Люда Шилова

Вот Ваня с няней. Няня гуляет с Ваней. Вот дома, а вот прохожие. Прохожие и дома, ни на кого не похожие. Вот будка красноармейца. У красноармейца ружье имеется. Они храбрые. Дело их - защищать и маленьких и больших. Это - Московский Совет, Сюда дяди приходят чуть свет. Сидит дядя, в бумагу глядя. Заботятся дяди эти о том, чтоб счастливо жили дети. Вот кот. Раз шесть моет лапкой на морде шерсть. Все с уважением относятся к коту за то, что кот любит чистоту. Это - собачка. Запачканы лапки и хвост запачкан. Собака бывает разная. Эта собака нехорошая, грязная. Это - церковь, божий храм, сюда старухи приходят по утрам. Сделали картинку, назвали - «бог» и ждут, чтоб этот бог помог. Глупые тоже - картинка им никак не поможет. Это - дом комсомольцев. Они - умные: никогда не молятся. когда подрастете, станете с усами, на бога не надейтесь, работайте сами. Это - буржуй. На пузо глядь. Его занятие - есть и гулять. От жиру - как мяч тугой. Любит, чтоб за него работал другой. Он ничего не умеет, и воробей его умнее. Это - рабочий. Рабочий - тот, кто работать охочий. Всё на свете сделано им. Подрастешь - будь таким. Телега, лошадь и мужик рядом. Этого мужика уважать надо. Ты краюху в рот берешь, а мужик для краюхи сеял рожь. Эта дама - чужая мама. Ничего не делая, сидит, от пудры белая. Она - бездельница. У этой дамы не язык, а мельница. А няня работает - водит ребят. Ребята няню очень теребят. У няни моей платок из ситца. К няне надо хорошо относиться.

Если мальчик конопат, Разве мальчик виноват, Что родился рыжим, конопатым? Но, однако, с малых лет Пареньку прохода нет, И кричат ехидные ребята: - Рыжий! Рыжий! Конопатый! Убил дедушку лопатой - А он дедушку не бил, А он дедушку любил. Вот он к деду. Ну, а дед Говорит ему в ответ: - У меня ведь тоже конопушки! Если выйду я во двор, Самому мне до сих пор Все кричат ехидные старушки: «Рыжий! Рыжий! Конопатый! Убил дедушку лопатой». А я дедушку не бил, А я дедушку любил. В небе солнышко горит И мальчишке говорит: - Я ведь тоже рыжим уродилось. Я ведь, если захочу, Всех подряд раззолочу. Ну-ка посмотри, что получилось! Рыжий папа! Рыжий дед! Рыжим стал весь белый свет! Рыжий! Рыжий! Конопатый! Убил дедушку лопатой! А если каждый конопат, Где на всех набрать лопат?!

Как у девочек на платье Есть кармашек для платка, И в руке девчонка держит На метро два пятака. Вот и весь ее багаж… Ну а что же мальчик наш? А у мальчика на платье Пять карманов или шесть. Носовой платок - не знаю, А рогатка точно есть. Авторучка, батарейки, Ремешок от телогрейки. Выключатель, зажигалка (Не работает, а жалко). Мел в коробочке и ластик, Пузырек и головастик. Он в бидоне находился, А бидончик прохудился, Чтоб теперь его спасти, Надо в речку отнести… Карандаш, перо, точилка, Гирька и увеличилка. В целлофане пирожок - Одному щенку должок… Вот каков он, мальчик наш, И каков его багаж. Для него и самосвала, Очевидно, будет мало. Дать ему для багажа Пять машин из гаража.

Стих для взрослых Промчатся над вами Года за годами, И станете вы старичками. Теперь белобрысые вы, Молодые, А будете лысые вы И седые. И даже у маленькой Татки Когда-нибудь будут внучатки, И Татка наденет большие очки И будет вязать своим внукам перчатки, И даже двухлетнему Пете Будет когда-нибудь семьдесят лет, И все дети, всё дети на свете Будут называть его: дед. И до пояса будет тогда Седая его борода. Так вот, когда станете вы старичками С такими большими очками, И чтоб размять свои старые кости, Пойдете куда-нибудь в гости, - (Ну, скажем, возьмете внучонка Николку И поведете на елку), Или тогда же, - в две тысячи двадцать четвертом году; - На лавочку сядете в Летнем саду. Или не в Летнем саду, а в каком-нибудь маленьком скверике В Новой Зеландии или в Америке, - Всюду, куда б ни заехали вы, всюду, везде, одинаково, Жители Праги, Гааги, Парижа, Чикаго и Кракова - На вас молчаливо укажут И тихо, почтительно скажут: «Он был в Ленинграде… во время осады… В те годы… вы знаете… в годы … блокады» И снимут пред вами шляпы.

Не удивляйтесь - я влюблён, Хотя и сам я удивлён. Понять не в состоянье, В каком я состоянье. Влюбленный, удивленный, Хожу я за Алёной, За шапочкой зелёной. Я с ней недавно во дворе Случайно рядом сел, И вот ищу я в словаре Слова на букву 'Л': 'Лю6овь', 'любить', 'Любимым быть'… Словарь меня не подведёт, Сижу, склонясь над ним, И узнаю: 'Любимый тот, Кто кем-нибудь любим'. Я изучаю вновь и вновь: 'Любить - испытывать любовь'. Нет, я, по правде говоря, И начитавшись словаря, Понять не в состоянье, В каком я состоянье. Влюблённый, удивлённый Хожу я за Алёной, за шапочкой зелёной.

Ребенка милого рожденье Приветствует мой запоздалый стих. Да будет с ним благословенье Всех ангелов небесных и земных! Да будет он отца достоин, Как мать его, прекрасен и любим; Да будет дух его спокоен И в правде тверд, как божий херувим! Пускай не знает он до срока Ни мук любви, ни славы жадных дум; Пускай глядит он без упрёка На ложный блеск и ложный мира шум; Пускай не ищет он причины Чужим страстям и радостям своим, И выйдет он из светской тины Душою бел и сердцем невредим!

В пилотке мальчик босоногий С худым заплечным узелком Привал устроил на дороге, Чтоб закусить сухим пайком. Горбушка хлеба, две картошки - Всему суровый вес и счет. И, как большой, с ладони крошки С великой бережностью - в рот. Стремглав попутные машины Проносят пыльные борта. Глядит, задумался мужчина. - Сынок, должно быть сирота? И на лице, в глазах, похоже,- Досады давнишняя тень. Любой и каждый все про то же, И как им спрашивать не лень. В лицо тебе серьезно глядя, Еще он медлит рот открыть. - Ну, сирота.- И тотчас:- Дядя, Ты лучше дал бы докурить. Анализ стихотворения «В пилотке мальчик босоногий» Твардовского Лучшие образцы военной лирики Александра Трифоновича Твардовского немедленно уходили в народ. Стихотворение создано в 1943 году. В эту пору поэту чуть за тридцать, он фронтовой корреспондент, дважды чудом выходил из окружения, тревожится о судьбе своей семьи, посетил разоренную немцами малую родину - Загорье. Уже известен всей стране его неунывающий «Василий Теркин». По жанру - бытовая вроде бы зарисовка, но с мощным антивоенным подтекстом. Размер - ямб, рифмовка перекрестная, 5 строф. Стихотворение построено на кратком, но многозначительном диалоге мужчины, солдата и паренька-сироты. В 1 четверостишии герой описывает встреченного мальчика. Он деловит, невозмутим, устраивается в придорожной пыли перекусить «сухим пайком». Эта деталь, как и пилотка, к примеру, косвенное подтверждение, что в условиях всенародной беды и этот мальчик на своем пути бывал и обогрет, и накормлен. Об этом же свидетельствует и строка «как им спрашивать не лень»: значит, есть неравнодушные люди. А как иначе?.. Дальше поэт со скрытой болью перечисляет нехитрый обед мальчика: горбушка, картошки. Сравнение «как большой»: даже дети уже не беспечны и знают цену каждой крошке хлеба. «С великой бережностью»: за этим эпитетом - дни голода. «Стремглав машины»: им нет дела до одинокого путника, впрочем, и ему, похоже, тоже нет ни до кого. Он выживает, и в размышлениях его так мало осталось детского. Инверсия в 11 строке. Затем короткий вопрос: сынок, сирота? Чувствуется, что мальчик еще не вполне привык к своему положению, эти слова причиняют ему боль. Однако он уже знает, что раскисать нельзя. «Дал бы докурить»: отвечает он просто, без вызова, как мужчина мужчине. Обращение и вводные слова (парентеза): дядя, похоже. «В лицо тебе»: здесь автор использует прием вовлечения читателя в состоявшийся разговор. Эпитеты: давнишняя тень (это еще и метафора), суровый счет. Босоногое детство в данном случае вовсе не синоним беззаботности. «Любой и каждый»: амплификация, соседство двух синонимов в перечислении. Хаос чувств первых дней, месяцев войны поулегся, люди приняли реальность, сжились с ней, у всех одна задача - жить и одолеть врага. Творчество А. Твардовского в годы войны и вдохновляло, и заставляло задуматься; в его простых, искренних образах люди узнавали свою судьбу. «В пилотке мальчик босоногий» А. Твардовского - история о детстве, опаленном войной.

Мужчины мучили детей. Умно. Намеренно. Умело. Творили будничное дело, Трудились - мучили детей. И это каждый день опять: Кляня, ругаясь без причины… А детям было не понять, Чего хотят от них мужчины. За что - обидные слова, Побои, голод, псов рычанье? И дети думали сперва, Что это за непослушанье. Они представить не могли Того, что было всем открыто: По древней логике земли, От взрослых дети ждут защиты. А дни всё шли, как смерть страшны, И дети стали образцовы. Но их всё били. Так же. Снова. И не снимали с них вины. Они хватались за людей. Они молили. И любили. Но у мужчин «идеи» были, Мужчины мучили детей. Я жив. Дышу. Люблю людей. Но жизнь бывает мне постыла, Как только вспомню: это - было! Мужчины мучили детей!

«С детьми ходили за лавандой». Наткнусь в блокноте на строку - И яви отблеск лиловатый Из тусклой глуби извлеку. Вдоль озера, затем тропою Вдоль склона, где термальных вод Окаменелые покои, Затем вдоль рощицы и вот Под негустой древесной кущей Залиловело, и запах Цветок лавандулы, растущий Не врозь, а в купах и снопах. Давно заброшенных посадок Остатки нежно расцвели Средь рощ, где жив еще остаток Давно разлюбленной земли. Она размечена на цели, Взрывчаткою начинена, Но разве так на самом деле Была задумана она? Дыши, дитя, глазами хлопай В Европе, пахнущей Европой, Лавандой, мятой, чебрецом, Замри, дитя, перед лицом Земли, где длительностью слога Так пахнет смертная строка, Как нежным запахом цветка Жена разлюбленного бога.

Вот моя деревня: Вот мой дом родной; Вот качусь я в санках По горе крутой; Вот свернулись санки, И я на бок - хлоп! Кубарем качуся Под гору, в сугроб. И друзья-мальчишки, Стоя надо мной, Весело хохочут Над моей бедой. Всё лицо и руки Залепил мне снег… Мне в сугробе горе, А ребятам смех! Но меж тем уж село Солнышко давно; Поднялася вьюга, На небе темно. Весь ты перезябнешь, - Руки не согнёшь, - И домой тихонько, Нехотя бредёшь. Ветхую шубёнку Скинешь с плеч долой; Заберёшься на печь К бабушке седой. И сидишь, ни слова… Тихо всё кругом; Только слышишь: воет Вьюга за окном. В уголке, согнувшись, Лапти дед плетёт; Матушка за прялкой Молча лён прядёт. Избу освещает Огонёк светца; Зимний вечер длится, Длится без конца… И начну у бабки Сказки я просить; И начнёт мне бабка Сказку говорить: Как Иван-царевич Птицу-жар поймал, Как ему невесту Серый волк достал. Слушаю я сказку - Сердце так и мрёт; А в трубе сердито Ветер злой поёт. Я прижмусь к старушке… Тихо речь журчит, И глаза мне крепко Сладкий сон смежит. И во сне мне снятся Чудные края. И Иван-царевич - Это будто я. Вот передо мною Чудный сад цветёт; В том саду большое Дерево растёт. Золотая клетка На сучке висит; В этой клетке птица Точно жар горит; Прыгает в той клетке, Весело поёт, Ярким, чудным светом Сад весь обдаёт. Вот я к ней подкрался И за клетку - хвать! И хотел из сада С птицею бежать. Но не тут-то было! Поднялся шум-звон; Набежала стража В сад со всех сторон. Руки мне скрутили И ведут меня… И, дрожа от страха, Просыпаюсь я. Уж в избу, в окошко, Солнышко глядит; Пред иконой бабка Молится, стоит. Весело текли вы, Детские года! Вас не омрачали Горе и беда. Анализ стихотворения «Детство» Сурикова Детство в жизни каждого - незабываемая пора. Детские впечатления человек проносит через всю жизнь, возвращаясь к ним в минуты грусти. Именно об этом рассказывает стихотворение И. З. Сурикова «Детство». Стихотворение Ивана Захаровича Сурикова «Детство» было написано в 1866 году. Поэт практически всю жизнь находился в затруднительном материальном положении. Неудивительно, что он создал произведение, вызывающее щемящую тоску по беззаботному детству. Жанр, тема и идея «Детство» относится к лирическим стихотворениям с чётким сюжетом. Его тема отражена в названии. Идея произведения - показать глубину переживаний лирического героя, рисующего чудесные моменты своего счастливого детства. Образы стихотворения Невидимый образ стихотворения - взрослый мужчина, вспоминающий себя мальчиком. Этот мальчик - главный герой произведения. Второстепенные персонажи, с любовью описанные автором, - бабушка, матушка и дед. Композиция Произведение состоит из 23 четверостиший (строф). Логически его можно поделить на 4 смысловые части: зимние катания (первые 6 строф); семейный вечер (следующие 8 строф); сладкий сон (с 15 по 22 строфы); возвращение в реальность. Последняя строфа содержит вывод с риторическим обращением к детству лирического героя. Ритмический строй «Детство» написано трёхстопным хореем с перекрёстной рифмовкой. Данный факт создаёт быстрый ритм при прочтении. Художественные средства И. З. Суриков для более глубокого воздействия на читателя использует множество фонетических, лексических, синтаксических и художественных средств: анафору (единоначатие): первые 3 строки начальной строфы начинаются одинаково; однородные члены: «тихонько, // Нехотя»; риторическое обращение: «Весело текли вы, // Детские года!»; эпитеты: «родной», «тихонько», «сердито»; антонимы: «Мне в сугробе горе, // А ребятам смех!»; синонимы: «Горе и беда»; просторечные формы слов: «качуся», «мрёт», «Поднялася»; междометия и звукоподражательные слова: «хвать!», «хлоп!»; звукопись (аллитерацию и ассонанс): в 7 строфе постоянно повторяется звук [ш], а в 8 - звуки [о] и [а]; лексический повтор: «Зимний вечер длится, // Длится без конца…». Благодаря средствам, используемым поэтом, стихотворение И. З. Сурикова возвращает героя (и читателя) в то время, когда он был счастлив. Образ маленького человека, катающегося на санках с горы и слушающего сказки бабушки, прорисован поэтом очень чётко и правдоподобно.

И в предчувствии мы проживаем то, чего жить не придется. Великую славу. Брачную ночь. Премудрую, бодрую старость. Внуков - детей того сына, которого нет. Нет, не пустая мечта человеческим сердцем играет. Знает ребенок, зачем он так странно утешен. Чем он играет. Мы не видим лица. Мы глядим на него, как из двери мать поглядела - и тут же спокойно уходит: он играет. Белый луч на полу. - Он еще поиграет, я успею доделать, что нужно. Время не ждет, он играет. Перед самым несчастьем предчувствие нас покидает: это уже не снаружи, это мы сами. Прекрасно в этой неслышимой музыке, в комнате белой. Так он в сердце играет, ребенок, играющий в шашки.

Не позволяй себе родителям грубить, И голос повышать тем более не смей! Обязан уважать ты и ценить Того, кто жизнь тебе смог подарить. В момент, когда себя считаешь правым, Ты вспомни и задумайся на миг, Кто приходил домой с едой, усталым, Не спал ночами, слушая твой крик, Кто брал тебя на руки несмышлёным, Держал покрепче, чтоб не уронить, Кто окружал заботою с пелёнок, Кто в первый раз учил тебя ходить… И прежде чем с родителями спорить, Ругаться, обижаться и грубить, Задуматься на миг хотя бы стоит: Без них, тебя могло бы, и не быть.

Дитя! Твой милый, детский лепет И сладость взгляда твоего Меня кидают в жар и трепет - Я сам не знаю - отчего. Зачем, порывом нежной ласки К земному ангелу влеком, Твои заплаканные глазки Целую жадно я тайком? Не знаю… Так ли? - Нет, я знаю: Сквозь ласку грешную мою Порой, мне кажется, ласкаю В тебе я маменьку твою; Я, наклонясь к малютке дочке, Хочу схватить меж слезных струй На этой пухлой детской щечке Другой тут бывший поцелуй, Еще, быть может, неостылый… То поцелуй святой любви Той жизнедательницы милой, Чья кровь, чья жизнь - в твоей крови; И вот, как божия росинка На листьях бледных и сухих, Твоя невинная слезинка Осталась на губах моих. Дитя! Прости мне святотатство! Прости мне это воровство! Чужое краду я богатство, Чужое граблю торжество.