Какого цвета твоя любовь?
– Какого цвета твоя любовь ко мне?
- Что? - Я спрашиваю, какого цвета твоя любовь ко мне? - Я не понял вопрос. - Ну, хорошо. Тогда спроси у меня какого цвета моя любовь к тебе. Он потянулся, зевнул и на выдохе еле разборчиво спросил: - Ну, и какого же?.. - Зелёного! Он перестал зевать и пристально посмотрел на меня. - Зелёного, – повторила я. - А почему не красного? – спросил он с улыбкой. - Потому что красный – это пожар, это огонь, пламя – назови, как хочешь. - Но ведь именно красный и ассоциируется у всех с любовью! - Не у всех, а только у тех, кто «горит»! - А ты, значит, не «горишь»? - Нет. - Спасибо. Приятно в начале дня узнать, что она, видите ли, тобой не горит. - А разве это плохо? Во мне горит костёр. Сначала он горит очень сильно, потому что ты сделал всё правильно, как по писаному. Ты до меня уже не раз «разводил костры» и поэтому ты знаешь технологию. Сначала ты нашёл удобное для этого место, потом собрал поблизости сухих веток – избитых комплиментов и знаков внимания, правильно их выстроил. Этого вполне достаточно, чтобы разжечь огонь. Затем ты подбрасываешь туда дрова потолще, потом бросаешь полено. Пока ты собирал «дрова», которые будут гореть в моём «костре», ты устал. Костёр горит ярко, тебе тепло и ты доволен. Но вот он начинает затухать. Поблизости ничего нет, что можно было бы подбросить, а бежать куда-то уже нет сил. Можно продлить удовольствие – снять с себя одежду и принести её в жертву языкатому чудовищу, но пройдёт немного времени и она тоже перегорит – но теперь ты не сможешь даже никуда уйти, ты связан по рукам и ногам. А костёр всё равно потух. Вот и получается, что такая любовь из красного цвета очень быстро превращается в серый – как костёр в дым. А серый цвет – он же никакой для любви. - Так, так, так, – сказал он. Затем повернулся набок, подпёр голову ладонью, а локтём вгрузнул в подушку. Сонливость его прошла, он улыбнулся: - Интересно, а жёлтый? - О жёлтом вообще не хочу говорить – какой-то предательский цвет. Привлекает внимание, ты на него смотришь-смотришь, а потом всё вокруг кажется жёлтым! Да и вообще, глаза от него болят. - Ну, хорошо, это понятно. Черный тоже понятно – это не цвет любви. - Нет, подожди. Любовь бывает всех цветов! Любовь сама по себе – радуга! Каждый раз поворачивается к человеку новым оттенком. - Ну, не чёрным же! – вступил он со мной в спор. - А почему нет?! Разве не бывает такого, что любовь делает человека злее, замкнутее, он становится агрессивным. И это мы говорим не о неразделённой любви – только о взаимной! Речь идёт о том, как люди влияют друг на друга, это как смешивание красок. Ты – белая краска, я – чёрная, какая из них «сильнее»? - Чёрная, конечно! - Почему это «конечно»?! Сильнее та, которой больше. Но даже если их смешать в равной пропорции, то «чистого» цвета уже всё равно не будет – чисто-чёрного или чисто-белого, вот так и люди. Кто-то один «заливает» другого своим цветом, потому что его у него в избытке, а тот либо принимает не сопротивляясь, навязываемый оттенок, забывая при этом о своём, либо вступает в борьбу за «сочетание» цветов. Но чем бы не закончилась эта борьба – «чистого» цвета не останется ни у первого, ни у второго! Краски уже смешаны. Он смотрел на меня очень внимательно. - Фиолетовый, – словно вынося приговор, сказал он. - Фиолетовый, – поморщилась я, – нет. Моя любовь к тебе не может быть фиолетовой, во-первых, я не люблю этот цвет, а во-вторых, нет, на этом и остановимся. - Голубой, синий, – не унимался он. - Ничего не могу с собой поделать, голубой для меня – это небо! Небо – это птицы, птицы – крылья, крылья – мечта! Ну, а мечта – это молодость. Значит, голубой цвет более присущ молодой любви, любви в раннем возрасте, когда ты прибываешь в эйфории, превозносишь партнёра, идеализируешь что ли. Синий для меня – это цвет всепрощения. Ну, вот не знаю, если ты всё прощаешь человеку – это синий. - Зелёный, – мягко сказал он. - Зелёный, – повторила я и глубоко вздохнула. В комнате повисла тишина. Он не сводил с меня глаз. Я почувствовала как ему не терпится поторопить меня, но сказать сейчас одно ненужное нервозное слово – значит переломать все кисти тогда, когда картина ещё не закончена. Понимала это я, знал это и он, терпеливо выжидая моих пояснений, но я не торопилась. - Каждое утро мы просыпаемся в одной постели, – наконец начала я, – я вижу в окне утренний свет и вижу тебя. Начало нового дня. Зарождение чего-то нового – это зелёный цвет. Каждое утро начинается по-разному: то меня будят золотые лучи солнца, пробиваясь сквозь плотные шторы, то я просыпаюсь от шуршания серого дождя. Зимой я вижу в окне белый снег, летом – зелёные листья. За окном картина меняется, а в нашей спальне – нет, каждое моё утро начинается с тебя. Значит, новый день – это Ты. Это зелёный. Я кормлю тебя завтраком и неизменно ставлю перед тобой чашку зелёного чая. Я знаю, какой именно зелёный чай ты пьёшь, и каждый раз, встречаясь с такой пачкой на полке в магазине, я всегда забираю одних с собой, даже если дома таких уже две. Зачем? Потому что не хочу оставлять твой чай, а значит Тебя, кому-то другому. И это зелёный. Я знаю – ты не любишь моё зелёное платье, тебе кажется, что оно «слишком короткое». Именно поэтому мне хочется надевать его чаще, но не для того, чтобы подразнить тебя, а для того, чтобы не расставаться с тобой целый день, пусть даже мысленно. Это тоже – зелёный. Бывает, мы не понимаем друг друга, и даже ссоримся. Зная мою вспыльчивость, ты первым делаешь шаг навстречу. В этой ситуации, ты всегда придерживаешься синего цвета – ты меня прощаешь, в то время как меня «захлёстывает» едкий жёлтый. Но ты подходишь со спины, обнимаешь, утыкаешься лицом в мою шею, и краски смешиваются. А знаешь, что будет, если смешать две акварельные краски: синюю и жёлтую? Впервые я повернула голову, чтобы посмотреть на него. Он был очень внимателен. В ответ на мой вопрос он едва заметно качнул головой. - Получится зелёный цвет, – ответила я, не сводя с него глаз. Мы смотрели друг на друга, но я сдалась первой и отвела взгляд. Он продолжал смотреть на меня. Я глянула в окно – уже совсем рассвело. Я улыбнулась, и вновь повернулась к нему. - Какого цвета твоя любовь ко мне? - продолжая улыбаться, я скользнула
взглядом по его плечам, губам и остановилась вновь на глазах. В одно
мгновение он оказался надо мной и, опустившись на руках, поцеловал:
Их было двое - Он и Она. Они где-то нашли друг друга и жили теперь одной
жизнью, где-то смешной, где-то соленой, в общем, самой обыкновенной
жизнью двух самых обыкновенных счастливых.
Они были счастливыми, потому что были Вдвоем, а это гораздо лучше, чем
быть по одному.
Он носил Ее на руках, зажигал на небе звезды по ночам, строил дом, чтобы
Ей было где жить. И все говорили: "Еще бы, как его не любить, ведь он
идеал! С таким легко быть счастливой!" А они слушали всех и улыбались и
не говорили никому, что идеалом Его сделала Она: Он не мог быть другим,
ведь был рядом с Ней. Это было их маленькой тайной.
Она ждала Его, встречала и провожала, согревала их дом, чтобы Ему там
было тепло и уютно. И все говорили: "Еще бы! Как ее не носить на руках,
ведь она создана для семьи. Немудрено, что он такой счастливый!" А они
только смеялись и не говорили никому, что Она создана для семьи только с
Ним и только ему может быть хорошо в Ее доме. Это был их маленький секрет.
Он шел, спотыкался, падал, разочаровывался и уставал. И все говорили:
"Зачем Он Ей, такой побитый и измученный, ведь вокруг столько сильных и
уверенных". Но никто не знал, что сильнее Его нет никого на свете, ведь
они были Вместе, а значит, и сильнее всех. Это было Ее тайной.
И Она перевязывала Ему раны, не спала по ночам, грустила и плакала. И
все говорили: "Что он в ней нашел, ведь у нее морщинки и синяки под
глазами. Ведь что ему стоит выбрать молодую и красивую?" Но никто не
знал, что Она была самой красивой в мире. Разве может кто-то сравниться
по красоте с той, которую любят? Но это было Его тайной.
Они все жили, любили и были счастливыми. И все недоумевали: "Как можно
не надоесть друг другу за такой срок? Неужели не хочется чего-нибудь
нового?" А они так ничего и не сказали. Просто их было всего лишь Двое,
а всех было много, но все были по одному, ведь иначе ни о чем бы не
спрашивали. Это не было их тайной, это было то, чего не объяснишь, да и
не надо.