Просто так...

Мне было неуютно... Чрево, где я лежала, всегда грустило...
Над моей головой стучало сердце, но несмотря на молодость, не было в нем весеннего звона и песен... А иногда сердце начинало учащенно биться, и до меня доносился тихий плач. Мне было жалко ее, эту молодую девушку, ведь она делилась со мной жизненной силой.
По ночам она сворачивалась в клубочек и ногами подпирала мою головку, а я молчала... знала - ей так легче. Чем я могу ей помочь? Только смирением.
Через мутную оболочку живота я сравнивала ее с другими пузатыми молодушками, которые звонко верещали про какие-то пеленки, распашонки и все время гладили свои животы... Меня ОНА никогда не гладила... ОНА меня не любила...
Это я поняла в 5 месяцев... Спросите, почему раньше не понимала? Да наверное, мала и глупа была...
Ну что ж, лишь бы не выгнала совсем. Куда ж я пойду? Рано мне еще ...
Иногда тонкими, но цепкими пальцами ОНА давила свой живот и, прижимаясь к широким костям, я холодела от страха.
Так мы прожили почти 7 месяцев...
Среди всех звуков, которые проникали в чрево, мне больше всего понравилась музыка. Я начинала крутить головой в такт и сучить ножками. А еще мне нравилось, когда моя хозяйка ела соленые огурцы. Я их и сейчас люблю.
Было уже тепло, солнышко настойчиво грело со всех сторон, когда меня обожгло что-то горькое и удушающее. Так длилось целую неделю. Я совсем не спала, боялась лишний раз пошевелиться. Я понимала, что пришло время расставаться... И не потому, что пора, а потому, что ОНА устала.
И почему так со мной происходит? А может, не я одна такая?

Это началось ночью... Теперь я думаю, что все страшное и плохое происходит по ночам. Мне стало трудно шевелиться, и в мои уши влетали оглушительные крики. Стало невыносимо душно! Потеряв всякое терпение, я решилась, - будь что будет, уйду отсюда! Мне так захотелось глотнуть свежего воздуха!
Горло все еще обжигал горький привкус хины, когда мое плечо схватил кто-то. Наконец, ловкая рука подцепила мою шею, и яркий свет брызнул в глаза.
Вот так да! Как здесь светло! И люди смешные! Все в белом... даже лица не видно... одни глаза моргают!
Я даже не знала, что мне делать. Они смотрели на меня в упор, чего-то говорили, и я решилась - крикну! Я так давно хотела крикнуть! А вместе с криком вырвался и плач... Оказывается, плакать так хорошо.
Меня протерли мягким комочком ваты и завернули в пеленку. Стало тепло...
ОНА меня не взяла к себе... ОНА отвернулась!
"Наверно, так надо." - подумала я...
И больше я ЕЕ не видела...
В палате нас было двое, обе девочки. Меня звали Катя. Женщины в белом говорили, что я родилась в день святой Екатерины. Как звали другую, я не знала, только слышала, что она приехала из Удмуртии. Но почему она не едет обратно? Где та девушка, что носила ее в животе?
Удмуртка все время молчала, а мне так хотелось поговорить! И я все равно болтала, вернее, гулила сама с собой.
Однажды ночью мне стало жарко.
Я звала ЕЕ... Кто-то наклонялся надо мной, переворачивал с боку на бок, и вскоре тонкая игла вошла в мои бедра. Нет, не было больно. Было обидно...

Меня поместили в стеклянную коробку и, тихонько разбудив меня, доктор прикладывала к груди и спине металлическую штуковину, предварительно согрев ее у своего запястья. Не помню, сколько это продолжалось, но, оказывается, все имеет свой конец.
Вскоре мне стало легче.
Еще немного побаливали ножки от уколов, когда я встретилась с солнышком. Оно заглянуло в нашу палату и, казалось, хотело чего-то сказать.
"Погоди, - шепнула я ему, - мне надо подумать кое о чем... Завтра поговорим."
Я заметила, как у окна распустилась ветка тополя и гордилась своими нежными зелеными листочками. Подмигнув, солнышко перебралось к другому окошку, а я уснула...
Они пришли, как обычно, после второй бутылочки молока.
Из-за спины врачей выглядывала полненькая женщина в цветастой кофте. Она шагнула вперед, и у моих глаз огнем вспыхнули красные тюльпаны. Какие красивые! Это что... мне??? Спасибо.
Слушая доктора, она с улыбкой гладила мои руки и голову.
"Ишь, как приятно" - заметила я. Толстушка подошла к удмуртке и стала рассматривать ее. Хм! Чего это она так долго? Не нравится мне это! Я стала недовольно возиться, и она вновь оказалась рядом.
"Вот так, - успокоилась я, - и нечего бегать!"
Теперь мы виделись каждый день!
Но однажды она пришла рано...

Одев меня в новую распашонку, завернула в одеяло и сказала: "Ну что, Катюша, в добрый путь?". И мы поехали к ней в гости!
И чего нам вслед смотрели все врачи? До сих пор не пойму!
Все здесь было красиво! Толстушка носила меня на руках и что-то показывала. Особенно мне понравились две пушистые игрушки, которые бегали и мяукали. Они разглядывали меня и втягивали носом мой запах.
"За усы, что ли, их дернуть? Да ладно, в следующий раз, если приеду, конечно." Прошло три месяца, а меня не увозили обратно.
"Наверно, так надо!" - подумала я.
Толстушка куда-то бегала, что-то рассказывала пришедшим подружкам, а главное, когда темнело, она мне пела песни, тихие такие...
Я вспыхнула жаром опять ночью...
Сквозь пелену забытья я видела то одних врачей, то других.
Они мне не понравились. И не потому, что кололи уколы, а потому, что хотели опять забрать в больницу.
Прижав к себе, моя толстушка решительно сказала: "Нет! Мы останемся дома!".
Вот те на! Оказывается, это мой дом!
Стоя почти всю ночь на коленях, она обтирала меня мокрой пеленкой и тихо плакала... Ах, как же мне хотелось ее пожалеть!
Именно тогда я поняла, - она меня любит...

Прошел год.
Мы жили дружно. Толстушка веселила меня, показывая как крякают утята, гогочут гуси, из ярких книжек рассказывала сказки. Но уже несколько дней я думала об одном: "Как же мне её называть?"
Было обыкновенное утро. В нашем доме вкусно пахло яблочным вареньем.
Она стояла ко мне спиной и перебирала пеленки.
Набрав воздуха, я выдохнула: "МАМА...".
Она кинулась ко мне и, покрывая поцелуями, роняла крупные горошины слез!
Опять плачет! Смешная она все-таки у меня!!!
Прикоснувшись к ее лицу, я тихо, совсем не слышно, чуть шевеля губами, добавила: "Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!"