Людмила Сергеевна. Таких сейчас мало...
Очень уважаю, ценю и люблю этого человека. Настоящий человек. Врач от Бога.
7 ноября 2014 года ее не стало.
Мною руководила идея спасать людей...
12.06.2009
Накануне профессионального праздника - Дня медицинского работника - в редакцию позвонила женщина и от лица многих пациентов Московского научно-исследовательского онкологического института им. П.А. Герцена попросила рассказать на страницах нашей газеты о враче-онкогинекологе Людмиле Сергеевне ЕМЕЛЬЯНОВОЙ. «Таких сейчас нет», - привела она решающий довод.
В пять лет она уже твердо знала, что будет врачом. Лечила кукол и младших сестер. После окончания школы сказала: «Буду поступать хоть 20 лет, но только в медицинский». А между тем выбор жизненного пути был очень широк. Отец Людмилы Сергеевны, государственный служащий высокого ранга, был душой общества, одаренный от природы человек, он писал стихи, рисовал, сочинял музыку. В их квартире на Малой Бронной часто бывали выдающиеся артисты того времени, в том числе Алексей Николаевич Грибов, Елена Николаевна Гоголева, Рашид Бейбутов и многие другие. Вольф Григорьевич Мессинг был личным другом отца.
- Людмила Сергеевна, почему же все-таки медицина стала вашей судьбой?
- В семье не было врачей: мама - педагог, отец - прирожденный инженер, окончил два технических вуза - Бауманский и Энергетический. Но семья сыграла огромную роль в моем становлении как врача. В доме никогда не было роскоши: только книги и аккуратно заправленные кровати. Чтение, учеба и помощь людям - на этом зиждилась жизнь нашей семьи. Поэтому, когда я подавала документы в 1-й Московский медицинский институт, мной руководила идея спасать людей.
Но, я думаю, были и другие, может быть, даже генетически обусловленные причины. Моя бабушка со стороны мамы, из обедневших дворян, жила с мужем и пятью детьми в Феодосии и была акушеркой этого города. Ее знали и очень уважали все жители, она была дружна с Айвазовским, а ее дети - с поэтом Волошиным. Когда во время Гражданской войны началась эпидемия холеры, она входила в холерные бараки, лечила людей, заболела сама и едва не умерла. В доме бабушки и дедушки традицией было всем помогать, спасать всех, кого можешь спасти.
Мы, наследники, до сих пор ездим в Феодосию в их дом, построенный еще до революции, каждый имеет там свою «келью». Свято храним традиции этого дома и надеемся, что они перейдут и нашим детям.
- Расскажите о вашей студенческой жизни и почему выбрали такую тяжелую в психологическом плане область медицины, как онкология.
- Все годы учебы была комсоргом группы и членом комитета комсомола института по культурно-массовой работе, и это очень мне помогло в будущем, я научилась общаться с людьми. Одновременно была старостой хора и хореографического кружка, а также старостой студенческого научного акушерско-гинекологического кружка. Друзья в шутку говорили обо мне: комсорг в квадрате, староста в кубе. Походы, сборы, художественная самодеятельность - это была моя студенческая жизнь. Скопировано с Medvestnik.ru. И при этом училась на «отлично».
Когда нас распределяли на работу, выяснилось, что в Московский научно-исследовательский онкологический институт им. Герцена, куда многие хотели попасть, требуются 16 человек. Направили 15 ребят и меня, одну девочку. Правда, зачислили в … оргметодотдел. Я сказала, что работать в этом отделе не буду, потому что хочу оперировать. В ответ: туда мы берем только мальчиков. И все же благодаря заведующей гинекологическим отделением профессору Ирине Сергеевне Краевской мне разрешили работать в клинике.
2 августа - день, когда я впервые вышла на работу. Вечером вся семья ждала меня, на столе шампанское и цветы. Родители, брат, сестры при моем появлении запели шуточный гимн. А я прошла мимо них, бросилась на диван и разрыдалась. В клинике я увидела умирающих людей и поняла, что не в состоянии работать в институте, наблюдать боль этих пациентов. Так продолжалось две недели. Я решила уходить.
И тогда доктор медицинских наук Людмила Алексеевна Новикова (потом она была оппонентом на защите моей диссертации) посадила меня рядом с собой и говорит:
- До меня дошли слухи, что ты никак не можешь адаптироваться. Тебе жаль больных?
- Да, жалко,- отвечаю я со слезами. Она кладет свою руку на мою: - Ты хороший врач, умная девочка, много знаешь, и ты их жалеешь. И вот ты уйдешь, а придут те, которые их не жалеют и ничего не знают. А больным-то что остается? Умирать?
И со следующего дня я утерла слезы и начала работать в полную силу. В 6 утра приезжала в лабораторию и ставила опыты с крысами, потом операции, после этого - обход, перевязки, из отделения я уходила поздно вечером. Мой непосредственный учитель Наталья Ивановна Шуваева вложила в меня всю душу. Я была ее первая диссертантка. Она создала в отделении атмосферу настоящей онкологической школы. Мы сами смотрели в микроскоп гистологические препараты, определяя тактику лечения. Все ученики школы И.С. Краевской владели этой методикой. Сейчас это считается делом только гистологов и патологоанатомов. Мы также всегда применяли кольпоскопию: осмотр в микроскоп шейки матки. Сейчас из 10 гинекологов умеют это делать 2-3 человека, а ведь данная методика обеспечивает раннюю диагностику рака шейки матки.
В то время в институте еще работал знаменитый Александр Иванович Савицкий, один из основоположников онкологии в стране, ученик П.А. Герцена и Н.Н. Бурденко, академик АМН СССР. Перед ним все дрожали, и поэтому на обходах с его участием докладывать о состоянии больных нашего отделения просили меня, потому что, во-первых, я легко запоминала показатели крови, другие результаты обследований пациентов, а во-вторых, только начала работать, и, как говорится, спроса с меня никакого. Тогда я носила косички с бантиками, и когда докладывала в очередной раз, Савицкий возмутился:
- Что за детский сад в вашем отделении?
Мне это показалось обидным:
- Я окончила институт, готова учиться и стать врачом.
Мой ответ ему очень понравился.
Школа Савицкого состояла в том, что в институте регулярно проходили конференции, разборы ведения больных. Каждый докладывал о пациентах, которых вел. В таком виде сейчас обучения нет.
К тому же на базе нашего института располагалась кафедра онкологии Центрального института усовершенствования врачей, которой заведовал Савицкий.
- Людмила Сергеевна, в чем секрет такой трогательной любви к вам со стороны пациентов?
- Обо мне говорят «последняя из могикан», все отдает работе. А мне представляется, что так и должно быть. В связи с рождением сыновей пришлось уйти из операционной в поликлинику, вести прием.
Когда в кабинет входила пациентка, я не могла относиться к ней просто как к гинекологической больной. Я должна была с этой женщиной поговорить, причем никогда не начинала беседу с обсуждения той проблемы, с которой она пришла ко мне, потому что человек, обратившийся к врачу, особенно в нашей области медицины, испытывает стресс. Пациента надо расположить к беседе о его болезни. Это могут быть очень разные приемы: положить руку на плечо, отвлечь разговором о погоде за окном, иногда даже пошутить. Когда идет осмотр, надо тоже говорить что-то успокаивающее, ласковое, чтобы вывести из стресса. Некоторые женщины при гинекологическом осмотре резко напрягают живот. В этом случае я говорила: представьте, что вы лежите на пляже, вас обдувает ветерок, и никакой болезни нет. Человек реагирует на тон, на звук голоса, на ласковое прикосновение - так устанавливается контакт врача с пациентом.
Надо узнать, какая обстановка дома, не пьет ли муж, в каком возрасте дети и даже есть ли деньги на оплату лечения, особенно сейчас. И когда пациентка уходит из кабинета, ее надо тоже обязательно ободрить. Без такого отношения к больным нельзя работать с нашим тяжелым контингентом. Поэтому, конечно, мои приемы всегда были более длительные, чем у коллег. Естественно, люди оценивают этот чисто человеческий подход.
- Сейчас в медицине проповедуют отказ от патернализма и настойчиво внедряют так называемое информированное согласие. Насколько, по-вашему, это оправдано в онкологии?
- Примерно пять лет назад вышел приказ, согласно которому врачи должны полностью информировать онкологического больного о его состоянии. Я категорически против такого подхода.
Я разделяю пациентов и даже их родственников на три категории.
Первая - это те, кому ни в коем случае нельзя говорить правду, потому что их психика такова, что они могут прибегнуть к суициду. С ними надо вести беседу примерно так: у вас есть некоторые изменения, и чтобы не было хуже, давайте проведем предупредительное лечение. Родственникам можно сказать немного больше.
Второй группе пациентов надо сказать полуправду, потому что они не хотят верить в возможность у них онкологического заболевания.
А вот третьей группе надо сказать всю правду. Эти пациенты (среди них чаще всего бывают медики) все понимают, все знают и при этом категорически отказываются от лечения. Именно с ними приходится вести самые длительные беседы:
- Посмотри на небо, на солнце, на деревья. Неужели ты не хочешь жить? Мы тебя вылечим.
У меня были трагические ситуации, когда не удавалось изменить положение, несмотря на то, что оставалась с такими больными до позднего вечера, говорила и делала все, что могла, даже плакала перед ними. Этих случаев было немного, но я их помню и виню себя, что не смогла убедить женщин лечиться.
- Пациенты отмечают и ваш высокий профессионализм.
- Я вела больных со злокачественными опухолями яичников, изучение этого заболевания было темой моей диссертации. Рак яичников протекает практически бессимптомно в течение 3-4 лет, очень трудно диагностируется. Даже крохотная опухоль может давать метастазы. Все больные, прошедшие через мои руки, стали мне родными, близкими людьми. Я выхаживала своих больных, кормила их с ложечки и настойчиво искала, чем можно поддержать их после операции и химиотерапии. В своих поисках обратилась к книге «Справочник земского врача», вечерами и ночами выписывала оттуда свойства трав и составляла для каждой больной с учетом сопутствующих болезней индивидуальный план лечения. Это были длинные бумажные простыни, на которых по часам на каждый день в течение месяца я писала, что надо съесть, выпить, как заварить травы. На эту работу уходило много времени, но когда я применила свою методику на практике, то выяснилось, что у моих больных, имеющих диагноз «рак яичников», улучшалось качество жизни. Всегда держала связь с их родственниками: после 11 часов вечера у меня начиналось «звонковое» время вплоть до 2-3 часов ночи. И я считала это своим святым долгом.
В настоящее время я работаю в медико-экономическом отделе нашего института, где пригодился мой огромный опыт работы, знание онкологии по всем специальностям. Я клиницист до мозга костей, но, погрузившись в новую работу, поняла, что здесь есть большое поле для деятельности во благо института и пациентов. Система организации высокотехнологичной и медикаментозной помощи, связь с регионами, разработка компьютерных программ - все это аспекты работы нашего отдела под руководством Александра Павловича Гнатюка. За пару месяцев я освоила работу на компьютере, молодежь приняла меня в свою команду, и я не ощущаю возрастного разрыва с коллегами. Все делаем сообща, и я опять чувствую себя на линии фронта борьбы с человеческими недугами, как и сорок с лишним лет назад, когда впервые переступила порог института.