Продолжение книги. Часть 7.

Когда акушерка приняла на руки второго малыша Тани, она первым делом спросила: "Кто родился?". "Девочка, - ответила врач, потом - ой, мальчик!".

Бабушка мне рассказывала, что как только это услышала, ее затрясло. Стресс от рухнувшей надежды, взлелеянной на протяжении всей беременности, был очень велик.

Бабушка одинаково заботилась об обоих своих детях, ей даже подарили статуэтку с лошадкой и двумя жеребятами, как символику ее материнства. Но, мне кажется, она так и не смогла до конца смириться и принять второго сына, как отражение сильного разочарования в своей жизни, потому что он не девочка. Тем более что все прохожие, заглядывая в коляску, говорили: "Какая хорошенькая девочка!", а дядя отвечал, когда научился говорить: "Я не девочка, я - мальчик!".

Мне его немножко жалко. В детстве он был очень хорошеньким, с голубыми глазами и кудрявыми волосами цвета льна. И в Андрюше я вижу его черты. Я бы такого малыша могла бы полюбить, целовала бы в щечки, играла в ладушки, умилялась бы маленькими ручками и ножками, и не важно какого он пола. И воспитывала бы в нем чуть больше ловкости и активности, чем в девочке.

Больше детей бабушка не хотела. Видимо, сложно ей было одной быть в роли матери и хозяйки.

Когда папа и дядя стали подростками, дедушка по долгу службы переехал с семьей в гарнизонный городок в Германии, какой - не помню точно. Там папа и дядя продолжили школьное образование. Бабушка вспоминает, какие в местных магазинах были крупные сливы, сначала она их не узнала.

Бабушка Таня устроилась работать продавцом в крупном местном магазине - такая работа предоставлялась только самым аккуратным и ответственным кандидатам. Папа вспоминал из той жизни музей фарфора, и какие там были девчонки. В Германии папа встретил свою первую любовь и завязал первые отношения с девочкой-подростком моложе него. По окончанию срока службы бабушка и дедушка вернулись в Балаково и привезли много красивых вещей, о которых я упоминала ранее: ковры, мебель, сервизы, фарфор, торшер и большую коллекцию красивых бабушкиных туфель.

О коллекции сервизов стоит рассказать отдельно. Это были 4 великолепные коллекции немецкого фарфора, которые доставались в праздничное время для гостей: сервиз Мадонна с позолоченнымм шишечками, белый сервиз, черный, бежевый, с узорами и сплошной позолотой с внутренней стороны. Не считая богатой коллекции хрусталя. И вся великолепная посуда стояла в огромном во всю стену серванте с зеркальной стенкой, не уступая по богатству и красоте музейным экспонатам. Роскошь интерьера добавляла люстра и торшер с висюльками под хрусталь.

Бабушка Таня была модницей и хорошей хозяйкой. Носила пальто с меховым воротником и норковую шапку, крупные золотые сережки с розовым камнем, широкое золотое обручальное кольцо, а ее короткие волосы сами вились кудрявой шапочкой. Когда я была маленькой, в их доме всегда было чисто, красиво, пахло духами и вкусной едой. На шкафах и зеркале- трильяже стояли фигурки балерин, домиков, собачек, матросов, и даже шкатулка для пуговиц была в виде керамического домика. Хорошо что я не была ураганом, который снес бы все это хрупкое великолепие. Я часами сидела, открыв нижние ящики, примеряла бабушкины туфли: и кожаные, и зеленые, белые, красные лакированные. Особенно мне нравились позолоченные с цветочком. Играла с пустым флакончиком французских духов Poison, Красная Москва. Видела в ящиках бабушкины тюбики с позолоченными патронами губной помады и спичкой внутри, чтобы измазать ее под ноль; щеточку, кисточку, тушь-плевалку в брикете. Перебирала разнообразные пуговицы. Пыталась приставать к боксеру Дезе, но она пряталась от меня под кровать, как и перед стрижкой ногтей.

Кстати, Деза никогда не забиралась на кровать, лежала на своем спальном месте в коридоре, как была приучена. Бабушка варила ей супы из мослов, каши, давала воду. О промышленных кормах тогда и не слышали. Деза все ела на кухне, потом уходила, встряхивая влажной от воды мордочкой. После прогулки ей мыли лапы в ванной комнате.

Я постоянно видела бабушку в хлопотах по хозяйству: готовила она много и вкусно, не приторно, но сытно. У нее всегда были наваристые супы, второе, много закруток с соленьями и вареньями, причем варенья вкусные и не приторные. А бабушка Люба их, все-таки, переслащивала. Бабушка Таня сама пекла торты, украшала маслянистым кремом из шприца, делала листья и розочки. Разрешала мне сьесть остатки крема из пиалки.

Дома бабушка Таня ходила в сиреневом в цветочках платье, которое сшила сама. И фартук она себе сама сшила из кусочков ткани. Я помню, как она работала за электрической ножной швейной машинкой, ритмично покачивая ногами платформу. Мыла полы, заводя швабру в труднодоступные места под кроватями, хотя ей нелегко было так наклоняться при ее полноте. В отличии от бабушки Любы, которая опасалась техники: стирала руками, мыла полы без швабры и даже ковер протирала влажной тряпкой, вместо пылесоса. Шила на ручной швейной машинке, которую доверяла мне редко и неохотно. Зато много вязала, и создала большие полотна из вышивки в молодости.

Дедушка Витя всю дизнь ездил на жигулях копейке. Помню ручку коробки передач с прозрачным с розочкой набалдашником, руль, на котором можно побибикать. Кондиционера не было, и летом от перегрева выручало открытое окошко, провеваемое ветерком во время поездки. Источником музыки был магнитофон у окошка позади задних кресел.

Дедушка постояно ремонтировал сам своего коня в деревне в гараже. Хотя и в городе у них был гараж на берегу Волги, там где краны и баржи. Кстати, там работал его младший брат Петя. Я называла его дядя Петя, хотя он был братом моего деда, но выглядел моложаво.

С возрастом бабушка Таня стала заметно полнеть. Да, она любила сало иногда, но не ела все тазиками. Но полнела. Не знаю, были ли в поликлиниках тогда эндокринологи, но бабушка, видимо, к ним не обращалась. Она говорила, что ей советовали одни таблетки для похудения, но дедушка когда услышал о том, что одна женщина от них худела и не могла остановиться, сказал "Ни-ни!". Лучше пусть Таня останется как есть, но в целости, чем совсем растает.

Несмотря на постоянную физическую активность и дома, и на огородах, вес бабушки Тани в момент моего раннего детства был больше 100 кг. Зато я помню, как прижималась к ее мягкой широкой груди при встрече.

А это мама на фоне шкафа с сервизами. К сожалению, всю коллекцию здесь не видно. На этой фотографии мама в парике. Одевалась она в молодости нарядно и элегантно, особенно в гости и по праздникам.

Здесь мама в тех легендарных сережках бабушки Тани. К сожалению, на перефотографированные снимки падает тень от моего телефона. Снимала ночью, при свете лампы. Без тени не получилось, а переделывать не было времени. Главное, видно лица.