марокко. часть 2
Как мы отдохнули!(рассказы и фото)Часть 2
И вот мы в старом французском вагоне, идущем на Марракеш. Купе – восемь мягких оранжевых кресел, кондишн еле дышит, за окном песчаная равнина, кое-где разбавленная чахлыми кактусами. В числе попутчиков – мадам, закутанная в платок, и ее кудрявая черноглазая девочка. Пару минут ребенок присматривается к нашей бутылке с водой и трогает меня за колено. «Мадам!» - малышка страдальчески смотрит мне в глаза и тычет оттопыренным большим пальцем себе в рот. Я вижу, как Алеша прощается взглядом с драгоценной бутылкой (впереди 8 часов пути) и протягивает ей. Мы отметили этот национальный прикол: арабские дети даже на улицах останавливают белого человека и пытаются завладеть его бутылкой с водой.
В Касабланке подсаживается молодая семья с трехлетним мальчуганом. Луноликая дева с газельими глазами, одетая в серебристый кафтан и покрытая таким же, как зимний иней, платком, что-то шепчет ребенку воркующим голосом и прячет под свисающими концами платка, а когда малыш уже сладко посапывает, начинает без умолку трещать с соседями по купе. Соседи же – дородная дама с двухметровым чемоданом и, как мы думаем, ее вонючий сын. Во время контроля выясняется, что это просто бродяга-безбилетник. Подростка высаживают на полустанке, и он по-дружески машет с перрона в наше отплывающее окно. Однако поезд набирает ход, открывается дверь – и безбилетник радостно просовывает в купе жующую физиономию: «Ага! Не ждали? А я вам тут кефир и булку раздобыл», - и протягивает трофеи. За окном кромешная тьма, а дороге, кажется, нет конца.
Я начинаю клевать носом и просыпаюсь от того, что заваливаюсь между стенкой и Алешей, который предупредительно отодвигается, не мешая моему падению. Арабский папа жалеет меня и закидывает мои ноги на свободное кресло. Я сквозь дремоту безмерно ему благодарна.
На вокзале в Марракеше взяли такси, объяснили, что хотим отель за 400 дирхам не в медине (чтоб по утрам вопли с минаретов не будили). Водитель радостно покивал и привез в Harti Hotel, главным достоинством которого были объявлены чудо-завтраки. Первым делом мы проверили, куда выходит окно. Слава богу, во внутренний двор – значит, утренняя уличная суета нам больше не страшна. Ха, как мы заблуждались – никогда не знаешь, где кроется подвох!
Во рту так пересохло, что слова склеивались с трудом. Кондиционер отчаянно шуршал, но свежее от этого не становилось. Горящий в ночи уличный термометр показывал +45. «Пить хочу!» - жалобно попросила я, но в ответ услышала: «Меньше всего сейчас мне хочется идти за водой». Стало очень одиноко и жалко себя, мелькнула мысль сходить в магазин самостоятельно и упиться, ну просто улиться этой водой. Только на перекрестке обнаружилось, что кошелек остался отдыхать в номере вместе с попутчиком. И тут завизжали тормоза машины, второй, сзади дорогу перекрыл мотоцикл с двумя жгучими брюнетами. «Спокойно, морду кирпичом и медленно, но решительно ретируемся к отелю!» - сказала я себе.
С ресепшн эту сцену наблюдал красавец из индийских мелодрам в белой джеллабе и с костылями. «Абдулла, администратор», - представился он: «Хотите пить?» - «Нет», - солгала я, еле шевеля шершавым языком. «Мадам, в Марракеше все хотят пить», - усмехнулся красавец-инвалид и принес запотевшую бутылку. Воспользовавшись случаем, я пожаловалась на неработающий кондиционер. Араб гордо и многозначительно обвел вокруг руками: «Сахара, мадам…»
Еще час я упражнялась в английском, гуляя по отелю с кондыбающим на костылях администратором и сочиняя на ходу легенду о медовом месяце и молодом муже, который сейчас рыдает от тоски по мне в номере. И очень кстати я затронула эту тему, потому что у администратора болели ножки, но никак не шаловливые ручки. На ушко полилась сладкая песня: выйди, детка, завтра к машине; я покажу тебе этот город-жемчужину; ни о чем не беспокойся – мы как одна семья проведем с тобой чудесный день; твой муж не должен волноваться.
Снова пришлось бежать. Вот он, мой спасительный номер – последняя дверь слева. Стучу. В ответ тишина. Мысленно шепчу: «Алешенька, открой, обещаю – я больше не уйду от тебя никогда!» Не помогает. Колочу с удвоенной силой. И вот дверь медленно открывается… Из нее высовывается заспанный араб в простыне. Поднимаю глаза на табличку: о боже - этаж не тот!
Спускаюсь этажом ниже – все равно дверь никто не открывает. Мой Иван-царевич в это время бегал по округе, разыскивая меня. Надо сказать, что у моего попутчика было две ипостаси: Иванушка-дурачок – упрямый и заносчивый эгоист, и Иван-царевич – нежный, надежный и заботливый друг. В этот момент он был Царевичем.
После воссоединения промаялись в духоте до 3 ночи. Прогулялись по крыше, спустились в номер. Но ключ предательски не лез в дверь, даже если стукнуть хорошенько, даже если пнуть. И вот… Из дверного проема на нас печально смотрел араб в простыне…
В 4 утра позвонила мама, не осознающая разницу во времени. В половине шестого проснулись от бесовского визга. Вот оно! Во внутреннем дворе резвились в клетках огромные попугаи. Один из гаденышей мяукал кошкой, второй удивленно куковал, остальные издавали нечленораздельные крики, как ведьмы на шабаше.
Чудо-завтраки оказались булкой и пшенным супом. И эту малость приходилось отбивать у воробьев, которые выхватывали еду из рук. «Тут все жулики, даже птицы», - горько заметил Алеша.
С утра оформили в агентстве аренду автомобиля с водителем для поездки в Варзазад. Оттуда отправились в сад Мажореля. Этот французский художник страдал от туберкулеза и вынужден был поселиться в жарком Марракеше. Дабы разнообразить будни, он разбил роскошный сад. После его смерти виллу выкупил Ив Сен Лоран, который открыл частное владение для всех желающих утром и вечером за умеренную плату.
Стоячая вода в прудах, гирлянды бугенвиллеи, сочные гроздья желтых фиников на пальмах окутывали тенистой прохладой и негой. Гигантские фаллосы кактусов задорно взывали к Фрейду. Несмотря на утро, пекло стояло адское; от жары мучительно болела голова, а тело и кожа горели изнутри, как при высокой температуре. Волшебный сад вылечил меня.
По списку посетили гробницы Саадидов. Могущественная династия, прославлявшая культ роскоши, покровительствовавшая наукам и искусствам. И что от нее осталось? Ажурные усыпальницы.
Минарет Кутубии с четырьмя золотыми шарами. Все долго думали, что они отлиты из дорогих украшений султанши, которая таким образом искупила грех обжорства, учиненного в рамадан. Рассказы о золотых яблоках тревожили дикие умы. Сколько набегов и осад пришлось пережить городу. И только в ХХ веке экспертиза показала: не золотые они, а медные. Ради чего врать было, спрашивается? Столько бед можно было предотвратить. Хотя одна из осад принесла городу пользу. Враги несколько месяцев сидели под неприступными красными стенами и с голоду принялись жевать финики и плеваться косточками. Наплевали целую рощу – гордость Марракеша. Сейчас вокруг Кутубии валяется мусор и пахнет бомжами.
От Кутубии уже видна Джема эль Фна. Знаменитые возки, набитые апельсинами и предлагающие сок; рисовальщицы хной, превращающие руки в живые гипюровые перчатки; коварные заклинатели змей.
Все это мы пробежали мимо и устремились в суки – рынки. Путеводители утверждают, что главным спасительным ориентиром в медине Марракеша служит минарет Кутубии. Ложь – торговые ряды крыты навесом или настолько узки, что, будь минарет Останкинской башней, его все равно увидеть было бы невозможно. Однако и потеряться в этих улицах нельзя – они все, как дороги, ведущие в Рим, сходятся в одной точке – площади Джема эль Фна. В сущности, эти знаменитые суки очень похожи на Черкизовский рынок: развалы тряпья, тапок-бабуш, бижутерии, горки разноцветных и удушливых специй, связки барабанов, стеллажи с рассохшимися сундуками.
Я четко знала, что ищу и сколько это стоит. Бабуши парами, каждая ровно по 120 дирхам, перекочевывали в мой пакет.
бабуши
Алеша явно скучал – его манили апельсиновый сок и ярмарочные утехи Джема эль Фна. Под видом полуобморочного состояния он нетвердой походкой удалился, пообещав ждать у возков с апельсинами. Но, едва скрывшись из глаз, видимо, со всех ног припустил к заклинателям змей. Хитрые бестии поджидали его. Как только наивный русский парень склонился над лениво покачивающимися в боевой стойке гадами, ему на шею ловко накинули одного из них. Многое бы я отдала, чтобы запечатлеть на память эту сцену. Пока змея нежно сжимала в своих объятиях златокудрого Иванушку, который, закрыв глаза от ужаса, молил о пощаде, ее хозяин требовал денег за освобождение.
Но у меня в это время произошла неожиданная встреча. В одной из лавчонок, где я высматривала товар, молча распивали мятный чай два человека в джеллабах. Вдруг один из них вопросительно произнес по-русски: «Привет?» «Привет!» - таинственно прошептала я. Под низко надвинутым капюшоном, над черной дремучей бородой синели славянские глаза. Радостно разговорились: оборотень оказался попутчиком по самолету, как и мы, колесящим по Марокко.
Придя на место встречи, я разом заглотила три кружки апельсинового сока. Сладкий и холодный – на раскаленной от зноя площади его, казалось, можно пить вечно. Алеши не было, а следующим по списку в этот день значился дворец Байях (путеводители лживо называют его Бахия). Построенный жирным визирем для любимой жены, этот обширный, но приплюснутый дом расползся кносским лабиринтом в разные стороны. Комнаты с узорчатыми стенами и резными потолками сменяли одна другую: поворот налево, направо, на ступеньку выше, потом ниже и снова направо. Уф, а ведь кто-то тут чудненько ориентировался!
Алеша, закиданный змеями, отсиживался в отеле, откуда мы вместе понеслись смотреть закат в садах Менары. По длинному плацу, обрамленному чахлыми деревцами, кучками прогуливались дамы с занавешенными лицами и неизменными бутылочками воды. Алеша со страстью вуайериста дожидался процесса питья. И был разочарован: бутылочка нырнула под занавеску и невредимая выскользнула обратно. Плац замыкал домик – советский дворец культуры в миниатюре. Перед ним простирался широкий бассейн с мутной коричневой водой. Время от времени вода хлюпала, и пасти неизвестных мутантов заглатывали качающиеся на поверхности булочки. Солнце покрасило общипанные метелки пальм в рыжий цвет и упало в туман. Пора было возвращаться на Джема эль Фна.
Да, площадь преобразилась: с наступлением темноты арабы развели костры, приволокли тазы и решетки и принялись варить и жарить. Над клокочущим муравейником, сполохами костров и пляшущими тенями тянулись хвостатые дымы.
Мы влились в этот средневековый хаос. Сначала переходили от одного скопища к другому: в первом мальчишки в боксерских перчатках молотили друг друга, во втором невменяемые дервиши с бубнами и в красных шароварах по очереди выскакивали в середину, взвизгивали и по-козлиному взбрыкивали ногами, в третьем ряженые с закутанными лицами – не то мужчины, не то женщины – пытались изобразить танец живота. Потом мы присели перед большим тазом с улитками, и Алеша брезгливо наблюдал за моей трапезой. Сам он отужинал за соседним столом, где прямо с огня сбрасывали в тарелку резиновых кальмаров и рыбу.
В 7 утра выехали из Марракеша в сторону хребтов Атласа на Варзазад. Сначала через пальмовые аллеи, потом через каменистые равнины с проплешинами зелени начали подниматься в горы. Вид из машины на лежащие внизу долины напоминал полет на дельтаплане: красные разломы гор, из которых, как особенности рельефа, торчали ксары (глиняные кубики таких же красных домов), и зеленое курчавое дно долин. Наш несловоохотливый водитель оказался фаси – родом из Феса. Он заученно останавливал машину в местах, наиболее пригодных для фотографирования, где нас кучками поджидали местные жители с развалами горшков, камней или фиников.
Но настоящими птицами мы почувствовали себя на перевале возле вершины Тизи-н-Тишка, когда под ногами развернулся весь серебристый серпантин дороги.
Мимо проковыляли три берберские старухи в цветастых косынках и платьях, вылитые бабы-яги – иссушенные и закопченные на солнце, как финики в московских магазинах, беззубые и с крючковатыми носами. На горбах они тащили вязанки хвороста размером с хороший стог. Мы попытались вспомнить, когда проезжали последнее селение, и удивились их выносливости.
Часа через три пути свернули с основного шоссе и через красную каменистую пустыню, напоминающую марсианские пейзажи, подъехали к цели нашего путешествия - казбе Аит Бен Хадду. Красный город-замок вырастал из такой же красной горы и устремлялся скошенными стенами башен в знойную высь. Вершину этой величественной конструкции венчали руины агадира (амбара), в дверном проеме которого синело небо. Мы пересекли русло пересохшего уэда, осмотрительно обойдя старика, окруженного змеями, и приблизились к стенам. Город оказался мертвым – жители ушли из него. Не очень-то интересно ходить по заброшенным декорациям, хоть и охраняемым ЮНЕСКО.
Еще через час мы были в Варзазаде. На окраине города водитель остановил нас у киностудии – голливудского филиала. У ворот египетские фараоны, скрестив руки, сурово взирали на нас. Варзазад – маленький городишка по ту сторону Атласа, приютившийся на пороге Сахары. Отсюда начинаются маршруты в пустыню, а путеводитель настойчиво призывает быть бдительными: рядом Алжир, злые алжирцы охотятся за белыми туристами. Попытались выяснить у водителя, какая корысть в нас алжирским гражданам – ждут ли они большого выкупа или просто коллекционируют жертвы, коварно заведенные в пустыню и брошенные там на произвол стихии. Но тот затруднился с ответом.
Единственная достопримечательность Варзазада – казба Таурирт (резиденция Глауи – предводителя негритянского населения Марокко). Занимающий этот пост пользовался почетом у граждан, многие века к его мнению прислушивались султаны, но он неизменно оставался на вторых ролях. Страдая манией величия, Глауи выстроил из глины и соломы колоссальный дом-замок, похожий на розовый гулкий кувшин. Внутри – сотни узких коридорчиков, лесенок и переходиков, ведущих в маленькие комнатки с низенькими потолками, насаженными одна на другую в 4-5 этажей. Во время войны с Францией коварный Глауи сдавал ценную информацию противнику, тайно лелея мечту о безраздельном царствовании. Однако Марокко получило независимость, Хасан II вернулся из ссылки, выудил пакостного кренделя из его глиняной резиденции и заставил публично извиниться перед общественностью, после чего отрубил его злокозненную голову. Теперь казба Таурирт стоит пустая, и одинокие туристы меряют шагами ее глиняные полы и заглядывают в подернутые паутиной темные закутки.
Выйдя из Таурирта, мы узнали, что водитель не собирается везти нас в долину Дадес, хотя накануне мы оговаривали маршрут. Ну не могли арабы не сжульничать! Проспорив 10 минут, решили найти альтернативу - подойдя к стенду с открытками, ткнули пальцем в приглянувшееся ущелье. Водитель с интересом изучил изображение и снова затянул песню про злого хозяина, перерасход бензина и время. Было ясно: он хочет, чтобы его уговаривали. Я ожидала, что мой попутчик как настоящий мужчина сейчас покажет, кто в доме хозяин, и восстановит справедливость. Но он угнездился на переднем сидении и готов был, скорее, отойти ко сну, нежели требовать продолжения шоу. Возмущению моему не было конца: я все сказала, что думала про своих бессовестных спутников (правда, по-русски – моего английского не хватило на озвучивание такой бури эмоций). Минут 30 ехали молча. Я мучилась в немом раскаяньи: в порыве гнева наговорила того, чего не думала на самом деле; ну не стоила моя обида такого крика.
Дорога казалась незнакомой. В открытые окна машины врывался раскаленный ветер, мои губы растрескались от жары – чувствовалась близость Сахары. И вот шоссе стало серпантином завиваться вверх, и перед нами разверзлось ущелье. То самое, с открытки. Я растерялась: оказывается, пока я тут убивалась, мы достигли цели. Настроение резко улучшилось.
На обратном пути я с интересом рассматривала пейзажи за окном. Каждый камень дышал жаром; там, где сквозь землю пробивалась грязная жижа, пучки зеленых пальм извивались в струйках горячего воздуха.
«Скорпионы», - загробным голосом произнес водитель, не отрывая взгляд от шоссе, - мы находились где-то между Варзазадом к Загорой. Вот этой дорогой, босиком по скорпионам, под палящим солнцем гнали из континентальной Африки рабов. Те, кто дошел до Эссуэйры, кто выжил в душных трюмах кораблей, добрались до американских плантаций…
И снова Атлас, его синие, зеленые и красные бока. Никогда не видела таких разноцветных гор.
Небо заволокло, и вдруг по лобовому стеклу забарабанили крупные капли – дождь! Прямо на ходу мы радостно ловили его ладонями. А водитель хмуро поглядывал на перевал.
В Марракеш вернулись затемно. Водитель высадил нас в Гелизе (современном модном квартале), около супермаркета, и мило потребовал 200 дирхам за осмотр ущелья. У нас оставалось 10 минут до 8 вечера, когда прекращается продажа спиртных напитков. А мы были настроены на дегустацию местных вин. В торговом зале Алеша высмотрел даму в платке, ухватился за ее корзину и принялся вырывать со всей дури. Дама улыбалась из последних сил, но цеплялась за корзину мертвой хваткой. Я остолбенела от неожиданности, а когда поняла, в чем дело, согнулась пополам от смеха: он принял ее за работницу супермаркета, несущую ему корзину для продуктов.
За оставшиеся мгновения мы успели найти знаменитое серое вино – и винный отдел перекрыли. Пиво вырывали уже с боем на кассе. Охладив бутылки под холодным краном и перебив очередное полчище тараканов, мы развалились на подушках. По телевизору шел апокалиптический фильм на русском: старый армянин бесконечно долго шел по снежной пустыне с трехстворчатым шкафом на спине. Вино оказалось горьким. Ночь снова дышала огненным жаром. Постояв у душного окна и допив последний бокал, я обнаружила, что комната просто на глазах меняет габариты, а мебель скачет козлом, не давая пройти. «Все с дороги – я иду!» - скомандовала я и упала на кровать.
Утром автобусом «Супратур» направились в Эссуэйру. Единственная остановка среди бескрайней пустыни – городок Шишауа, где ткут основную массу марокканских ковров. На стоянке туристы лениво разбрелись по кафешкам. Минут через 20 водитель завелся и медленно отъехал. Кто-то из пассажиров бросился вдогонку и вскочил уже на ходу. А кого-то из соседей мы так и не обнаружили: то ли им понравилось в Шишауа, то ли просто зазевались.
