Профессиональный банкир Роман Авдеев еще и профессиональный родитель: 23 ребенка, из них 17 усыновленных, требуют профессионального подхода. О том, как он выстраивал этот подход, о роли отца и матери в большой семье и о главной проблеме усыновителей он рассказал гостям SPEAR'S Club, состоявшегося в ноябре при поддержке часовой мануфактуры А. Lange&Sohne.

Бизнесмен, член наблюдательного совета Московского кредитного банка

В развитом мире множится число чайлдфри - тех, кто не собирается рожать. Это абсолютно нормальный процесс, ничего страшного в этом нет. Но одновременно растет и количество многодетных семей, которые прирастают в том числе за счет приемных детей. Семьи профессионализируются - в какой-то мере это происходит само, потому что, воспитывая пять малышей, мать не может заниматься ничем иным. Но кто-то выбирает профессию родителя вполне сознательно, видя своей задачей поднимать, выводить в жизнь и собственных потомков, и приемных. И это очень достойная тенденция. Следующий шаг, как мне кажется, - платить таким профессиональным родителям пенсию, засчитывать их труд как стаж. Но в нашей стране такие идеи пока еще сталкиваются с неприятием.

Когда появился «закон Димы Яковлева», общество впервые задумалось о ситуации с усыновлением. Закон, конечно, людоедский, но благодаря ему произошел огромный сдвиг в сознании. Не так давно в роддомах было полно никому не нужных отказников, которые только родились и с которыми медперсонал не понимал что делать. Сейчас ситуация противоположная: официальная статистика - 25 тыс. человек в очереди на усыновление малышей. И на 54 тыс. детей в детских домах за это время стало меньше. Хотя отказов не стало меньше, по-прежнему возвращают около 15-30% приемных детей. И мне кажется, что корень зла - в неприятии, укоренившемся в обществе, - неприятии другого.

У меня есть сын, его в Москве выгнали из трех школ. Он вполне адекватный, симпатичный, разумный ребенок, но, как говорится, с особыми потребностями: у него синдром дефицита внимания - не может концентрироваться на каких-то вещах больше 15 минут, да и 15 минут для него подвиг. Несмотря на все свои возможности, я ничего с ситуацией в школах сделать не мог. Устроил его в платную школу, где он занимался с преподавателями один на один. А родители других учеников - хоть он с ними и не сталкивался - внезапно взбунтовались: мол, справку принесите, а не опасен ли он. Я ответил, что не вопрос, но давайте встретимся, поговорим, обсудим, в чем проблема. Договорился с завучем, директором, что нам выделят место для беседы, приехал - а никто не пришел. За глаза меня чуть ли не ангелом называют: какой я молодец, что беру детей, даю им такой шанс на достойную жизнь. А я не ангел, и я знаю, что проблемы надо обсуждать. Но обсуждать их никто не хочет, никто не стремится сделать шаг вперед, хотя бы обсудив трудную тему. Сейчас сын учится в Англии, счастливый ребенок. Чего не хватало в нас, в нашем обществе, почему он не смог учиться здесь, а я ничего не смог с этим поделать? Вот о чем хотелось бы поговорить, а не о том, какие мы с женой прекрасные и благородные. Да и, собственно, особого подвига мы не совершаем: наша семья ничем не отличается, кроме количества детей. Утром все встают, завтракают. Идут в сад, школу. Ходят на кружки. Никаких проблем, кроме логистических: нужно вместительное средство передвижения, чтобы вместе куда-то поехать.

История, почему я начал усыновлять, довольно простая. С момента, когда у меня появились деньги, я все время помогал детским домам. Это было в 1990-е годы, в детских домах денег не было абсолютно, я ездил, общался с детьми, смотрел, как они живут. Переломный момент случился, когда я подарил кухню одному из детдомов на севере, чтобы у детей было место, где они сидят вместе, чай пьют, общаются. И вот с двумя девочками пошел туда сам попить чайку. Спросил, где сахар, а они в ответ - а что это? Я сначала испугался, решил, что сахар разворовали, но все оказалось проще: сахар намешивали в чай прямо на кухне, и дети его действительно никогда не видели. Хотя и пили сладкий чай. И вот в 12-14 лет у них нет даже этих знаний. Что же будет, когда они выйдут во взрослую жизнь?

Так я понял, что я делаю не так. Долго советовался с супругой. И сделал вывод, что если хочешь помогать - давать деньги недостаточно, это все-таки «галочка»: я помог, я молодец, пойду дальше. Нужен именно личный вклад. Так появилась первая двойня. Сейчас у нас 17 усыновленных детей, всех их мы брали младенцами, четверо своих, и я получаю от этого персональный кайф. Это наша с супругой жизнь, и нам она очень нравится.

Моя жена - огромный ресурс для меня, постоянная поддержка. Супруга, с которой мы усыновили первых детей, увы, умерла, потом я усыновлял один и считал, что полной семьи у меня не будет. Но получилось так, как получилось, и я очень этому рад.

Меня часто спрашивают, ощущаю ли я разницу между своими детьми и приемными - или воспитание значимее генетики. Я разницы не ощущаю, у нас с женой все дети родные и свои. И я искренне ей благодарен. Часто встречаюсь с людьми, которые собираются взять ребенка, а принятия вот этого у них нет. И таких стараюсь отговорить. Потому что сталкивался с ситуациями, что люди хотят творить добро, но не рассчитывают силы. Прежде всего это трагедия для детей.

А вопрос генетики есть, и он очень важен. Не надо обманывать друг друга. В нашей семье разные дети. У одного сына синдром дефицита внимания, есть еще дети с особыми потребностями, у всех разные интеллектуальные способности, все приемные ниже сверстников по росту, но не потому, что плохо едят или не занимаются спортом. Для меня, как для отца, это значения не имеет, но есть понимание, что с генетикой ничего сделать часто нельзя.

Не чувствую никакого морального долга ни детей передо мной, ни моего перед ними. Искренне. Зато точно знаю, что хочу им дать. Хочу, чтобы они понимали, что такое хорошо, что такое плохо. Не обязательно разделяли мое понимание, а понимали для себя. Это простая вроде бы вещь - совесть. Человек для себя понимает, хорошо он поступил или плохо. Бывает, я что-то сделаю и понимаю: это не очень было, было плохо. Вот нужно, чтобы это проснулось в детях. Воспиталось. Судить о наших успехах и неудачах в воспитании должны дети - но не сейчас, а когда вырастут, устроятся на работу, заведут свои семьи. Пока мы лишь сталкиваемся с вызовами и справляемся с ними, как умеем. Мы в самом начале пути.

Сами мы не планируем брать еще детей - нынешнее число совпадает с нашими физическими, возрастными возможностями. Мы же отвечаем за них. Когда моим младшим, шестилеткам, будет 20 - мне будет 65 лет.

вот ссылка: http://pbwm.ru/articles/arhitektor-bolshoy-semi--2

Лиза Чайкина