Зарубки на полях: В.Орлов Альтист Данилов
Зарубки на полях«Красна изба не кутежами, а коммунальными платежами!»
У них во всех бумагах и разговорах Земля так и называлась - Тот Свет, а иногда и - Тот Еще Свет.
- Хватит, хватит, хватит! Хватит мне всего! И денег, и женщин, и развлечений, и комфорта! Это все шелуха, целлофан. Это все средства существования! А само-то существование где? Где оно? Рано или поздно, но мы все оказываемся наедине с жизненной сутью - и что тогда? Ничто! Жизнь проиграна, Данилов! Что есть жизнь? Жизнь есть страсть. Жизнь есть жажда. Страсть и жажда к тому, что ты принял за свою земную суть. А я трусил, трусил, боялся рисковать, боялся нести ношу не по плечу, боялся, что от этой ноши мне не станет лучше, боялся жертвовать собой и потому предавал... Все... Я не верующий человек, но слова Иоанна Богослова меня поразили: "Любовь изгоняет страх... Боящийся не совершенен в любви..." Ты понял? А я боялся, легко оправдывая свою боязнь, и жил легко, я боялся и был несовершенен в любви - и к музыке, и к женщине, и к самой жизни. И теперь я не то что не люблю, я просто ненавижу себя, жизнь, музыку!
"Истина - вне слов". А истина музыки, стало быть, вне звуков?
...настоящей музыке, чтобы соответствовать миру, следует не извлекать из природы лакомые звуки, а быть честной и всеми звуками, пусть и страшными, пусть и кощунственными, потчевать людей, терзать их души правдой жизни.
Хуже обстояло у Данилова дело с необходимостью все презирать и ненавидеть. В теории-то он жутко стал все презирать. Как он все ненавидел! Но вот на практике, то ли из-за нехватки общих знаний, то ли по какой иной причине, чувство ненависти к человечеству то и дело вызывало у Данилова колики в желудке и возле желчного пузыря.
В женщине нет ничего пошлее терпения и самоотречения.
- Слушай, вчера я вязала Войнову шерстяные носки, ты знаешь, чего мне это стоит, но я связала пятку! И при этом поддерживала с ним светский разговор… А утром, представь, он любит морковное желе и бульон с фрикадельками, я все приготовила, да еще как!..
«Мне хоть бы раз связала носки», - подумал Данилов...
- И потом, наконец, прости, что я тебе об этом напоминаю, но ты ведь мог быть отцом моего ребенка… Даже отцом многих моих детей… - Последние слова Клавдия произнесла с прежней лаской, но и с угрозой, словно давая Данилову понять, что имеет все права на исполнительный лист и из-за несговорчивости Данилова своими правами вынуждена будет воспользоваться, хотя это - крайний случай и дурной тон.
Себе Данилов построил однокомнатную квартиру, а бывшей своей жене Клавдии Петровне отдал кооперативную двухкомнатную квартиру с хорошей кухней и черной ванной. И за то и за другое жилье он посчитал нужным платить. Да и как же не платить-то! Женщина, что ли, слабое существо, обязана была тратиться на условия существования?
Стало тихо. Только перекликались зимние птицы. Они вот поют, и им в к равно, есть ли у низ талант, гений, зря они живут птицами или не зря. Они поют, и всё. Тут всем всё равно.
Что есть жизнь? Жизнь есть страсть. Жизнь есть жажда. Страсть и жажда к тому, что ты принял за свою земную суть.
Следует всегда оставаться самим собой в главном, а в мелочах - уступать, мелочей много, они на виду, оттого-то и кажутся существенным, главное же - одно и в глубине, уступки в мелочах и создают видимость подчинения и прилежности.
Ничего толком не знают люди ни о себе, ни о мире! Так, для облегчения жизни, оснастили себя некими условностями. И потихоньку одну условность заменяют другой.
Время стекало в глиняный кувшин и застывало в нем гречишным медом.
- У нас день впереди, - сказал Данилов. - Как ты предполагаешь провести его?
- В разгуле, - сказал Кармадон. Но без предвкушения удовольствий сказал, а холодно, твердо, будто под разгулом понимал не персидские пляски и не битье зеркал, а прием снадобий и чтение источников.
Вот всю жизнь так! И не поговоришь как следует с необходимым тебе человеком, не откроешь ему душу, его душу не обрадуешь, не обогреешь, а в суете коснёшься лишь случайным словом и унесёшься дальше по пустяшным делам!
Чем больше открытий в науке,..тем больше тайн. И приходит мысль: "А не разыгрывает ли кто нас? Не шутит ли над нами? Не чья-либо шутка - моя жизнь?"
Не надо было торопить жизнь, а следовало ей самой доверить и свои чувства, и свою свободу.
Клавдия одета была тщательно, словно бы Данилов стал интересен ей как мужчина. Краску и тушь на веки и на ресницы она наложила под девизом: "А лес стоит загадочный..."
...Разве мир - гармония? Разве жизнь - гармония?...Лев терзает лань, мирные злаки растут на братских могилах, женщина торгует телом, пьяная рука калечит ребёнка, альтист...лижет штиблеты главному дирижёру, чтобы именно он...поехал на гастроли в Италию!
Контрабасист, игравший в оркестре лет сорок и отправившийся на пенсию, достал по знакомству билеты на "Кармен", привел в театр внука. В первом же перерыве он прибежал в яму, чуть ли не закричал: "Музыка-то какая! Увертюра-то какая! Опера-то какая! Я-то всю жизнь думал, что в ней только пум-пум, а в ней, оказывается, и та-ра-ра-ра..." - и пропел тему тореадора.
...От познания - бессилие. От познания!
...В наши зрелые годы знаешь, что не в пребывании на вершине дело...
ВекА человек плёлся потихоньку, а теперь побежал, да ещё и вприпрыжку.
- вон взгляни на свою знакомую Муравлеву, она вся погрязла в бездуховности! Одна коса оттуда торчит. И то - натуральная…
...Объявление. Любителям автографов. В городе Париже в Соборе Инвалидов в двенадцать часов по ночам из гроба встает император. А? Каково! Смешно?
- А что смешного?
- Как же...
- Он ведь и вправду встает.
- Кто?
- Император.
- Когда?
- В двенадцать часов.
- Где?
- В Соборе Инвалидов. Садится на воздушный корабль...
- Вы шутите?
- Нет. Не шучу. Я сам встречал корабль, - сказал Данилов и повесил трубку.
А часто ли Данилову выпадали минуты именно для мыслей?
- Данилов, - сказал вдруг Кармадон. - Ты хотел бы иметь детей?
- Детей? - удивился Данилов. - Хотел бы…
- А я не хочу.
- Отчего же?
- Я не могу передать им никаких нравственных ценностей!
Завтра ваши нарушения станут правилами
Разве слова способны передать движения мыслей и чувств? Нет. Они - служебные сигналы, они жалки и убоги, как знаки азбуки Морзе.
Клавдия Петровна накануне развода вела с Даниловым гремучую войну, но, когда она узнала, что Данилов уступил ей квартиру и вызвался платить за нее, она сейчас же пообещала навсегда быть ему настоящим другом. Она и до сих пор считала себя до того другом Данилова, что после каждого возвращения его с заграничных гастролей обязательно являлась к Данилову домой и принималась разбирать чемоданы с желанием помочь уставшему с дороги. «Ах, какая вещь, какая вещь! - радовалась она и добавляла: - Но зачем она тебе, скажи мне, Данилов?» Данилов сто раз собирался гнать в шею эту совершенно чужую ему женщину, но по причине застенчивости не гнал, а ограничивался тем, что дарил понравившиеся ей вещи.
В Москве каждая культурная семья нынче старается иметь своего друга.
- Чью же сторону ты бы принял в этой перебранке?
- Оба правы. И оба не правы. Оба - посредственности.
Но разве памятный тебе Иван Васильевич Грозный не имел стрессов и неврозов? Или, скажем, Людовик Одиннадцатый? Да имели они, только не знали, что это именно стрессы и неврозы.
Мода ведь только создаётся в Париже или там в Москве, а живёт она в Фатеже и Маклакове. А пока дойдет она до Маклакова, через голову десять раз перевернётся и сама себя узнавать перестанет..
- Вы знаете, - в волнении сказал Данилов, - четыре рубля у меня не набираются…
- Ну хорошо, - сжалился инвалид. - Гони три шестьдесят две, и ни копейки меньше. И так без закуси остаюсь.
- У меня всего рубль с мелочью…
- Ну нет! - возмутился инвалид, поднял инструмент и держал его теперь под мышкой. - За такую-то большую скрипку!
Чем цивилизация становится образованнее и взрослее - или это ей так кажется, тем острее становится у нее интерес к собственному босоногому детству.
Людям вы будете дороги, если скажете свое. А не повторите произнесенное.
Данилов спешил за ней, думал: Что же нравится-то мне в ней? Да все! И волосы, и глаза, и руки, и плечи, и колени, и голос... Я и не знаю ее совсем, я не знаю, глупа она или умна, совестлива или бесчестна, добрая душой или мелочна... Я не знаю...
Да и все мне равно... Разве могу я теперь исследовать свое чувство...
- У тебя есть многое, чтобы стать блестящим артистом. Ты одинок оттого, что не связал себя душевной цепью ни
с кем. И ни у кого ты ни в няньках, ни в сиделках. Но пока ты не жесток, а просто легок. Но коли захочешь выйти в большие художники, то станешь и жестоким. И пошагаешь по плечам и спинам... Так и будет. Не напоминай мне слов о гении и злодействе, они красивы, но в них желание неосуществимого, в них - желание мира-гармонии. А его нет. Сколько видели мы гениев-злодеев. Но я тебе пока и не о злодействе говорю, а о жестокости... Житейской жестокости, и ни о какой другой...
Но в искусстве он, и верно, будет всегда одинок, творцы - одиноки, кто же вместо него, Данилова, создаст музыку? Тут он один. Он да альт...
В скрипке, уверен, женское начало... Озорная девчонка, печальная женщина, трагическая старуха
- это все для меня скрипка... А в альте больше твердости, больше драмы, альт - мужчина...
- Моего альта нет, - сказал Данилов.
- То есть как?
- Того альта, что вы слышали в НИИ, нет, его украли.
- Это грустно, - сказал Переслегин, печально взглянул на Данилова, и
Данилов ощутил, что Переслегин понимает, какими были его муки. - Это
грустно, - повторил Переслегин. - Но это ничего не меняет. Вы музыкант
вовсе не потому, что имели Альбани.
Любовь он мог принять только по вдохновению, а не по расчету. И жизнь его была - любовь. Любовь же требует тайн, преувеличений, фантазий, удивления, считал Данилов, на кой ему нужна любовь холодного ума! Холодный ум чаще всего и обманывается. И уж, как правило, своего не получает. Что-то получает, но не свое.
..в его натуре, на самом деле, осело много мелкого знания, вроде как об этих турусах. А зачем оно ему - неизвестно. Если только помогать Муравлеву решать кроссворды.
Бросить сейчас бы все и удалиться куда-нибудь в охотничью избушку в Туруханской тайге или в саклю в горах Дагестана, и чтобы вокруг все было завалено снегом, и бил в крохотное оконце ветер, и выли волки...