День: 12 марта 1981 года. Белла Ахмадулина

Дни марта меж собою не в родстве.
 
Двенадцатый - в нём гость или подкидыш. 
Черты чужие есть в его красе, 
и март: «Эй, март!» - сегодня не 
     окликнешь. 
      
  
День - в зиму вышел нравом и лицом: 
когда с холмов ее снега поплыли, 
она его кукушкиным яйцом 
снесла под перья матери-теплыни. 

  
Я нынче глаз не отпускала спать - 
и как же я умна, что не заснула! 
Я видела, как воля Дня и стать 
пришли сюда, хоть родом не отсюда. 

  
Дню доставало прирожденных сил 
и для восхода, и для снегопада. 
И слышалось: «О, нареченный сын, 
мне боязно, не восходи, не надо». 
Ему, когда он челядь набирал, 
всё, что послушно, явно было скушно. 
Зачем позёмка, если есть буран? 
Что в бледной стыни мыкаться? Вот - стужа. 
  
Я, как известно, не ложилась спать, 
Вернее, это Дню и мне известно. 
Дрожать и зубом на зуб не попасть 
мне как-то стало вдруг не интересно. 
Я было вышла, но пошла назад. 
Как не пойти? Описанный в тетрадке, 
Дня нынешнего пред... - скажу: 
     пред-брат - 
оставил мне наследье лихорадки. 
Минувший день, прости, я солгала! 
Твой гений - добр. Сама простыла, дура, 
и провожала в даль твои крыла 
на зябких крыльях зыбкого недуга. 
Хворь - боязлива. Ей невмоготу 
терпеть окна красу и зазыванье - 
в блеск бытия вперяет слепоту, 
со страхом слыша бури завыванье. 
Устав смотреть, как слишком сильный 
День гнёт сосны, гладит против шерсти ели, 
я без присмотра бросила метель 
и потащилась под присмотр постели. 
Проснулась. Вышла. Было семь часов. 
В закате что-то слышимое было, 
но тихое, как пенье голосов: 
«Прощай, прощай, ты мной была любима». 
О, как сквозь чернь березовых ветвей 
и сквозь решетку... там была решетка - 
не для красы, а для других затей, 
в честь нищего какого-то расчета... 
сквозь это всё сияющая весть 
о чём-то высшем - горем мне казалась. 
Нельзя сказать: каков был цвет. Но цвет 
чуть-чуть был розовей, чем несказанность. 
Вот участь совершенной красоты: 
чуть брезжить, быть отсутствия на грани. 
А прочего всего - грубы черты. 
Звезда взошла не как всегда, а ране. 
  
О День, ты - крах или канун любви 
к тебе, о День? Уж видно мне и слышно, 
как блещет в небе ровно пол-луны: 
всё - в меру, без изъяна, без излишка. 
Скончаньем Дня любуется слеза. 
Мороз: слезу содеешь, но не выльешь. 
Я ничего не знаю и слепа. 
А Божий День - всезнающ и всевидящ. 
  
12-13-14 марта 1981, Таруса