Antonenkov по-английски

На такую выставку я попала, оказавшись неожиданно в субботу недалеко от Ружейного переулка. Полное название выставки "Классика английской литературы в иллюстрациях Евгения Антоненкова". Там я увидела своих старых знакомцев - «Чашку по-английски» и «Дом, который построил Джек». А заодно и почти все остальные книги, проиллюстрированные этим интересным художником. Приглашаю и вас прогуляться среди книг и оригиналов рисунков.

Часть 1. О выставке. Впервые я познакомилась с рисунками этого художника в одном из любимых своих сборников «Хорошая плохая погода» Ренаты Мухи. И они мне сразу понравились. Некоторые из них я не с первого раза поняла, но, поняв, прониклась ими еще больше. Еще тогда я подумала, что это не просто иллюстрирование текста, это такая игра с персонажами. И с тех пор убеждалась в этом не раз. А на выставке сначала меня привлекли иллюстрации к Роверандому. Они немного отличаются от привычных слоненков, львенков, верблюдов и мульмулей.

Поскольку название «Роверандом» я не встречала ни разу, то дома сразу полезла смотреть, что это такое. И оказалось, что это сказка Толкина, написанная им еще в 1936 году по реальным мотивам для своего собственного сына о том, как маленький щенок Ровер случайно обидел волшебника. Уважаемые сообщники, кто читал эту книгу, поделитесь впечатлениями, пожалуйста.

Затем я внимательнейшим образом рассмотрела иллюстрации к неизданной книге «Кольцо и роза» У.Теккерея, они, кстати, были отобраны для участия во всемирной выставке иллюстраторов детской книге в Болонье (2002 год). Рисунки выполнены пером, с огромным количеством мельчайших деталей. На фото, тем более, через стекло, не очень хорошо видно это, но рисунки очень красивые. Вот несколько:

На стенах были развешаны оригиналы к «Чашке по-английски» и «Дому, который построил Джек». Не зря Чашка стала книгой года, полностью поддерживаю этот выбор. Переводить стихи вообще очень сложно. А переводить английские юмористические стихи, мне кажется, еще сложнее. И уж тем более рисовать к ним иллюстрации. Но у Евгения Антоненкова отлично получилось, я считаю.

Евгений Антоненков сотрудничает не только с издательствами России, но также и Бельгии, Германии, Франции, США, Кореи и Японии. В 2009 и 2010 году художник был номинирован на международную премию Астрид Линдгрен.

Из интервью с папмамбук:

- Интересная история была с «Репкой», ее я рисовал для Америки. Сначала у меня ничего не получалось: сколько бы эскизов я ни делал, все равно получалось не то, что нужно. И однажды вдруг что-то перещелкнулось, и я понял, что нужно нарисовать абстрактную страну, ее жителей вне времени. До этого я рисовал леса, перспективу. А тут сделал плоский фон. И стал просто развлекаться. Одевал героев, крутил формы в свое удовольствие Я делал ее лет 10-12 назад и рассчитывал только на американский рынок, тогда у нас еще ничего подобного не было, и я не предполагал, что ее вообще когда-нибудь издадут в России.

- Еще работал для Японии, Кореи. В Японии захотели, чтобы художник сам придумал и проиллюстрировал историю. На Западе, Востоке принято сейчас так делать. У нас этого почти нет, к сожалению, но там это обычное явление. И я придумал историю про ослика. Сначала хотел придумать сказку про какое-нибудь другое животное, мне сказали - не надо этого делать. Лучше всего продаются медвежата, котята. Но на ослика согласились. Ослик симпатичное существо. Он там ходит по полю, нюхает одуванчики, смотрит на бабочек…

- Мне было очень приятно работать над этой книгой. Получилась история про приключения ослика, совершенно обыкновенного, но чрезвычайно мечтательного, который хотел непременно научиться летать. Это поучительная история про познание самого себя, своих возможностей, о том, что жизнь, несмотря ни на что, все-таки прекрасна. Это мой первый опыт, который в конечном итоге превратился в симпатичный проект.

А вот неудачный пример работы с зарубежными издательствами:

- Хорошие западные издательства подробно расписывают макет книги. Это, с одной стороны, хорошо, с другой - плохо. Все зависит от степени свободы, которую предоставляет издатель. Я, например, не смог проиллюстрировать сказку Андерсена "Стойкий оловянный солдатик" по заказу одного канадского издательства. К техзаданию они подошли дотошно - расписали все страницы с точным указанием, где, в каком углу и что должно быть нарисовано. Как в армии. Я промучился и отказался. В чем прелесть иллюстрирования? Перед тобой белое пространство и можно подобрать свою стилистику.

Но вернемся к английской литературе в иллюстрациях Евгения Антоненкова.

- Однажды мне заказали рисовать книжку «Алиса в стране чудес» Льюиса Кэролла, и я сделал пробную иллюстрацию. Принес ее в издательство, редактору она показалась очень мрачной. Это было десять лет назад, возможно, сейчас такое видение книги могло бы понравиться.

- Наступив на горло собственной песне, я переделал картинку на более привычную. Опять принес, проба понравилась, и я начал работать. Потом почему-то книга издательству оказалась не нужна, ее «заморозили».

- Прошло года два, все вдруг стали издавать «Алису», издатели меня спрашивают: «Где «Алиса»?» А я уже работал над другими книгами. В разные времена у меня были попытки сделать «Алису», было много вариантов, но цельная книга с собственным макетом, к сожалению, так и не издана. Но я мечтаю дорисовать, наконец, "Алису в Стране чудес".

Думаю, будет интересно почитать интервью не только по английской теме выставки, поэтому позволю себе продолжить. Можно устроиться поудобнее и налить чашечку ароматного чая, но проследить, чтобы туда не разлились коты.

Часть вторая. Из интервью с папмамбука и других источников.

- Евгений, как давно вы занимаетесь книжной иллюстрацией?

- Думаю, это началось с 1987-88 годов, уже четверть века. Считаю, что мне повезло в жизни. Призвание нашло меня само, и довольно рано. Пытаться делать иллюстрации к любимым книжкам я начал еще в юношеском возрасте просто для себя, еще не предполагая, что это когда-нибудь станет моей профессией. Тогда я учился в Загорском училище. Вечерами, после занятий, иллюстрировал совсем недетские книжки. Это был Шекспир, Чехов, мой любимый Гоголь… Рисовал много и увлеченно. Сначала это были в основном черно-белые картинки, позже стал работать с цветом.

- Какую книгу вы проиллюстрировали первой?

- На самом деле я не собирался детские книжки рисовать. Это получилось случайно. Я учился в Полиграфическом институте, на третьем курсе работал в издательстве «Прогресс» художественным редактором. Однажды в издательстве «Русский язык» кто-то из художников заболел, и знакомый, работающий там, сказал, что надо срочно спасать книгу. Это как в театре: заболевает ведущая актриса, ее роль играет девочка с улицы и так становится известной. В общем, я сделал книжку, это был Давид Самойлов, «Слоненок, который пошел учиться». Это была первая детская книжка, которую я проиллюстрировал. И как-то мне понравилось рисовать картинки для детей.

- Как взрослый, серьезный человек начинает заниматься детской книжкой? Что-то в голове должно перестроиться?

- Если человек не понимает ребенка, не чувствует его, то он рисует все правильно, все хорошо: и текст знает, и правила детской книжки... Но помимо всего набора профессионального нужно иметь... какой-то особый внутренний склад, мне так кажется.

- Как определяется, можно ли вообще книжку проиллюстрировать как детскую?

- Во-первых, мне кажется, это должно идти от издателя. И еще зависит от возраста того, для кого ты делаешь. Детские книжки - они и для трехлетних, и для 12-летних, но это совершенно разные вселенные. У меня невольно так сложилось, что примерный возраст моего читателя - от трех до десяти лет. Сейчас я работаю над сказками Пушкина, но он, мне кажется, для детей чуть постарше.
Я всегда иду от текста, следую за автором. У иллюстраторов бывают разные подходы. Есть иллюстраторы, которые совершенно отрываются от текста, им просто нужен повод для того, чтобы продемонстрировать себя. А автор в общем даже не обязателен, это только толчок для самовыражения. Есть другая категория иллюстраторов, они следят за каждой строчкой, рисуют все, как в книжке, буквально главу за главой. Думаю, что это тоже не очень интересно и больше подходит для иллюстрирования какого-то исторического романа, этакие костюмированные батальные сцены. Я сторонник иного подхода. Прелесть иллюстрирования в том, что все авторы разные. И нельзя иллюстрировать, например, Юнну Мориц так же как Пушкина или как Чуковского. Там сама стилистика текста другая. Сейчас рисую «Золотого петушка» Пушкина. Это мистическая вещь. У Пушкина нет ни одной строчки «просто так». Например, там у него есть цикличность: каждое новое событие происходит через 8 дней. Я стал рыться в документах, и выяснилось, что от столицы, в которой жил предполагаемый прототип царя Дадона, до места, где могла находиться Шамаханская царица, ровно 7 дней пути… Конечно, «Золотой петушок» позиционируется как детская книжка. И сам текст завораживает, даже трехлетнего ребенка. Но трехлетний видит в нем одно, только внешнее. Вот царь, вот царица… А чем старше человек, тем больше ему открывается. Мне кажется, эта сказка - одна из самых загадочных пушкинских произведений.

- В «Золотом петушке», как и во многих других сказках, есть страшные моменты. Как вы думаете, это хорошо для детских сказок? Вот, например, сказки братьев Гримм - детские?

- Дети же видят не то, что видят взрослые. Ну, оторвал кто-то кому-то голову, ничего. Хотя я сейчас вспомнил сказку, которую я жутко боялся. Это была «Сказка про Ваню Васильчикова» Корнея Ивановича Чуковского. А мой младший сын, когда ему было года три, не мог открыть книжку из-за одной картинки. Там была нарисована страшная Баба-яга. Она была прорисована очень подробно, с выпученными глазами, жуть. Она художнику удалась, он старался, нарисовал убедительно, но сказочного героя не получилось, а получилась злая страшная тетка. Но где проходит граница возможных ужасов... Не знаю.

- У вас есть внучка. С какого возраста вы бы ей давали «страшное»?

- Она живет с родителями, так что им виднее. А когда ты дедушка - видишь внучку, таешь и уже не способен на воспитание.

- Мнение внучки влияет на вашу работу?

- Да, конечно. Если она несколько раз просит показать картинки, значит, получилось. А если ей неинтересно, значит, не зацепило, что-то не вышло.

- Как вы определяете, что именно проиллюстрировать в книжке?

- Для иллюстратора главная проблема в том, что он связан с определенным объемом, кратным 8 или 16. В книжке художнику нельзя остановиться и в любом месте поставить точку, в отличие от писателя. Сначала делаешь макет, раскидываешь текст по объему, а для освободившихся мест, что кажутся наиболее яркими и выразительными, начинаешь сочинять картинки. Что касается придумывания самого сюжета, то у меня никогда с этим проблем не было.
Как ведет себя художник, который получил первый заказ? Он думает, что сядет за рабочий стол, возьмет бумагу, начнет рисовать, и у него сразу все получится. Я через это прошел. В этом главная ошибка. Когда сейчас делаю макет, передо мною текст на чистом листе. И я могу, например, час смотреть на этот лист. Мне представляются какие-то картинки, меняются, превращаются одна в другую. И потом какая-то вдруг выстреливает, самая выразительная. Может быть, она и отличается от той, которая в конечном итоге будет, но тем не менее процесс образорождения примерно такой. Хотя на самом деле, думаю, у всех свои способы. Например, есть художники, которые начинают рисовать с первой картинки. Я никогда так не делал: как только берусь за книжку, ищу самый невыразительный сюжет, где-нибудь в середине. Потому что когда ты начинаешь делать что-то новое, еще не понимаешь, во что это выльется. И только к концу книжки разрисовываешься. Но только начинаешь входить во вкус, а уже книжка заканчивается.

- Были ли у вас проекты, с которыми не просто было работать?

- Все проекты по-своему сложные. В работе над книгой первые мысли и эскизы почти всегда стандартны и банальны. Необходимо «прожить» с будущей книжкой какое-то время. Получив заказ, я не берусь сразу за карандаш, образы сначала должны родиться в голове. Вот любопытная и поучительная история из моей жизни. Я учился в институте и подрабатывал тем, что писал рукописные заголовки в журнале «Колобок». В то время в нем работали замечательные художники, например Ильдар Урманче, Геннадий Спирин, Спартак Калачев. Однажды мне неожиданно заказывают маленькую, размером с открытку, иллюстрацию в журнал. Заказ срочный, три дня на работу. Я счастливый, с горящими глазами прибегаю домой и сразу сажусь рисовать картинку. Не сплю, не ем, все время рисую, рисую… Все плохо, ничего не получается. И только за несколько часов до сдачи иллюстрации что-то стало вырисовываться… Сразу бросаться в бой, не подумав, - характерная черта начинающих творцов, и я не был исключением.

- Вы делите свое творчество на какие-то периоды?

- Года два прошло как я стал работать за городом. До этого техники менялись, но стилистически были похожи, менялись чисто внешне. Во всем, что я делал, - любовь к деталям. Дети любят их рассматривать. Теккерея, например, я рисовал пером, это довольно тонкая работа, подробное рисование, с мелочевкой. Точно так же в моих иллюстрациях к «Винни-Пуху»..

А новый период начался с «Ежика» (Сергей Козлов «Про Ежика и Медвежонка).

- Давайте как раз поговорим об одном из таких непростых проектов как «Ёжик и медвежоно» Сергея Козлова. Проект этот достаточно эмоционально-чувственный. Как Вы шли к воплощению этих персонажей и их эмоций? Сложно ли было?

- Сложность состояла в том, что сюжет этой книги построен в основном на отсутствии динамичного действия, насыщен чувствами... С «Ежиком» почему перелом существенный произошел… Я же от «Ежика» два раза отказывался.

Прочитал - там иллюстрировать нечего, ничего не происходит. Стоит Ежик, сидит Медвежонок. И Ежик долго-долго говорит про свое отношение к жизни, как ему нравятся звезды, поле и все остальное. А мне нужно что-то рисовать, ведь текст идет. Хорошо в кино, там совсем другая история. Там музыка, там бабочка может летать, там все что угодно можно. Но потом я понял, как можно передать эту атмосферу в книге.

Есть два вида рисования: линейное и эмоционально-чувственное. При линейном человек должен следовать видимой информации. Вот на тарелке лежит ветчина, минипатиссончики, салат. И нужно нарисовать все это, все прожилочки, веточки, т.е. передать свои знания об объекте зрителю. А чувственное - это импрессионистический подход. Просто некое ощущение, впечатление от этого яства, т.е. передать зрителю свои чувства, душу объекта. В первом случае - это энергичная линия, во втором - точка. Точка чувства. Точка души. Линия действия может собираться в клубок, разрываться и пересекаться, а точка всегда одинока, она как звезда, излучающая энергию.

И я понял, что «Ежика» нужно делать как-то так. Рисовать не просто то, что находится вокруг Ежика, а свои ощущения от этой среды. Например, я никогда не работал акрилом, всю жизнь - только акварелью. Говорил: «Я выкину весь ваш акрил, он меня раздражает». А на следующий день рисовал Ежика, картинку, как он идет по поляне. И мне нужно было нарисовать утреннее поле, фактурное, чтоб от него словно пар шел. Я работал акварелью, но все было не то. Что же такое! Я ведь чувствовал, что поле должно быть другое. Решил попробовать акрилом ‒ и получилось! На этой картинке я вкусил всю прелесть этой техники.

- Вы рисуете всегда от руки? Не на компьютере?

- Я всю жизнь рисовал эскизы руками, пока не освоил компьютер. На сегодняшний день я эскизы делаю на компьютере, а все остальное руками.

- Художник Беломлинский, иллюстрировавший книгу "Хоббит, или Туда и обратно" для издательства "Детская литература", хоббита Бильбо Бэггинса срисовал со своего любимого актера Евгения Леонова. А вы как работаете над образом? С чего вы начинаете, как делаете эскизы?

- Очень важно все придумать в голове, а главное - определиться с типажами. Вот с Пушкиным было непросто, я же никогда не брался за такую работу серьезную, всегда были эти зверюшки бесконечные. Началось это несколько лет назад, когда я понял: кроме жизни нет ничего лучше жизни. Я люблю наблюдать за людьми, например, в метро. Там такие типажи потрясающие! Я все это запоминаю, а когда прихожу домой, зарисовываю то, что я видел и то, что мне подходит. Вот я царя Дадона искал долго. И вдруг недавно вижу - он идет. Какой-то чуть ли не бомж, с синяком под глазом, но настоящий Дадон. Такая же вытянутая голова, нос длинный и с бородой - просто один в один. Это непростой процесс, как для режиссера - найти подходящего актера.

Образ Гвидона из "Сказки о царе Салтане" я угадал в случайном прохожем. Это был субтильный юноша с белыми прямыми волосами, тонким длинным носом. Вспомните, ведь Гвидон достаточно безволен - ходит грустный к морю и выпрашивает у царевны Лебеди то 33 богатыря, то белку с золотыми орехами и прочее. Когда образ придумываешь из головы, он получается не слишком живым. Поэтому моя формула - реальность плюс фантазия.

- Приходилось ли вам иллюстрировать книгу, которая вам категорически не нравилась?

- Мне везло в этом отношении. Я иллюстрировал классику. Хотя сейчас появилось немало интересных российских авторов, с которыми я бы с удовольствием сотрудничал. Другое дело, что издатели, которые сильно зависят от конъюнктуры рынка, не хотят рисковать. Делают ставку на проверенных, топовых поэтов и писателей. Иногда авторы сами ищут спонсоров на издание своей книги. У меня однажды был такой заказ. Сказка была плохая, к тому же спонсор поставил условие - принцесса должна быть похожа на его дочь. А у меня персонажи, как правило, острохарактерные. Красивых героев мне рисовать скучно. В общем, отказался от заказа.

- Сейчас в детской индустрии активно эксплуатируется тема смерти. В мультиках - монстры, в магазинах - куклы в гробах. Детей просят нарисовать любимых героев, и они изображают мертвецов на кладбище...

- Во многих сказках присутствует тема смерти. Вспомните "Сказку о мертвой царевне", сказки Андерсена. Но, как правило, все заканчивается хорошо. Ребенок иначе относится к смерти. Плохо, когда на этом спекулируют, переходят тонкую грань, делают это неталантливо, и сказка превращается в ужастик. Мне кажется, в огромном информационном потоке, свалившемся сегодня на ребенка, отделить зерна от плевел способна только семья.

- На технику вашей работы влияют другие художники?

- Конечно. Некоторые люди говорят, что они сами выросли и сами всего добились, но это не так.
Вся мировая культура изобразительного искусства как пирог. Художники следующего поколения смотрят на то, что делали до них, и каждый берет то, что ему ближе. Когда я рисовал Гоголя, моим кумиром был Рембрандт. Потом им стал Дюрер. В этом пересечении разных вкусов и интересов формируется свой индивидуальный неповторимый стиль. В свое время на меня также значительно повлияла чешская школа иллюстрации. На Тверской был магазин «Дружба», там продавали книжки иностранные. Тогда книг было мало, и я помню, что покупал этих чехов, и сердце мое таяло от счастья.

- Чем так примечательны чехи?

- Во-первых, они все похожи и не похожи друг на друга, чувствуется одна школа. Много белого цвета, и почти всегда там какая-то сюрреалистическая вязь из рисунков, которые вплавляются друг в друга. В основном это были иллюстрации к детским стихам. У нас в это время иллюстрировали, например, «Маша мыла раму» - рисовали раму и Машу. А у них Маша могла выглядывать из рамы или рама могла быть с ногами, куда-то идти, лететь с ведром. Это был совершенно неожиданный композиционный подход, сплошной полет фантазии. И все было очень грамотно, убедительно расположено на разворотах. Это, конечно, меня подкупало. Может быть, в моих иллюстрациях к Юнне Мориц есть что-то похожее.

- Считается, что у вас с Юнной Петровной творческий тандем.

- Вероятно, да.

- Как случилось, что вы стали рисовать для ее книг?

- Забавно получилось. Я работал в издательстве «РОСМЭН». Сидел в своем кабинете, занимался администрированием. Никаких книжек не рисовал. И однажды ко мне приходит мой любимый художественный редактор Анна Борисовна Сапрыгина и говорит: «Приходила Юнна Петровна Мориц. Хочет, чтобы ты иллюстрировал ее стихи». Я говорю: «Анна Борисовна, да я бы с удовольствием. Но вы видите, что творится? У меня тут такая стопка, здесь такая стопка, народ входит, выходит». У нас в то время еще параллельно редакции преобразовывались, сумасшедший дом. Так что не получилось, я отказался от книжки.
Мне уже потом Анна Борисовна рассказывала, что Юнна Петровна видела мои работы и хотела, чтоб именно я ее иллюстрировал. Но она почему-то думала, что я живу и работаю на Урале. А я сидел через стенку от нее в это время.

Примерно через месяц - звонок. Звонил Юрий Григорьевич, муж Юнны Петровны. Он подъехал ко мне, обменялись с ним дежурными фразами, а потом он передал мне конверт: «Вам письмо от Юнны Петровны, почитайте на досуге, как освободитесь». Я, конечно, открыл письмо сразу же, как только он ушел. Юнна писала мне из больницы, в двух словах: если вы заняты сейчас, я готова подождать, пока вы не освободитесь. Все было так выразительно написано, что я сказал худреду - давайте попробуем. Подписали договор. Я должен был через полгода сдать книжку. Сдал я ее только через год. Рисовал у себя на работе. Ненадолго закрывал кабинет, чтобы никто не бегал, и рисовал какие-то набросочки, почеркушечки. А стихи были у меня перед глазами на компьютере. Так что я всю эту книжку придумывал и делал «на коленке». Вставал в 6 часов утра, рисовал до 9, до отъезда на работу. После работы в издательстве, дома до глубокой ночи продолжал работу над книгой. На это ушел год. Такая вот история.

- Почему вы уехали из Москвы? Меньше отвлекающих факторов?

- И поэтому тоже, естественно. Там, за городом, качество рисунков меняется, качество творчества в целом. Возникает совершенно другое отношение к работе. Там я стал делать большие акварели, и много всего другого. И это косвенным образом влияет на то, что я иллюстрирую по-другому, развиваю новую для себя технику. Конечно, для художника важна атмосфера. Уходит суетность, которая мне была свойственна, потому что чем меньше пространства, тем больше начинаешь заниматься самокопанием. А теперь как-то не хочется виньетки рисовать. Когда перед глазами огромное небо и звезды, то ты и на свои вещи смотришь по-другому.

- Какие произведения и каких авторов вы хотелибы еще проиллюстрировать?

- Из взрослых книг хочется проиллюстрировать, например, Рабле, Гоголя, Маркеса. Из детских книжек - некоторые сказки Андерсена, Нильса, который путешествует с дикими гусями, и гнома Хёрбе из сказки О.Пройслера, дорисовать, наконец, «Алису в стране чудес». Сейчас появилось много новых интересных российских авторов, с которыми я бы с удовольствием сотрудничал. Мне нравится экспериментировать, придумывать какие-то совершенно новые формы. Меня привлекают живые динамичные сюжеты. Свежесть, фантасмагория и сплошной полет фантазии.

Часть 3. Заключение

Надеюсь, не сильно вас утомила. На выставке было маловато информации о самом художнике, поэтому дома занялась самостоятельным чтением, которым и решила поделиться с вами. И завершить свой трактат о походе на выставку я бы хотела стихотворением из сборника Юнны Мориц «Крыша ехала домой»:

По улице Поэтской
Походкой молодецкой
При дождевой погоде,
А также снеговой,
Идёт, как все мальчишки,
Художник этой книжки
С глазами голубыми,
С весёлой головой.

И никаких сомнений,
Зовут его Евгений,
Он двигает ушами
Фантазии живой,
Зовут его - Художник
Евгений Антоненков,
Сто красок и оттенков
С весёлой головой -
При дождевой погоде,
А также снеговой!

А в жаркую погоду
Он весь ныряет в воду.
Он с кисточкой ныряет,
И вместе им видней
Сто красок и оттенков,
Которыми играет
Художник Антоненков,
Река и всё, что в ней.

Тогда его одёжка
Отдельно загорает,
Рисуя рукавами
Картину жарких дней.
Но из реки немножко
Виднеется обложка,
Художник Антоненков -
Написано на ней.

Спасибо за внимание!