
Или порой просто «сын».
Иногда зовут и «дочь»
Но это уж как повезёт:
Деть – он такой зверь,
Неопределённых пород..

Есть у детя рот –
Туда всё надо совать;
Всё, что не влезет в рот
Можно в носу закопать..
Пузо у детя есть,
Пожалуй, главная часть.
Чтоб выяснить сын или дочь,
Надо под пузо попасть.

Деть превращает жену
В странное существо..
Вроди была твоя –
Бац – и уже его…

Попав в семью, деть
Ускоряет любой процесс,
В принцепе это неплохо,
Жаль только если - секс..

Деть – это страшная вещь,
Без него уже больше не жизнь..
Но гордо скажу – я отец!
И у меня – СЫН

 

На заброшенном балконе,
Среди прочей
Мишуры,
Как-то встретились вороне
Биллиардные шары.

Что за птица улетела
И забыла путь
Домой?!
На шары ворона села,
Стала греть шары собой.

Ни на шаг не отходила
От приёмышей
Своих...
Не будила, не студила,
А высиживала их.

И когда явилась осень,
Чтоб сорвать листву
С берёз,
Вдруг из цифры номер восемь
Показался чей-то нос.

Шла ворона через грядку,
И за ней шагали
В ряд,
Разобравшись по порядку,
Восемь белых воронят.

Всё вокруг цвело и спело,
Пах весной осенний сквер,
И ворона вдруг
Запела,
Захлебнувшись буквой РРРР!

Позабыв про всё на свете,
Пела птица на суку,
И вопили рядом
Дети
С номерами на боку!

 

Твой сын просил, чтоб спела перед сном.
Но ты хлопот вечерних не успела
Закончить в срок, и был не прибран дом.
Лишь в спешке чмокнула и даже не присела
На краешек кровати. Он сопел,
Уткнувшись носом в плюшевого мишку.
Так много было всяких разных дел,
И некогда укладывать мальчишку...
Уже большой - чего там, не малыш -
Тебе самой в том возрасте не пели.
Просил - но ты сказала, что спешишь,
И нечего капризничать в постели...
Ты не успела... Много разных "не"
За это накопилось семилетье.
Сын сладко улыбается во сне
В зеленой лампы приглушенном свете...
Он вырастет, ведь так бегут года,
Свою пижамку жёлтенькую сносит.
Он вырастет, и, взрослый, никогда
Спеть колыбельной больше не попросит...

 

Папа сверточек принес
Папа задал мне вопрос:
"Ждал, не ждал? Рад, не рад?
Познакомься - это брат!"
Да, конечно, я вас ждал!
Я игрушки все собрал,
Чтобы брату показать,
Чтобы с братом поиграть...
А сейчас убрал назад:
Ну, какой же это брат?!
Меньше плюшевого мишки
Этот новенький братишка.
Как все это понимать?
С кем придется мне играть?
Засмеялась мама: "Вот
Пусть немного подрастет..."
Папа с мамой отошли
Вот со свертком мы одни.
Я пониже наклонился,
Он за палец уцепился...
Держит палец, вроде рад!
Я шепнул: "Ну, здравствуй, брат!"

 

Выбирал мальчишка розу осторожно,
Так, чтоб остальные не помять,
Продавщица глянула тревожно:
Помогать ему, не помогать?
Тоненькими пальцами в чернилах,
Натыкаясь на цветочные шипы,
Выбрал ту, которая раскрыла
По утру сегодня лепестки.
Выгребая свою мелочь из карманов,
На вопрос - кому он покупал?
Засмущался как-то очень странно:
«Маме…»,- еле слышно прошептал.
-День рожденья, ей сегодня тридцать…
Мы с ней очень близкие друзья.
Только вот лежит она в больнице,
Скоро будет братик у меня.
Убежал. А мы стояли с продавщицей,
Мне - за сорок, ей – за пятьдесят.
Женщинами стоило родиться,
Чтобы вот таких растить ребят

 

Постарела мать за тридцать лет,
А вестей от сына нет и нет.
Но она всё продолжает ждать,
Потому что верит, потому что мать.
И на что надеется она…
Много лет, как кончилась война,
Много лет, как все пришли назад,
Кроме мёртвых, что в земле лежат.
Сколько их в то дальнее село
Мальчиков безусых не пришло.
Раз в село прислали по весне
Фильм документальный о войне.
Все пришли в кино и стар, и мал,
Кто познал войну и кто не знал.
Перед горькой памятью людской
Разливалась ненависть рекой.
Трудно было это вспоминать.
Вдруг с экрана сын взглянул на мать.
Мать узнала сына в тот же миг
И пронёсся материнский крик.
Алексей, Алёшенька, сынок...
Словно сын её услышать мог.
Он рванулся из траншеи в бой,
Встала мать прикрыть его собой.
Всё боялась - вдруг он упадёт,
Но сквозь годы мчался сын вперёд.
Алексей, кричали земляки,
Алексей, просили добеги.
Кадр сменился, сын остался жить,
Просит мать о сыне повторить.
И в атаку снова он бежит
Жив, здоров, не ранен, не убит.
Алексей, Алёшенька, сынок...
Словно сын её услышать мог.
Дома всё ей чудилось кино,
Всё ждала вот-вот сейчас в окно
Посреди тревожной тишины
Постучится сын её с войны...

 

Я захожу в комнату...странная тишина,
Дочурка моя испуганная, робко стоит у окна.
Что-то в руке сжимая ,пытается спрятать она.
В глазах её боль застыла: "Я здесь никому не нужна"
Я разжимаю руку, смятый вижу листочек,
Это письмо к папе, пишет моя дочка.
Там на пол страницы, нарисованные глаза,
А под глазами этими огромнейшая слеза.
«Доченька, ты скажи мне, что здесь у вас случилось?»
«Бабушка меня била, я перед ней провинилась»
Я подхожу к матери, спрашиваю: "За что?"
Бабушка сразу в слёзы и подаёт мне пальто.
«Хватит, я устала, мне нужен покой,
Не нравится, уходи и забирай обоих».
Сыночек мой, кроха ползает на полу ,
Дочка, в руке с листочком, молча стоит в углу.
Я, словно очумелая, за руку её схватила
И на вокзал, отправлять к отцу потащила.
За всю дорогу девчушка не проронила ни слова.
«Значит ,поедешь к папе?» - Твердила я снова и снова.
Дочка моя молчала, ехала, словно немая.
Я отрешённо сидела, смутно всё понимая.
Вот и вокзал, выходим, молча беру билет.
«Значит мать ты не любишь?» -,Только ни слова в ответ.
Подходим к автобусу, молча , меня колотит озноб.
«Мне нужно и мама, и папа у меня были чтоб»
Выбрасываю билет.»Хватит,едем ,довольно!»
«Прости меня, дочка, родная, я знаю, как больно.»

 

Я сижу в старом кресле, поджав ноги, и читаю. Читаю после такого большого перерыва, с упоением, наслаждением. Дела домашние отложены, хотя именно в это время я могу ими заниматься. Ничего, успеется.
«…Истина неизменно пребывает там же, где Вера. Я снова и по-новому оглядела церковь – источенные временем каменные плиты, столько раз падавшие во прах и столько раз восстановленные…»
Дверь открывается и входит наша доченька. Еще не совсем проснулась, волосики растрепанны…подходит ко мне, забирается на колени, кладет головку на мою грудь и замирает. Она лежит тихо и спокойно, а я плачу. Слезы горячие. Я тихо плачу, даже дыхание стараюсь не сбивать, чтоб ее не тревожить. Она несколько раз поворачивает головку, то одной, то другой щечкой прижимаясь к моей груди. Я слышу ее дыхание, я чувствую ее запах. Она пахнет только что вылупившимся цыпленком – теплом, влажностью, Жизнью…а еще чудным ароматным маслом, привезенным с Нового Афона. Это умиротворяет.
Она не спит и, моргая, щекочет ресничками мою руку. Я хочу открыть глаза, но пелена слез не дает мне сделать этого. Я ощущаю тепло солнечного света, который льется в комнату и, многократно умножаясь в золотистых обоях, наполняет негой и уютом.
Попугаи вопреки обыкновению дремлют. Самец очень тихо и нежно воркует со своей подругой.
Я слышу, хоть и живем мы высоко, как касаются друг друга листья на деревьях под ветром.
Птицы поют совершенно особенно.
Я слышу размеренное и глубокое дыхание. Доченька спит. Я боюсь пошевелиться, чтоб не нарушить это.
Смотрю на телефон, лежащий на столе – хоть бы никто не позвонил.
Я повторяю про себя который раз все с начала, боясь забыть. Как во сне, когда слышишь и видишь записанную нотами совершенную мелодию, четверостишья чудных стихов, которые ты написал. Но, просыпаясь, не можешь вспомнить ни строчки.
Я не хочу просыпаться. Нет, я не сплю. Мне кажется, я начала учиться видеть чудеса, чувствовать их.
Я это не забуду.

 

Вера в чудо- великая сила...
В Новый год, когда били куранты,
Робко я у небес попросила:
"Мне не надо друзей-бриллиантов,
Ни богатства, ни власти, ни славы,
Ни ключей от секретных замочков,
Об одном лишь прошу, умоляю:
Подарите кровиночку- дочку!"

Я, наверно, грешила немного,
А быть может, наградой за веру
Мне ниспослан подарок от Бога-
Дочь моя, ангелочек мой нежный,
Радость в жизни, надежда, услада...
Незаметно листая денёчки,
Ход часов я замедлить бы рада-
Подрастает красавица-дочка.

Словно нежный ленок, волосёнки,
А на щёчках пленяют две ямки,
Голубые сияют глазёнки-
Что за прелесть ребёнок мой славный!
Улыбнётся роднулечка- солнце,
Смех рассыплет хрустальным звоночком...
Об одном мне просить остаётся:
Пусть счастливой растёт моя дочка...

 

У меня их трое.
У меня – не много.
Ем на кухне, стоя,
Чтоб никто не трогал.

Я могу одеться
По горящей спичке;
Кошку, как младенца,
Нянчить по привычке.

Знаю, как построить
Башню и машину.
Знаю, как устроить
Куклам именины.

Делать я умею
Шлейф из покрывала.
На сто лет умнее
За три года стала.

Я читаю: «Ма-ма»
Утешаю… «Мамаааааааа»!
Отвечаю: «Мама?»
И качаю: «Ма-а-ма».

Своё счастье строим
В маленькой квартире.
У меня их трое.
А хочу – четыре…

 

Ходит чудо по квартире,
Нет его любимей в мире.
Как озера блюдца-глазки,
Гномик маленький из сказки.
Говорит он: - Дай конфет!
Отвечает мама: - Нет!
Гномик ласковый пропал,
Вредным плаксой гномик стал!
Это кто же так ревет?
Может это пароход?
Может это водовоз
Тут разлил ведро из слез.
Кто тут топает ногами
Со слезами и соплями?
Плакса-вредина откуда?
И куда девалось чудо?
Мама даст ему игрушку,
Чмокнет в сладкую макушку,
Мама рядом посидит,
Снова в чудо превратит!

 

9 месяцев под сердцем
Счастье ты своё носила
Он дождаться был не в силах,
Он толкался и стучал,
Вот и близится причал.
Он родился закричал.
Как корабль стал на якорь,
Он в твоих родных руках.
Через время стал на землю
После сделал первый шаг.
Он растёт малыш твой милый,
Очень быстро, на глазах,
От тебя он не отходит,
Ты роднее всех других,
Ты еда ему и воздух,
Ты любовь его на жизнь.
И на это есть причина,
Хоть не видима она,
Неразрывны эти узы
Есть от матери к дитя!

 

Мой сыночек — маленькое чудо!
Я светлею сердцем, не дыша –
Из Небес, из Ветра, ниоткуда
Юная рождается душа!

Да пребудет мир твой чист и светел
В нашей душной бытовой пыли!
Пусть тебя несет по свету ветер,
Не забрызгав грязями Земли.

***_________________***
Какие чудесные дети
Покрыли земную кору!
Они на трухлявой планете
Растут, как грибы во бору.

Вот рыжик, а это масленок —
Каких только нет пацанов!
Как много им надо пеленок,
Пока дорастут до штанов!

В штанах они ходят не сразу,
Но сразу же ходят в штаны.
Научатся! Не было б сглазу —
Всему научиться должны!

Волнушки, подгруздки, опята —
Какая крикливая рать!
Как славно, что эти ребята
Не любят в молчанку играть.

Орите, ребята, растите,
Боритесь за званье людей!
Пусть будет вам сколько хотите
И солнца и теплых дождей.

Какие чудесные песни
Мы вам сочиним про запас!
Но самые честные песни
Напишете вы после нас!..

***_______________________***
Каждый был из нас малышкой,
Мы ходили в детский сад.
Нам читали мамы книжки,
Каждый вечер напролёт.

Сами мы теперь с усами,
Детям уж читаем сами,
Удивляясь каждый раз,
Ух, похожи как на нас!

Клуб английский, музыкалка,
Школа рисования,
Ничего для них не жалко,
Детям все старания,

Отдых, море, солнце, пляж,
Цирк и развлечения.
Мы рукою отведем
Боль и огорчения.

Все для них, что только есть,
Лучшее на свете!
Потому что наше счастье —
Это наши дети!

 

Любимой дочке

Становишься ты, дочка, всё взрослей
но для меня по-прежнему малышка...
мне так же хочется тебя обнять,
как ты когда-то плюшевого мишку!
И остаёшься для меня всегда
ты самой доброй, ласковой, красивой.
Пускай сбываются твои мечты,
Я так хочу, чтоб ты была счастливой!

 

Я лежу в кроватке

И сосу тихонько.

Соску, вы подумали?

Нет, свою пеленку.

На подушке мама

Закрывает глазки.

Лучше б пела песни

И читала сказки.

Говорит, что папе

Рано на работу.

Но, конечно, это

Не моя забота.

Я спою вам песенку,

Так мне скучно с вами.

Поднимайте головы –

Люди на диване!

А на завтрак чмокаю

Палец у ноги.

Не дают мне кушать

Родители – враги.

Ну и что, что рано

Пять утра – всего-то.

Просыпайся, мама,

У тебя – работа.

Что-то подозрительно

Попе неприятно.

Люди, помогите!

Как вам не понятно?

Вот, проснулась мама,

Папа повернулся.

Я им из кроватки

Сразу улыбнулся

Ну, теперь покушал,

Счастье - то какое.

Не могу понять я,

Что со мной такое???

Тяжелеют глазки,

И зевает ротик.

Неужели это…..

Спи, мой бегемотик.
++++++++++++++++++++++++

 

Быстро время пролетело,
Вроде только родила…
Моя дочка повзрослела,
Рано ножками пошла.
Вроде только что носила
Ее в пузике своем,
Говорила с ней и пела,
И мечтала день за днем.
А мечтала, что увижу,
И как на руки возьму.
И скажу: «твоя я мама»,
И к своей груди прижму.
Это первое мгновенье
Не забуду никогда.
Я любви нашей творенье
Полюбила навсегда.
Полюбила наш комочек,
Наше милое дитя:
Эти глазки, этот носик,
И серьезной и шутя.
Ты расти на радость, дочка,
Будь смышленой, будь собой.
И без всяких заморочек,
Будь счастливой, озорной!

***
Дочка спит, она устала
Был сегодня длинный день
Целый день она играла,
Всем покоя не давала.

Только пусть уж лучше скачет
Чем болеет хворью злой
Сверху я её прикрою
Белоснежной простынёй

Пусть поспит... А завтра снова
Детский сад и детвора
Дочка-Зайка, будь здорова
Спи, Лапулечка моя...

***
Что за глазки, что за щечки,
Губки, словно розы цвет!
Нет милее нашей дочки,
В целом мире лучше нет!

Будь здорова, наша рыбка,
Будь послушна и скромна!
Радуй нас своей улыбкой,
Будь красива и умна!

***
Искорки веселые в глазах у тебя
Непоседа милая как ты хороша!
Легкой птичкой раннею с солнышком встаешь
И весь день воркуешь песенки поешь.

Нравится подружкам смех задорный твой,
Все вокруг любуются девочкой такой.
И желают куколке теплых ярких дней
Маму с папой радовать и иметь друзей.

Платице нарядное на тебе сейчас,
От тебя красавица не отводим глаз.
Ласково принцесою будем величать
Ведь такую девочку только поискать
________________________
Ангел прыгал и летал,
Ангел бегал по вагону,
Ангел станции считал
И людей на всех перронах.

То смеялся, то скучал,
То ходил к соседям в гости,
Чинно пил со всеми чай,
Ну совсем как ангел-взрослый!

А потом влетел ко мне,
Примостился на коленях.
Чей ты ангел? Чьих утех
Плод, чьего воображенья?

Сонно глазки кулачком
Тёр и мило улыбался.
Взял бумагу и молчком
Что-то там писал, старался.

И уснул. А я не сплю.
Не до сна. Такая ночка!
Пишет " Я ТИБЯ ЛУБЛЮ "
Чей-то ангел на листочке..

***
Мой дружочек, мой цветочек,
Красотулечка моя!
Много есть на свете дочек,
Но одна ты у меня!

***
Попрыгунчик-смехотунчик,
Словно мячик озорной!
Как люблю тебя, мой лучик!
Будь всегда, всегда такой!

***
В короткие минуты сладкой дремы,
Когда к моей груди прижавшись тихо спишь,
Я с нежной грустью вспоминаю
То время, когда жил во мне малыш.

Я очень долго о тебе мечтала,
Хотела поскорей к себе прижать
И на ночь песенку тебе шептала,
Уже совсем немного оставалось ждать…

Ты появилась! Это утро не забуду!
Я буду помнить этот миг всегда,
Когда к моей груди прижалось чудо-
…., доченька любимая моя!

Хочу запомнить каждое мгновенье:
Улыбку первую и первые шаги,
И будем с папой вспоминать мы с умиленьем,
Ту девочку, какой была когда-то ты.

Ты подрастаешь. Каждый день-свершенье,
И я хочу тебя благословить!
Но как же сохранить мне нашу ценность
Меж двух сердец связующую нить?

 

Ах вы чёрные мои глазки, вы румяные мои щёчки!
С добрым утром, дружок, здравствуй, самый лучший подарок дочкин!
Ты наполнил жизнь новым смыслом, разукрасил мою осень,
Разогнал все тёмные мысли. Всё исполню, что ни попросишь!

Мы с тобой почитаем книжку, поиграем семьёй в прятки
И полечим больного мишку – перевяжем ему лапку.
Ты похож на свою маму, а она – на меня похожа.
Ты - мой самый любимый мужчина (ну и дед твой, конечно, тоже)!

Я спою тебе на ночь песню, перед сном тобой полюбуюсь.
Если (не дай бог!) заболеешь – как всегда,до слёз разволнуюсь.
Ну а в час, когда карты-звёзды ворожить над судьбою станут,
Попрошу для тебя счастья – для тебя и твоей мамы.

 

Счастью этому не ждать преграды,
Ты так близко, ты живёшь во мне!
Больше в жизни ничего не надо,
Лишь прислушаться и думать о тебе.
Мой живот давно уже твой домик.
Там царит теперь твоя Душа,
Маленький, родной, бесценный гномик!
Этот Свет ждёт чудо-малыша!
Для меня толчки твои – награда,
Ты не бойся больно сделать мне.
Сколько шевелений, как я рада -
Знаками общаешься уже!
Я тебя всегда пойму, поглажу;
Ты ответишь ласковой волной,
Покопошишься немного, ляжешь.
Обниму тебя, комочек мой.
Ручками прикрыв малютки-глазки,
На УЗИ ты прятался от нас,
Маленькое чудо наше, сказка,
Как же не расплакаться в тот час.
Слёзы радости от нашей встречи,
Ты уж за вторжение прости
В тайный мир твой, маленький кузнечик;
Главное - здоровеньким расти!
Ведь возможностей намного больше
Дал Господь, чем кажется порой.
Ты расти во мне и спи подольше,
Набирайся сил, котёнок мой!!!

 

А время шло и дни бежали,
А всё плохое, то, что оставалось позади
Хотелось навсегда забыть, а разум мне шептал:
"Не стоит, тогда ведь будет это ж впереди"
А сердце громче говорило:
"У вас любовь, всё будет хорошо, еще разок забудь и потерпи"
Молчал лишь наш сынок,
И только часто так толкался в животе,
А я его пыталась успокоить, всё время гладила
И говорила: "Не грусти. Тебя мы очень любим,
Я и папа, но быть не можем вместе, ты прости...
Пытались много раз, не получилось
И только мучили друг друга, и тебя.
Сынок родной, я так хотела верить сердцу,
Я так хотела разуму сказать: "Молчи!"
Не слушать никого вокруг, (людей разумных),
Они лишь повторяли:
"Расходись! Всё повториться, папа тоже, мне повторял,
Что ничего у нас не может быть"
Глаза я закрывала, слезы не пуская,
И всё твердила про себя:
"Прости, малыш, прости!.."

 

Папа,папочка,не спишь? Говорит с тобой малыш.Я сдесь рядом,в темноте,У мамули в животе.Скоро встретимся с тобой,Меня ждёшь ты дорогой?Ты когда поёшь,читаешь,Слышу я всё понимаю,У меня твой нос и глазки,Чувствую твои я ласки,Гладишь ль спинку мне,иль ножки,Пяточки мои щекочешь....Ты мне папа всех дороже,Да и мама наша тоже,Вы же все моя семья,Скоро с вами буду я,Я в любви хочу родится,Вам на радость появится,Можно папа я спрашу?Мамы чувствовал слезу,От меня ли эта боль,Иль попала в ранку соль?Ты ведь маму не обидешь?Ей так трудно, ты же видешь,Смех мой заструится скоро,Плач вернее,но не от горя,Это песнь моя,в ней радость,Что навеки с вами рядом,А пока я подрастаю,Маму ты оберегаешь,Папа должен быть опорой,Потерпи родной я скоро,Буду рядышком с тобой,Я вас всех уже люблю,Ждите скоро к вам приду!!!!

Наигралась, нагулялась, мама положила спать.
Вдруг во сне я испугалась, надо маму срочно звать.
Со мной мама поскакала, убаюкала опять.
Буду спать теперь я долго, можешь мама тоже спать.

Только что-то неспокойно началось вдруг с животом.
Мама, обними скорее, поцелуй, поспишь потом.
Мама снова поскакала и пытается грудь дать.
Ладно, мама, засыпаю, положи меня в кровать.

Но в кровати не лежится, жестко, холодно мне тут.
Мне сейчас на ручки к маме и услышать сердца стук.
Со мной снова мама скачет. Можешь мама не скакать.
Если буду я на ручках, буду я отлично спать

Что такое? Что случилось? Нос не дышит , мамы нет.
Заору: "Ну где ты, мама?" Сколько ночью всяких бед.
Носик дышит, пузо в норме, Добрый сон пришел в кровать.
Мама, спи. Дочка в кроватке будет очень крепко спать.

Хочется перевернуться, в бортик врезалась и вот.
Я сижу кричу и ною, да еще щекочет рот.
Помоги скорее , мама, не могу уснуть опять.
Очень уж хочу я , мама, перелезть к тебе в кровать.

Мама десна мне намажет, поменяет мне штаны,
Грудь мне даст, споет и спляшет, скажет: "Люди спать должны".
Ладно, мама, спать я буду только на тебе пока.
Мама снова поскакала, чтобы усыпить дитя.

Я глазенки открываю. Что я вижу? Расцвело!
Мама, мама, просыпайся, уже солнышко взошло!

Что за тетенька с глазами как у рыбы-камбалы?
Что у тети с волосами? Дыбом встали все они.
Смотрит тетенька безумно! Может маму мне позвать?
Это мама, запах чую! Мамочка, давай играть!!!!

 

Что такое счастье? Таким простым вопросом
Пожалуй, задавался не один философ.
А на самом деле счастье это просто.
Начинается оно с полуметра роста.
Это распашонки,
Пинетки и слюнявчик,
Новенький описанный мамин сарафанчик.
Рваные колготки, сбитые коленки,
Это разрисованные в коридоре стенки.
Счастье это мягкие теплые ладошки,
За диваном фантики, на диване крошки.
Это целый ворох сломанных игрушек,
Это постоянный грохот погремушек.
Счастье это пяточки босиком по полу.
Градусник под мышкой, слезы и уколы.
Ссадины и раны, синяки на лбу,
Это постоянное Что? Да почему?
Счастье это санки, снеговик и горка.
Маленькая свечка на огромном торте.
Это бесконечное "Почитай мне сказку",
Это ежедневные Хрюша со Степашкой.
Это теплый носик из-под одеяла,
Заяц на подушке, синяя пижама.
Брызги по всей ванной, пена на полу.
Кукольный театр, утренник в саду.
Что такое счастье?
Проще нет ответа:
Оно есть у каждого - у кого есть дети)

 

Быть мамой девчонок, конечно, не то:
Там куклы, посудка, больничка, лото,
Там пышные платья и косы до пят ...
Тебе ж подарил Бог пацанят.
Твой дом украшают не вазочки роз,
А киборг-убийца, что сын твой принес,
Найдя его в луже у дома родного,
Почистил, помыл: и теперь он как новый.
Нет, это не хлам, и не смей убирать!
Ты хочешь военную базу сломать?
Ты хочешь снести самолетный ангар?
Одумайся, женщина! Это ж кошмар!
Ты в бой поведешь оловянных солдат,
Будь смелой и дерзкой, ни шагу назад!
Так, с фланга зайди, артиллерией бей.
(Не знаешь, что это - спроси сыновей).
Ты выучишь с ними все марки машин,
А станут побольше - все виды их шин.
Еще подрастут и тебя просветят,
Как действуют стартер, кардан и домкрат.
Без них ты могла б ничего не узнать
Зачем нужен лобзик? Неужели лобзать?
Тиски нам зачем? Может тискать кого-то?
Подшипники - что это? С шипАми чего-то?
ТАК МНОГО ВСЕГО, ЧТО МОГЛО ПРОЙТИ МИМО!!!
НО ВОТ ОНО СЧАСТЬЕ - БЫТЬ МАМОЮ СЫНА!!!!

 

Сыну, которого нет

Ночь идет на мягких лапах, дышит, как медведь.
Мальчик создан, чтобы плакать, мама - чтобы петь.
Отгоню я сны плохие, чтобы спать могли
Мальчики мои родные, пальчики мои.
За окошком ветер млечный, лунная руда,
За окном пятиконечна синяя звезда.
Сын окрепнет, осмелеет, скажет: "Ухожу".
Красный галстучек на шею сыну повяжу.
Шибче барабанной дроби побегут года;
Приминая пыль дороги, лягут холода.
И прилаженную долю вскинет, как мешок,
Сероглазый комсомолец, на губе пушок.
А пока еще ни разу не ступив ногой,
Спи, мой мальчик сероглазый, зайчик дорогой...
Налепив цветные марки письмам на бока,
Сын мне письма и подарки шлет издалека.
Заглянул в родную гавань и уплыл опять.
Мальчик создан, чтобы плавать, мама - чтобы ждать.
Вновь пройдет годов немало... Голова в снегу;
Сердце скажет: "Я устало, больше не могу".
Успокоится навеки, и уже тогда
Весть помчится через реки, через города.
И, бледнея, как бумага, смутный, как печать,
Мальчик будет горько плакать, мама - будет спать.

А пока на самом деле все наоборот:
Мальчик спит в своей постели, мама же - поет.
И фланелевые брючки, первые свои,
Держат мальчикины ручки, пальчики мои.

Вера Инбер

 

 

Оближу я твой мобильник,
Напущу слюны в поильник
Ты ругать меня не будешь
Потому, что сильно любишь!

Поползу шкафы открою,
Языком полы помою.
Нет причин ругать меня
Ты же мамочка моя!

Три часа стою в кровати
И не хочется мне спать,
Ну, а ты меня качаешь
Тихо песню напеваешь!

Я смешаю гречку с манкой
И открою краски банку.
Ох достанется же мне
За пейзажи на стене!
Первый смех, моё агу,
Ладушки и первый зуб
Никогда ты не забудешь,
Потому что сильно любишь!

Я пока не говорю,
Только слоги повторю,
Ну а вырасту скажу!
Мама, я тебя люблю!

 

Наваждением, чертовщиной,
Переписанным напрочь будущим,
Ты пришел - лучший в мире мужчина,
Беззаветно любимый и любящий.

Нежной, сонно мурлычущей кошкой -
Иль тигрицей, готовой всех в клочья,
Я побуду с тобой хоть немножко,
А потом... а потом - как захочешь.

"Не бывает такого, выдумки..."
- в голове тихо мысли ссорятся...
Чтобы так вот - до первобытного,
до щемящей ночной бессонницы,

Где секунды осенними листьями
Опадают со стрелок шуршащих...
Останавливать время бессмысленно,
Лучше тихо дышать настоящим,

Ощущая, как, болью оплаченное,
Счастье, комнату затопившее,
На груди свернулось калачиком...
Я боюсь даже пошевелиться,

Чтоб его не спугнуть ненароком.
Ночь на цыпочках в окна уходит,
Мой мужчина дремлет под боком.
Ему завтра исполнится годик...

 

Говорил не рожденный малыш:
“Я боюсь приходить в этот мир...
Столько здесь неприветливых, злых
Глаз колючих, усмешек чужих...

Я замерзну, я там заблужусь,
Я промокну под сильным дождем...
Ну к кому я тихонько прижмусь?
С кем оставшись, побуду вдвоем?...”

Отвечал ему тихо Господь:
“Не печалься, малыш, не грусти...
Ангел добрый, он будет с тобой
Пока будешь мужать и расти...

Будет он тебя нежить, качать,
Наклонясь, колыбельные петь.
Будет крепко к груди прижимать,
Будет крыльями бережно греть.

Первый зуб, первый шаг видеть твой.
И ладошкой слезинки стирать.
А в болезни, склонясь над тобой,
Жар губами со лба убирать...

И когда, начиная взрослеть,
Ты дорогу отыщешь свою.
Ангел будет вослед лишь смотреть,
Повторяя молитву свою...”

Как же Ангела имя? – Скажи...
Как его мне средь тысяч узнать?
Это вовсе не важно, малыш...
Мамой будешь ты Ангела звать.

 

Я держу на руках свое Солнце,
То,что вымолила перед Богом.
В нем вся жизнь моя счастьем смеется,
В нем и радость моя и тревога!
Я держу на руках смысл жизни,
Изменивший меня, как распятье...
Что на Свете дороже, скажите?!!!!!
Я держу на руках свое СЧАСТЬЕ !!!

 

Сынок уснул доверчиво и нежно,
Прижавшись щечкой к маминой груди.
И мы летим как в космосе безбрежном,
Как две звезды по млечному пути.
В начале жизни что для крохи надо?
С любимой мамой быть, и это так легко!
Всегда готово, вкусно, близко, рядом
Бесценный дар - грудное молоко.
Спи, ангел мой, и пусть тебе приснятся
Моря и горы, звёзды, облака...
Нельзя навечно маленьким остаться,
Ты станешь сильным, взрослым, а пока
Нам млечный путь подарит безмятежность,
Пусть каждый кроха будет с ним знаком,
И будет вскормлен он с улыбкой нежной
Чудесным материнским молоком!

 

Два конвертика в коляске
По всему видать - сыны!
Одинаковые глазки,
Одинаковые сны.
Сразу две улыбки маме,
Две заботы жизнь дала.
Две судьбы, двойной экзамен,
Две надежды, два крыла!

 

У бутузов есть маленький носик
Чтоб совать его там, где не просят,
А еще у бутузов есть глазки
Чтоб высматривать ими проказки,
А еще у бутузов есть ротик
Чтоб пихать в него все, что находят,
А еще у бутузов есть уши
Чтоб родителей ими не слушать,
А еще у бутузов есть ручки
Чтоб ломать ими разные штучки,
А еще у бутузов есть пузо -
Это главное место бутуза!
А еще у бутузов есть спинка,
Чтобы в лужах валяться, как свинкам,
А еще у бутузов есть ножки,
Чтоб от мам убегать по дорожке,
А еще у бутузов есть ПОПА
Вот она им весь кайф и ломает...

 

Богом данная жизнь...Дочка спит безмятежно.
Осторжно держи. Осторожно и нежно.
Как подарк с небес, всех сокровищ дороже
Бог доверил тебе жизнь-сокровище Божье
Очент тонкая нить..Очень слабый росточек.
Трудно мтерью быть-полюби свою дочку.
Ей себя подари, свою строгость и ласку,
О благо говори, мир открой в ярких красках...
Что её в жизни ждет? кто сегодня ответит?
Пусть на радость растет и пусть тянется к свету.
Дочка, доченька,дочь...Богом данное чудо.
Постарайся помочь, если трудноей будет.
Жизни новый росток в материнских ладонях,
Превратиться в цветок, зло его пусть не тронет
Но сберечь, сохранить мать ребенка не может
Бога нужно просить. Бог тебе да поможет!

 

Мы сидели за обеденным столом, когда моя дочь как бы между делом упомянула, что она и ее муж подумывают о том, чтобы "завести полноценную семью". - Мы тут проводим опрос общественного мнения, - сказала она в шутку. - Как думаешь, может, мне стоит обзавестись ребенком?
? Это изменит твою жизнь, - сказала я, стараясь ничем не выдавать своих эмоций. - Я знаю, - отозвалась она. - И в выходные не поспишь, и в отпуск толком не съездишь.
Но это было совсем не то, что я имела в виду. Я смотрела на мою дочь, пытаясь почетче сформулировать свои слова. Я хотела, чтобы она поняла то, чему ее не научат ни на каких дородовых курсах. Мне хотелось сказать ей, что физические раны от родов заживут очень быстро, но материнство даст ей такую кровоточащую эмоциональную рану, которая никогда не затянется.
Мне хотелось предупредить ее, что впредь она уже никогда не сможет читать газету без внутреннего вопроса: "А что, если бы это случилось с моим ребенком?"
Что каждая авиакатастрофа, каждый пожар будет преследовать ее. Что когда она будет смотреть на фотографии детей, умирающих с голода, она будет думать о том, что на свете нет ничего хуже смерти твоего ребенка. Я смотрела на ее отманикюренные ноготки и стильный костюм и думала о том, что как бы изысканна она ни была, материнство опустит ее на примитивный уровень медведицы, защищающей своего медвежонка. Что встревоженный крик "Мама!" заставит ее бросить без сожаления все - от суфле до самого лучшего хрустального бокала. Мне казалось, что я должна предупредить ее, что сколько бы лет она не потратила на свою работу, ее карьера существенно пострадает после рождения ребенка. Она может нанять няню, и когда она отправится на важнейшую деловую встречу, думать она будет о сладком запахе детской головки. И если вдруг ребенок будет болен ей потребуется вся ее сила воли, чтобы не сбежать домой просто ради того, чтобы выяснить, что с ее малышом все в порядке. Я хотела, чтобы моя дочь знала, что каждодневные ерундовые проблемы уже никогда не будут для нее ерундой.
Что желание пятилетнего мальчика пойти в мужской туалет в "Макдоналдсе" станет огромной дилеммой. Что там, среди гремящих подносов и вопящих детей, вопросы независимости и половой принадлежности встанут на одну чашу весов, а страх, что там, в туалете, может оказаться насильник малолетних - на другую.
Глядя на свою привлекательную дочь, я хотела сказать ей, что она может сбросить набранный при беременности вес, но она никогда не сможет сбросить с себя материнство и стать прежней. Что ее жизнь, такая важная для нее сейчас, уже не будет столь значимой после рождения ребенка. Что она забудет про себя в тот момент, когда надо будет спасти ее отпрыска, и что она научится надеяться на осуществление - о нет! не своей мечты! ? мечты своих детей.
Я хотела, чтобы она знала, что шрам от кесарева сечения или растяжки будут для нее знаками чести. Что ее отношения с ее мужем изменятся и совсем не так, как она думает. Мне бы хотелось, чтобы она поняла, как сильно можно любить мужчину, который осторожно посыпает присыпкой твоего ребенка и который никогда не отказывается поиграть с ним. Думаю, она узнает, что такое влюбиться заново по причине, которая сейчас покажется ей совсем неромантической.
Я хотела, чтобы моя дочь могла почувствовать ту связь между всеми женщинами земли, которые пытались остановить войны, преступления и вождение в пьяном виде.
Я хотела описать моей дочери чувство восторга, которое переполняет мать, когда она видит, как ее ребенок учится ездить на велосипеде. Я хотела запечатлеть для нее смех малыша, впервые дотрагивающегося до мягкой шерстки щенка или котенка. Я хотела, чтобы она почувствовала радость настолько животрепещущую, что она может причинять боль.
Удивленный взгляд моей дочери дал мне понять, что у меня на глаза навернулись слезы. - Ты никогда не пожалеешь об этом, - сказала я наконец. Потом я дотянулась через стол до нее, сжала ее руку и мысленно помолилась за нее, за себя и за всех смертных женщи

 

Берегите своих детей,
Их за шалости не ругайте.
Зло своих неудачных дней
Никогда на них не срывайте.
Не сердитесь на них всерьёз,
Даже если они провинились,
Ничего нет дороже слёз,
Что с ресничек родных скатились.
Если валит усталость с ног,
Совладать с нею нету мочи,
Ну а к вам подойдёт сынок
Или руки протянет дочка.
Обнимите покрепче их -
Детской ласкою дорожите!
Это счастье? Короткий миг!
Быть счастливыми поспешите!
Ведь растают как снег весной,
Промелькнут дни златые эти,
И покмнут очаг родной
Повзрослевшие ваши дети!
Перелистывая альбом
С фотографиями детства,
С грустью вспомните о былом,
О тех днях, когда были вместе.
Как же будете вы хотеть
В это время опять вернуться,
Чтоб им маленьким песенку спеть,
Щёчки нежной губами коснуться.
А пока в доме детский смех,
От игрушек некуда деться -
Вы на свете счастливей всех!
Берегите, пожалуйста, детство!

 

Говорила свекровь с угрозой:
Завели бы вы что ль, бутуза,
Я б тогда не клевала мозг вам,
А возилась весь день с карапузом!

Говорила мама с укором:
Доча, ты же не молодеешь!
Вдруг бутуза захочешь не скоро –
А уже завести не сумеешь?

Говорил муж, вздыхая тоскливо:
А давай заведе-е-ем… Мол, жалко,
Что мне не с кем летом пить пиво
И ходить зимой на рыбалку

Говорила подруга с пузом:
Слушай, Олька, не будь ты лохом!
Заводи, как и я, бутуза!
(Пусть тебе тоже будет плохо!)

Говорила Случайная Бабка:
Мол, бутузик нужная штука,
Чтобы подал в старости палку
И водички в стакан наплюхал.

Говорил президент наш строго,
Брови пышные хмуря устало:
Нам бутузов надобно много,
Чтобы наша страна процветала!

Говорили, как по программке...
А о главном совсем забыли:
Заводите бутузов, мамки,
Чтобы просто бутузы БЫЛИ.
***
Тяжко жить на свете мелкому бутузу:
Шлепают по попе и щекочут пузо,
Отбирают вилки, утирают сопли,
Надевают боты, чтоб ногами топал,
Кормят манной кашей, на горшок сажают...
И, похоже, вовсе, нас не уважают -
Не берут на ручки (десять кил всего-то)
Убегают рано утром на работу,
Не дают компьютер за шнуры полапать...
...Вот сейчас я сморщусь, и КА-А-АК БУДУ ПЛАКАТЬ!!!!!

Тяжко жить на свете молодой мамаше:
Деть не хочет кушать вкусной манной каши,
Будит среди ночи, разбивает чашки,
Треплет на кусочки важные бумажки,
Обрывает шторы, тянет в рот таблетки
А вчера свалился на пол с табуретки!
Целый день играет, сыт, одет, напоен,
И при этом вечно чем-то недоволен!
...Кто там сеет в кухне геркулеса хлопья?!
Вот сейчас КАК РЯВКНУ, И КА-А-АК ДАМ ПО ПОПЕ!!!
***
У бутузов есть маленький носик
Чтоб совать его там, где не просят,
А еще у бутузов есть глазки
Чтоб высматривать ими проказки,
А еще у бутузов есть ротик
Чтоб тянуть в него все, что находят,
А еще у бутузов есть уши
чтоб родителей им не слушать,
А еще у бутузов есть ручки
Чтоб ломать ими разные штучки,
А еще у бутузов есть пузо -
Это главное место бутуза!
А еще у бутузов есть спинка,
Чтобы в луже валяться, как свинке,
А еще у бутузов есть ножки,
Чтоб ими удрать по дорожке!
А еще у бутузов есть ПОПА
Вот она им малину и портит...
***
***
Когда ломят заботы голову,
Начинаешь мечтать понарошку:
Как, наверное, было б здорово,
Если б были бутузы кошками!

Чтоб не плакали, а мурлыкали,
И питались на завтрак Вискасом.
За клубком чтоб часами прыгали,
И в лоток чтобы чинно писали!

На диване дремали сутками
И на лапы все время падали,
И почти не страдали зубками,
И одежек вовсе б не надо им...

А холодным ноябрьским утром -
Ух, какая была б это сказка! -
Мама чай пила б за компьютером
А не шлялась по парку с коляской!

...И так красочно представляется:
Вот бы были бутузы кошками!
Чтоб когда ну совсем нарываются,
Взять за шкирку - и брысь за окошко!!!

***
Наваждением, чертовщиной,
Переписанным напрочь будущим,
Ты пришел - лучший в мире мужчина,
Беззаветно любимый и любящий.

Нежной, сонно мурлычущей кошкой -
Иль тигрицей, готовой всех в клочья,
Я побуду с тобой хоть немножко,
А потом... а потом - как захочешь.

"Не бывает такого, выдумки..."
- в голове тихо мысли ссорятся...
Чтобы так вот - до первобытного,
до щемящей ночной бессонницы,

Где секунды осенними листьями
Опадают со стрелок шуршащих...
Останавливать время бессмысленно,
Лучше тихо дышать настоящим,

Ощущая, как, болью оплаченное,
Счастье, комнату затопившее,
На груди свернулось калачиком...
Я боюсь даже пошевелиться,

Чтоб его не спугнуть ненароком.
Ночь на цыпочках в окна уходит,
Мой мужчина дремлет под боком.
Ему завтра исполнится годик...
***
А бутузы сегодня нЫта,
А бутузы сегодня кАка,
Они целое утро хныкали
И весь вечер противно плакали

Не хотели сидеть на саночках,
Не желали играть с машинками,
Не дурачились с мамой в салочки,
Не листали книжки с
Морриган
1 - 10.11.2009 - 7:21 Не листали книжки с картинками,

То ли резались зубы у

 

ГОВОРИТ МАМА

Когда ты была во мне точкой
(отец твой тогда настаивал),
мы думали о тебе, дочка, -
оставить или не оставить?

Рассыпчатые твои косы,
ясную твою память
и сегодняшние твои вопросы:
"оставить или не оставить?"

 

Тяжко жить на свете также и папаше

В ужин достаются лишь остатки каши.

В пальчиковых красках новые ботинки,

Вместо документов в кейсе две машинки.

Ноутбук изгрызен, в телефон не слышно

Потому что детка им стучал по крышкам.

В выходные вместо пива с шашлыками

Три часа с коляской грязь месить ногами.

На работе пашешь, дома пашешь вдвое,

Кто спасибо скажет? Что это такое?

Вот сейчас обижусь, закачу скандал

Чтоб хотя бы кто-то должное воздал!!!

 

Есть в природе знак святой и вещий,
Ярко обозначенный в веках:
Самая прекрасная из женщин
Женщина с ребенком на руках
От любой напасти заклиная
Ей-то уж добра не занимать
Нет, не Богоматерь, а земная,
Гордая, возвышенная мать
Свет любви издревле ей завещан,
И с тех пор живет она в веках,
Самая прекрасная из женщин
Женщина с ребенком на руках
Все на свете мерится следами,
Сколько б ты ни вышагал путей
Яблоня украшена плодами,
Женщина судьбой своих детей
Пусть ей вечно солнце рукоплещет!
Так она и будет жить в веках
Самая прекрасная из женщин,
Женщина с ребенком на руках!

 

Мама спит, она устала..

Быстро стянем одеяло,

Разрисуем маме пузо

(ишь ты, пузо с пол-арбуза!)

Может, разрисуем стены?

Я ж художник офигенный!



Одеяло-то с цветами!

Тихо, не мешаем маме!

Ножницы неси скорее,

Вырезай-ка поровнее!

Тренируем скоренько

Мелкую моторику!



Мама спит, она устала..

Зябко ведь без одеяла!

Мы укроем маму шубой!

Жаль, подклад какой-то грубый..

Ножницы убрал, братишка?

Нет? Стрижешь купон в сберкнижке?...

Спи,мамулька, спи, родная!

Мы тихонько! Не мешая!

 

Если вдруг от нефиг делать

Забредешь на мамский форум,

И тебе начнут фанатки

Компостировать мозги,

Не сердись и не ругайся

И спокойно им поведай,

Что ребенок твой с рожденья

Ест котлеты и зефир.

Обожает макароны,

Груши, яблоки, печенье,

Пиво, виски, ром с текилой,

Калорийный майонез…

Пусть они в бессильной злобе

Пишут гневные комменты

Отвечай: «Эх вы, деревня!

Это типа педприкорм!»



Если скажут, что прививки -

Аццкое изобретенье,

И с любой заразной хворью

Справится гомеопат,

Говори, что ты давно уж

Лечишь крошку цианидом,

Разведя его водичкой

Ровно в десять тысяч раз,

А завидев педиатра,

Запираешь сразу двери,

Чтобы этот гадский доктор

К вам в квартиру не проник!

И вообще, врачи любые –

Это изверги, в натуре,

Если к ним хоть раз придете,

Вам здоровья не видать!



А когда начнут позорить

Твою новую коляску,

Не спеши крутую Chicco

На помойку вывозить!

Заявляй авторитетно -

Карапуза, рыбок, кошку,

Ты выгуливаешь в слинге,

Чтоб контакт не потерять!

В слинге спишь и есть готовишь,

Моешь пол, рубашки гладишь,

Занимаешься любовью,

За компьютером сидишь,

В слинге ты выносишь мусор…

Ты и мужа б в нем носила,

Только вот свекровь-зараза

Это сделать не дает!

________________________-
УЗИ, анализы, врачи,

И девять месяцев тревоги,

И наконец зимой, в ночи

Сошлись у нас с тобой дороги

И глаз не в силах оторвать,

И чувство счастья и единства,

Скорей бы полно испытать

Святую радость материнства!



Мы дома! Боже, он кричит!

Ну где же книги и шпаргалки?!

Потом не ест...теперь не спит...

Муж помогает...из-под палки



На третий день ушла в астрал,

Звонков и лиц не замечаю,

Но руки бдят, у них аврал –

Прибавку веса отмечают!


Какой банкет? Зачем гостей?

Нам месяц? Все хотят собраться?!

Теперь готовь, подай, налей,

Не забывая улыбаться!

Твой первый смех, вот это да!

Быстрее видео и фото!

Ну, опоздали как всегда –

Уже рыданья до икоты!



Играл всю ночь, борясь со сном,

В журнале срочно всё отметим!

Поспим когда-нибудь потом,

Как говорится – на том свете!


Опять нам нечего надеть,

Хотя базар вещей скупили!

Куда растем?! Стоять! Не сметь!

И половины не сносили!

Он ест пюре! Какой успех!

Скорей ровесникам хвалиться!

Но оказалось, что у всех

Давно едят шашлык и пиццу!

Наш сел – ровесники пошли,

Он встал – они среди бегущих!

Отставить выходные дни!

Догнать хотя бы отстающих!
Друзья в кино, на стадион,

У нас своя олимпиада –

За малышом бросок под стол,

Спасенный тапочек – награда!



Ура! Все трудности прошли –

Запоры, колики и клизмы,

Но снова в бой! Теперь горшки,

Ушибы, зубы и капризы!

Ребенку год?! Не может быть!

Я не успела насладиться!

Придется мне ещё родить,

Пусть это снова повторится!

++++++++++++++++++++++++
Скажите, откуда я взялся?
Я всем задавал вопрос.
А дедушка мне ответил:
- Нам аист тебя принес.
А бабушка мне сказала:
- В капусте тебя нашли.
А дядя шутил: - С вокзала
В корзинке тебя принесли.
Я знаю, неправда это,
Мама меня родила,
Я только не знаю ответа,
Где мама меня взяла.
Сестра на меня ворчала:
- Ты голову всем вскружил.
А я начинал сначала:
- А где я до мамы жил?
Никто это тайну из взрослых
Мне так объяснить и не смог.
Лишь мама ответила просто:
-ТЫ ЖИЛ В МОЕМ СЕРДЦЕ, СЫНОК!

 

Маленький зайченок улыбнулся маме:
Я тебя люблю вот так! – и развел руками.
А вот как я тебя люблю! – мать ему сказала,
Развела руками и тоже показала.
- Это очень много, – прошептал зайчишка,
- Это очень, очень много, много, но не слишком.
Он присел и прыгнул высоко, как мячик
Я тебя люблю вот так! – засмеялся зайчик.
И тогда ему в ответ, разбежавшись, лихо,
- Вот как я тебя люблю! – подпрыгнула зайчиха.
- Это очень много, – прошептал зайчишка,
- Это очень, очень много, много, но не слишком.
- Я тебя люблю вот так! – зайчик улыбнулся
И на травке-муравке перекувыркнулся.
- А вот как я тебя люблю! – мамочка сказала,
Кувыркнулась, обняла и поцеловала.
- Это очень много, – прошептал зайчишка,
- Это очень, очень много, много, но не слишком.
- Видишь, дерево растет, возле речки прямо?
Я тебя люблю вот так! – понимаешь, мама.
А у мамы на руках видно всю долину.
- Вот как я тебя люблю! – мать сказала сыну.
Так прошел веселый день, в час, когда смеркалось,
Желто-белая луна в небе показалась.
Ночью детям нужно спать даже в нашей сказке.
Зайчик маме прошептал, закрывая глазки:
- От земли и до луны, а потом обратно -
Вот как я тебя люблю! Разве не понятно?..
Подоткнув со всех сторон зайке одеяло,
Тихо-тихо перед сном мама прошептала:
- Это очень-очень много, это так приятно,
Когда любят до луны, а потом обратно!!!!!!

 

Сыну
Дорогой ты мой сыночек,
Мой любимый ангелочек,
Ты лежишь в своей кроватке
И сопишь так сладко-сладко;
Очень я тебя люблю,
Молочком своим кормлю!
Самый лучший ты, родной,
На Земле этой большой!
Целовать тебя готова
С головы до пяточек,
Повторяя лишь три слова:
«Мой любимый Владичек!»
Мама счастлива, малыш,
Когда рядом ты лежишь,
Смотришь вверх внимательно,
Ах! Как очаровательно!
Эта радость материнства,
Ощущение единства
Всего дороже. На планете
Одна лишь ценность – это дети!

 

Я-мама.Это много или мало?
Я мама. Это счастье или крест?
И невозможно все начать сначала,
И я молюсь теперь за то, что есть:
За плач ночной, за молоко, пеленки,
За первый шаг, за первые слова.
За всех детей. За каждого ребенка.
Я-мама! И поэтому права.
Я целый мир. Я- жизни возрожденье.
И я весь свет хотела бы обнять.
Я- мама, это наслажденье никто не в силах у меня отнять!

 

Быть мамой мальчишек, конечно, не то…
Солдатики, ружья, в затяжках пальто,
Там грязь под ногтями, с друзьями борьба…
Вот мне подарила ПРИНЦЕССУ судьба!
Мой дом украшают гирлянды из роз,
(Не киборг-убийца, что сын бы принес!)
Красивые платья, заколки, капронки –
Все то, что должно быть у каждой девчонки!

И мамины бусы уже у дочурки
Запрятаны в маленькой красной шкатулке.
И тушь для ресниц вот как месяц пропала,
Но дочь говорит, что ее не видала ))))))

И знайте, что нету счастливее папы,
Который стал папою ДОЧКИ когда-то!
Она его нежно целует при встрече
И папа счастливейший ходит весь вечер!

Он так умиляется в платье девчушке!
И просит меня проколоть доче ушки ))))
Настанет лишь час и мы будем гордится
Красивой и умненькой нашей девицей!

Потом спустя годы, как я к своей маме,
Она прибежит в День рожденья с цветами.
И скажет мне тихо на ушко секретик:
«Ты самая лучшая мама на свете!!!»

И БУДУ МОЛИТЬ НЕБЕСА НОЧЬ ОТ НОЧИ,
ЧТОБ БОГ ПОДАРИЛ МОЕЙ ДОЧЕНЬКЕ ДОЧУ!!

Тальяна
Мама двоих (23 года, 16 лет)
***
Взято здесь


Умер хороший мой знакомый – врач реаниматолог.
И умер, казалось бы, очень удачно: прямо на рабочем месте, в реанимации.
Выслушивал сердце больного, потом, не вынимая из ушей фонендоскоп, повернулся к сестре, как будто что - то хотел сказать, но не сказал, а захрипел и рухнул на пол.
Тут же заинтубировали его, подключили к ИВЛ.
Сразу – закрытый массаж сердца, лекарства в вену, в сердце, дефибрилляция.
И всё это по кругу, ещё и ещё раз, и многое другое многократно в течении двух с лишним часов: никто не мог сказать – «Умер».
Периодически на экране монитора регистрировались сердечные сокращения, но тут же – исчезали.
Пришёл главный врач, помялся, походил и сказал тихо:
- Что уж тут… Не до трупных же пятен реанимировать. Отметьте время смерти.
Потом начались всяческие бюрократические непонятки.
Кем считать умершего?
Пациентом? Но он не проведён через приёмный покой и нет истории болезни.
Есть ли такое понятие, как смерть на рабочем месте по ненасильственным причинам?
Надо ли кого - то наказывать?
Как же без этого, без «наказать»? Всегда легче на душе, если можно показать на кого - то пальцем и сказать:
- Ату его! Это он во всём виноват!
А если историю болезни не заводить, то на кого списать все использованные при реанимации сильнодействующие препараты?
Как и в качестве кого направить в морг?
Понятно, что в качестве трупа, но как объяснить, откуда он у нас взялся?
Да и не станет его Рувимыч вскрывать! Хорошими друзьями были они с покойным.
Стали думать и рядить, шелестя бумагами, а главный мне и говорит:
- Сейчас Альберт (зав. реанимации) поедет к нему домой, жене сообщить. Ты езжай с ним. Всё - таки он у вас в операционной и с вашими больными в реанимации больше других работал.
Mamita
Москва
Заклинатель змей. Варлам Шаламов

Ну все...пока все истории его не прочитаю...не успокоюсь теперь. Буду то, что понравилось более всего - сюда выкладывать.

.....

Мы сидели на поваленной бурей огромной лиственнице. Деревья в краю вечной мерзлоты едва держатся за неуютную землю, и буря легко вырывает их с корнями и валит на землю. Платонов рассказывал мне историю своей здешней жизни - второй нашей жизни на этом свете. Я нахмурился при упоминании прииска «Джанхара». Я сам побывал в местах дурных и трудных, но страшная слава «Джанхары» гремела везде.

- И долго вы были на «Джанхаре»?

- Год, - сказал Платонов негромко. Глаза его сузились, морщины обозначились резче - передо мной был другой Платонов, старше первого лет на десять.

- Впрочем, трудно было только первое время, два-три месяца. Там одни воры. Я был единственным... грамотным человеком там. Я им рассказывал, «тискал рóманы», как говорят на блатном жаргоне, рассказывал по вечерам Дюма, Конан Дойля, Уоллеса. За это они меня кормили, одевали, и я работал мало. Вы, вероятно, тоже в свое время использовали это единственное преимущество грамотности здесь?

- Нет, - сказал я, - нет. Мне это казалось всегда последним унижением, концом. За суп я никогда не рассказывал романов. Но я знаю, что это такое. Я слышал «романистов».

- Это - осуждение? - сказал Платонов.

- Ничуть, - ответил я. - Голодному человеку можно простить многое, очень многое.

- Если я останусь жив, - произнес Платонов священную фразу, которой начинались все размышления о времени дальше завтрашнего дня, - я напишу об этом рассказ. Я уже и название придумал: «Заклинатель змей». Хорошее?

- Хорошее. Надо только дожить. Вот - главное.

Андрей Федорович Платонов, киносценарист в своей первой жизни, умер недели через три после этого разговора, умер так, как умирали многие, - взмахнул кайлом, покачнулся и упал лицом на камни. Глюкоза внутривенно, сильные сердечные средства могли бы его вернуть к жизни - он хрипел еще час-полтора, но уже затих, когда подошли носилки из больницы, и санитары унесли в морг этот маленький труп - легкий груз костей и кожи.

Я любил Платонова за то, что он не терял интереса к той жизни за синими морями, за высокими горами, от которой нас отделяло столько верст и лет и в существование которой мы уже почти не верили или, вернее, верили так, как школьники верят в существование какой-нибудь Америки. У Платонова, бог весть откуда, бывали и книжки, и, когда было не очень холодно, например в июле, он избегал разговоров на темы, которыми жило все население, - какой будет или был на обед суп, будут ли давать хлеб трижды в день или сразу с утра, будет ли завтра дождь или ясная погода.

Я любил Платонова, и я попробую сейчас написать его рассказ «Заклинатель змей».

Конец работы - это вовсе не конец работы. После гудка надо еще собрать инструмент, отнести его в кладовую, сдать, построиться, пройти две из десяти ежедневных перекличек под матерную брань конвоя, под безжалостные крики и оскорбления своих же товарищей, пока еще более сильных, чем ты, товарищей, которые тоже устали и спешат домой и сердятся из-за всякой задержки. Надо еще пройти перекличку, построиться и отправиться за пять километров в лес за дровами - ближний лес давно весь вырублен и сожжен. Бригада лесорубов заготовляет дрова, а шурфовые рабочие носят по бревнышку каждый. Как доставляются тяжелые бревна, которые не под силу взять даже двум людям, никто не знает. Автомашины за дровами никогда не посылаются, а лошади все стоят на конюшне по болезни. Лошадь ведь слабеет гораздо скорее, чем человек, хотя разница между ее прежним бытом и нынешним неизмеримо, конечно, меньше, чем у людей. Часто кажется, да так, наверное, оно и есть на самом деле, что человек потому и поднялся из звериного царства, стал человеком, то есть существом, которое могло придумать такие вещи, как наши острова со всей невероятностью их жизни, что он был физически выносливее любого животного. Не рука очеловечила обезьяну, не зародыш мозга, не душа - есть собаки и медведи, поступающие умней и нравственней человека. И не подчинением себе силы огня - все это было после выполнения главного условия превращения. При прочих равных условиях в свое время человек оказался значительно крепче и выносливей физически, только физически. Он был живуч как кошка - эта поговорка неверна. О кошке правильнее было бы сказать - эта тварь живуча, как человек. Лошадь не выносит месяца зимней здешней жизни в холодном помещении с многочасовой тяжелой работой на морозе. Если это не якутская лошадь. Но ведь на якутских лошадях и не работают. Их, правда, и не кормят. Они, как олени зимой, копытят снег и вытаскивают сухую прошлогоднюю траву. А человек живет. Может быть, он живет надеждами? Но ведь никаких надежд у него нет. Если он не дурак, он не может жить надеждами. Поэтому так много самоубийц. Но чувство самосохранения, цепкость к жизни, физическая именно цепкость, которой подчинено и сознание, спасает его. Он живет тем же, чем живет камень, дерево, птица, собака. Но он цепляется за жизнь крепче, чем они. И он выносливей любого животного.

О всем таком и думал Платонов, стоя у входных ворот с бревном на плече и ожидая новой переклички. Дрова принесены, сложены, и люди, теснясь, торопясь и ругаясь, вошли в темный бревенчатый барак.

Когда глаза привыкли к темноте, Платонов увидел, что вовсе не все рабочие ходили на работу. В правом дальнем углу на верхних нарах, перетащив к себе единственную лампу, бензиновую коптилку без стекла, сидели человек семь-восемь вокруг двоих, которые, скрестив по-татарски ноги и положив между собой засаленную подушку, играли в карты. Дымящаяся коптилка дрожала, огонь удлинял и качал тени.

Платонов присел на край нар. Ломило плечи, колени, мускулы дрожали. Платонова только утром привезли на «Джанхару», и работал он первый день. Свободных мест на нарах не было.

«Вот все разойдутся, - подумал Платонов, - и я лягу». Он задремал.

Игра вверху кончилась. Черноволосый человек с усиками и большим ногтем на левом мизинце перевалился к краю нар.

- Ну-ка, позовите этого Ивана Ивановича, - сказал он.

Толчок в спину разбудил Платонова.

- Ты... Тебя зовут.

- Ну, где он, этот Иван Иванович? - звали с верхних нар.

- Я не Иван Иванович, - сказал Платонов, щурясь.

- Он не идет, Федечка.

- Как не идет?

Платонова вытолкали к свету.

- Ты думаешь жить? - спросил его негромко Федя, вращая мизинец с отрощенным грязным ногтем перед глазами Платонова.

- Думаю, - ответил Платонов.

Сильный удар кулаком в лицо сбил его с ног. Платонов поднялся и вытер кровь рукавом.

- Так отвечать нельзя, - ласково объяснил Федя. - Вас, Иван Иванович, в институте разве так учили отвечать?

Платонов молчал.

- Иди, тварь, - сказал Федя. - Иди и ложись к параше. Там будет твое место. А будешь кричать - удавим.

Это не было пустой угрозой. Уже дважды на глазах Платонова душили полотенцем людей - по каким-то своим воровским счетам. Платонов лег на мокрые вонючие доски.

- Скука, братцы, - сказал Федя, зевая, - хоть бы пятки кто почесал, что ли...

- Машка, а Машка, иди чеши Федечке пятки.

В полосу света вынырнул Машка, бледный хорошенький мальчик, воренок лет восемнадцати.

Он снял с ног Федечки заношенные желтые полуботинки, бережно снял грязные рваные носки и стал, улыбаясь, чесать пятки Феде. Федя хихикал, вздрагивая от щекотки.

- Пошел вон, - вдруг сказал он. - Не можешь чесать. Не умеешь.

- Да я, Федечка...

- Пошел вон, тебе говорят. Скребет, царапает. Нежности нет никакой.

Окружающие сочувственно кивали головами.

- Вот был у меня на «Косом» жид - тот чесал. Тот, братцы мои, чесал. Инженер.

И Федя погрузился в воспоминания о жиде, который чесал пятки.

- Федя, а Федя, а этот, новый-то... Не хочешь попробовать?

- Ну его, - сказал Федя. - Разве такие могут чесать. А впрочем, подымите-ка его.

Платонова вывели к свету.

- Эй, ты, Иван Иванович, заправь-ка лампу, - распоряжался Федя. - И ночью будешь дрова в печку подкладывать. А утром - парашку на улицу. Дневальный покажет, куда выливать...

Платонов молчал покорно.

- За это, - объяснял Федя, - ты получишь миску супчику. Я ведь все равно юшки-то не ем. Иди спи.

Платонов лег на старое место. Рабочие почти все спали, свернувшись по двое, по трое - так было теплее.

- Эх, скука, ночи длинные, - сказал Федя. - Хоть бы роман кто-нибудь тиснул. Вот у меня на «Косом»...

- Федя, а Федя, а этот, новый-то... Не хочешь попробовать?

- И то, - оживился Федя. - Подымите его.

Платонова подняли.

- Слушай, - сказал Федя, улыбаясь почти заискивающе, - я тут погорячился немного.

- Ничего, - сказал Платонов сквозь зубы.

- Слушай, а романы ты можешь тискать?

Огонь блеснул в мутных глазах Платонова. Еще бы он не мог. Вся камера следственной тюрьмы заслушивалась «Графом Дракулой» в его пересказе. Но там были люди. А здесь? Стать шутом при дворе миланского герцога, шутом, которого кормили за хорошую шутку и били за плохую? Есть ведь и другая сторона в этом деле. Он познакомит их с настоящей литературой. Он будет просветителем. Он разбудит в них интерес к художественному слову, он и здесь, на дне жизни, будет выполнять свое дело, свой долг. По старой привычке Платонов не хотел себе сказать, что просто он будет накормлен, будет получать лишний супчик не за вынос параши, а за другую, более благородную работу. Благородную ли? Это все-таки ближе к чесанию грязных пяток вора, чем к просветительству. Но голод, холод, побои...

Федя, напряженно улыбаясь, ждал ответа.

- М-могу, - выговорил Платонов и в первый раз за этот трудный день улыбнулся. - Могу тиснуть.

- Ах ты, милый мой! - Федя развеселился. - Иди, лезь сюда. На тебе хлебушка. Получше уж завтра покушаешь. Садись сюда, на одеяло. Закуривай.

Платонов, не куривший неделю, с болезненным наслаждением сосал махорочный окурок.

- Как тебя звать-то?

- Андрей, - сказал Платонов.

- Так вот, Андрей, значит, что-нибудь подлинней, позабористей. Вроде «Графа Монте-Кристо». О тракторах не надо.

- «Отверженные», может быть? - предложил Платонов.

- Это о Жан Вальжане? Это мне на «Косом» тискали.

- Тогда «Клуб червонных валетов» или «Вампира»?

- Вот-вот. Давай валетов. Тише вы, твари... Платонов откашлялся.

- В городе Санкт-Петербурге в тысяча восемьсот девяносто третьем году совершено было одно таинственное преступление...

Уже рассветало, когда Платонов окончательно обессилел.

- На этом кончается первая часть, - сказал он.

- Ну, здорово, - сказал Федя. - Как он ее. Ложись здесь с нами. Спать-то много не придется - рассвет. На работе поспишь. Набирайся сил к вечеру...

Платонов уже спал.

Выводили на работу. Высокий деревенский парень, проспавший вчерашних валетов, злобно толкнул Платонова в дверях.

- Ты, гадина, ходи да поглядывай.

Ему тотчас же зашептали что-то на ухо.

Строились в ряды, когда высокий парень подошел к Платонову.

- Ты Феде-то не говори, что я тебя ударил. Я, брат, не знал, что ты романист.

- Я не скажу, - ответил Платонов.

1954
Шаламов В.Т. Собрание сочинений в четырех томах. Т.1. - М.: Художественная литература, Вагриус, 1998. - С. 78 - 84