дед владимир

вынимается из заполярных льдов,

из-под вертолётных винтов

и встает у нашего дома, вся в инее голова

и не мнётся под ним трава.

дед николай

выбирается где-то возле реки москвы

из-под новодевичьей тишины и палой листвы

и встает у нашего дома, старик в свои сорок три

и прозрачный внутри.

и никто из нас не выходит им открывать,

но они обступают маленькую кровать

и фарфорового, стараясь дышать ровней,

дорогого младенца в ней.

- да, твоя порода, володя, -

смеется дед николай. -

мы все были чернее воронова крыла.

дед владимир кивает из темноты:

- а курносый, как ты.

едет синяя на потолок от фар осторожная полоса.

мы спим рядом и слышим тихие голоса.

- ямки веркины при улыбке, едва видны.

- или гали, твоей жены.

и стоят, и не отнимают от изголовья тяжелых рук.

- представляешь, володя? внук.

мальчик всхлипывает, я его укладываю опять,

и никто из нас не выходит их провожать.

дед владимир, дед николай обнимаются и расходятся у ворот.

- никаких безотцовщин на этот раз.

- никаких сирот.

Вера Полозкова