Интересная статья в Русском Репортере....
— Как вы можете писать о «Беркуте», даже просто разговаривать с ними?! Это же звери! — горячо пеняет мне майдановская активистка.
— Они специально так обучены, их не изменить.
— Стрелять в безоружных? Это же несимметричная жестокость! — продолжает она.
Как будто у жестокости есть геометрия.
— А вы посмотрите, как в Европе разгоняют демонстрации. Там тоже не церемонятся, мягко говоря.
— Но мы же не Европа.
Сейчас это довольно расхожее коллективно-бессознательное желание. Люди хотят, чтобы их били мягко, по-украински, одновременно кормили жирно, по-европейски. И ведь не объяснить, что так не бывает. Никогда
Лица
Во вторник 18 февраля в Киеве происходит новое обострение противостояния между Майданом и силовиками. Основные бои идут на улице Институтской и в начале Крещатика. В тот же день наступает затишье. Но то, что это затишье перед новой бурей, ни у кого не вызывает сомнения.
В районе Мариинского парка, где расположены правительственные здания и лагерь так называемого антимайдана, несут службу внутренние войска и бойцы «Беркута». Главным образом крымчане. Выезды на Подол, Нижняя дорога — это сейчас зона их ответственности. Если еще буквально неделю назад от беркутовцев невозможно было слова добиться, теперь они заводят разговор сами. Накипело.
— Майдан, говорите? Белые и пушистые? Вчера десятерых наших убили, — говорит офицер из евпаторийского «Беркута». — Стреляют грамотно, по месту. Например, в подмышку, между пластинами бронежилета — чтобы не навылет, а наверняка. Пуля рикошетит туда-сюда от внутренних стенок — и конец. То есть обученные люди работают.
— А калибр?
— Подходящий. 7,62. Наверное, драгуновская винтовка. Пуля бронебойная. Пойдем, видео посмотрим. Мы все боестолкновения снимаем.
На ноутбуке боестолкновение мне не показывают. Только пулевое отверстие в бронежилете, который сняли с убитого крымского офицера.
— Он с краю стоял. А они специально так стреляют. Панику вызывают — никто не хочет на край становиться, быть тупой мишенью. А тем, кто в центре, простреливают конечности.
— Кто это может быть?
— На стороне Майдана много ветеранов войны в Афганистане — может, они.
Офицер «Беркута» кипятится не на шутку, рассказывая, как к ним регулярно подкатывают майдановцы и с безопасного для себя расстояния провоцируют, кричат: «Мы вас разорвем на куски. Мы знаем, где вы живете. Вашим семьям капец».
— Страшно? Ну конечно! За детей, за жен. Они же так лихо вычисляют наши персональные данные. Для этого создали специальные группы мониторинга. А потом начинают прессовать: присылают эсэмэски с угрозами, звонят. На западе Украины — там вообще долго не разбираются: обрез к голове, и до свидания. Все же знают, где в деревне милиционер живет. Одно слово — лесные братья. Мы-то отобьемся, конечно, защитим друг друга на своем острове. А у тамошних правоохранителей другого выхода не остается, как переходить на их сторону.
— Вы хотели сказать «на полуострове»?
— Теперь, считайте, на острове. Пора, пора перекапывать Перекоп.
В самом деле, только крымский «Беркут» ходит с открытыми лицами. Остальные в балаклавах. А имена-фамилии, должности-звания скрывают все поголовно.
— Причем все, кого задерживаем в Киеве, именно с запада. Вчера выдернули человек пятьдесят — ни одного киевлянина! И ведь все какие-то отморозки, — негодует офи-цер-крымчанин. — Тут неподалеку здание Минздрава. Мы оттуда эвакуируем сотрудников. А майданутые в них булыжниками кидают. Люди кричат: «Мы просто здесь работаем, мы такие же обычные граждане, как и вы». А эти снова кидают. Ну не уроды?
Ложь
К разговору подключается командир симферопольского «Беркута». Считается, что это самое жесткое беркутовское подразделение — натренировались в столкновениях с крымскими татарами.
— Вот как быть нам, командирам? Это же нам груз 200 домой везти. Что говорить родителям погибших пацанов? А подчиненным? За что мы здесь стоим как пушечное мясо? За конституционный порядок? Тогда почему нам огнестрельным оружием пользоваться запрещают, заставляют идти в бой с голой пяткой?
Офицеры сетуют, что о ситуации на Украине правду никто не показывает и не пишет. Все ТВ-каналы за Майдан.
Это почти верно. Украинские каналы постоянно транслируют и комментируют происходящее на Майдане — и ни слова о другой стороне. Хотя даже в Египте, например, во время народных протестов на каирской площади Тахрир и в других районах города ни одна телекнопка новостей себе подобного не позволяла. Там на экран выводились две одинаковые по размеру картинки — бунтующие противники и сторонники власти.
Единственное, что в последнее время они смотрели с удовольствием, так это российский сериал «Белая гвардия». Очень, говорят, своевременный фильм.
— Почему у нас так? Ведь они такие смелые и герои, только пока мы им не отвечаем. И еще они постоянно врут, — говорят офицеры. — Обещали, что 18 февраля пойдут к Верховной раде в поддержку Конституции-2004 без оружия, назвали свое шествие «мирным наступлением». А что в итоге? Начали стрелять. В этот день они нас просто достали. Захватили нашу машину, переехали ею нашего бойца, подожгли ее. Фашисты. Ну, у нас и лопнуло терпение. Гнали их, эти потешные сотни, по Институтской до самого Майдана — как шакалов. Ведь там пацаны одни компьютерные. В армии не служили, с оружием обращаться не умеют. Плюс небольшая часть взрослых, обученных. Молодым они мозг промоют и вперед бросают.
— Стреляли в них?
— Стреляли, а как?
— Но вы же приносили клятву верности украинскому народу, который убиваете.
— Но мы же не приносили клятву верности народу, который убивает нас.
Неожиданно из его глаз начинают катиться крупные слезы — одна за другой. Это надо видеть: плачущий от обиды и злости офицер спецназа.
Иные
Тех, кто с Майдана, в городе определяют по запаху — в магазинах, в банках, в учреждениях. В центре города встречные прохожие спрашивают друг друга, можно ли пройти там или там, проверяют ли документы. Предупреждают, куда лучше сейчас не ходить.
Интернет и связь работают почти без перебоев. Но ходят разговоры, что все скоро отключат.
На Майдане то и дело рвутся петарды. Словно сейчас не революция с убитыми, а Новый год. Праздничную ассоциацию усиливает дама, раздающая из пакета мандарины всем желающим.
В окрестных магазинах алкоголь продают круглые сутки. На Украине нет временных ограничений по его продаже. Несмотря на это, пьяные почти не встречаются.
А объявления гласят: «Шановни! Будь ласка, залишайтеся людьми i не вчиняйте мародерства та вандалiзму!»
После того как силовики потеснили майдановцев, те заняли Консерваторию. В бутике «Хелен Марлен» устроили госпиталь. Сломали входные двери магазинов: раньше такого не допускали. Значит, черта перейдена.
Рядом с бутиком-госпиталем установлена палатка одного из львовских сел. Очевидно, имеет место акт восстановления социальной справедливости. Это как если бы урюпинские, допустим, встали с дубинами на Тверской и у москвичей документы проверяли.
Российские СМИ майдановцы презирают с каждым днем все больше. Общение идет туго. Тем не менее все разговоры заканчиваются так: «А вообще-то у меня в России столько родственников и друзей». Далее идет перечисление названий российских городов. И еще: к кому бы я ни обращался, все ради моего удобства переходили на русский язык. Ни один не включил национального жлоба. Разве что на прощание руку жали так, что это больше походило на болевой прием.
Рядом с одной из баррикад лежат два трупа. Их выдают за убитых снайпером-силовиком. Пожилые. На активистов не похожи. И главное, судя по всему, несвежие. К черту, конечно, конспирологические теории, но разве не так в свое время свергли главу социалистической Румынии Николае Чаушеску, возбудив народ разбросанными по улицам мертвецами, украденными из моргов?
И на всех углах предупреждают, что «Беркут» целит в первую очередь в тех, кто в касках и масках.
Гарь
Вечер следующего дня. Спецподразделение МВД «Беркут» и солдаты внутренних войск оттеснили бойцов самообороны Майдана к Дому профсоюзов. Здание горит открытым пламенем. Две пожарные машины из брандспойтов пытаются его затушить. И без того темный воздух наполняется едким дымом, ветер несет его по Крещатику — порой не видишь, что находится в пяти метрах от тебя. Если снять с лица марлевую маску, через пять минут нос и рот забиваются гарью, попытка высморкаться приводит к тому, что часть физиономии становится черной. Не покидает ощущение наступившего апокалипсиса.
Тех, кто вчера участвовал в боевых действиях, видно сразу. Они сидят, прислонившись спинами к стене дома, молча и с закрытыми глазами. Некоторые счастливчики устроились на обгоревшем диване — приволокли откуда-то. Говорят, раньше режим службы был такой: сутки через двое, а сейчас наоборот.
Время от времени на левом фланге майдановской баррикады появляется вертлявый самооборонец: стучит железом о железо, привлекая к себе внимание, затем показывает факи силовикам. Те в ответ бесятся. Так шпана подпускает мальца к позднему прохожему: «Дай папироску!», чтобы потом его коллективно ограбить.
— Командир, можно я ему в жопу стрельну, — просит один из беркутовцев.
Предложение как пустое молча отвергается.
— Эй, дядя, а ты кто такой?
Меня замечают спустя примерно час, как я здесь. Без интереса проверяют документы. Машинально спрашивают: «Зачем журналисты все врут?» Но затем тоже начинают говорить, да так, что не остановишь:
— Нам бы такого, как ваш Путин. А то у нас все слабые: кто бы хоть один четкий приказ отдал. У вас Олимпиада, что бы ни говорили, а у нас вон что. Эх, отделить бы запад, там все равно ничего нет: одни горы.
— Тогда все посыплется: юго-восток, Крым. Потом крымские татары захотят в Турцию.
— Тоже верно, — легко соглашаются бойцы.
Они оказываются на удивление хорошо подкованными с точки зрения текущего момента. Рассуждая про присоединение к Евросоюзу, заводят речь о промышленном Кременчуге. Мол, им тогда тарифы повысят, а у них и так неконкурентоспособная продукция. Это, говорят, все происки американских спецслужб: они хотят превратить нас в экономический придаток — дешевые земля и рабсила.
— Откуда знаете?
— Вон, вверх посмотри. Там беспилотники СБУ. Они знают.
Вверху ничего не видно из-за дыма. Это, наверное, такая специфическая военная фигура речи.
— А по мне лучше, если наша земля вообще пустовать будет, чем американцам отойдет, — выражает общее завершающее мнение один из беркутовцев.
Дурь
Вдруг на нейтральной территории появляется мужская фигура в подряснике. Фигура подбирает булыжники и кидает их в бойцов внутренних войск, стоящих двумя рядами, сомкнув их и выставив вперед щиты. В ответ летят камни, брошенные беркутовцами. Вэвэшники в этой «перестрелке» не участвуют. Баррикада Майдана одобрительно свистит, когда камни попадают в щиты силовиков. Этот человек явно не в себе, и ему, похоже, требуется помощь психиатра. Но вот именно из-за таких Гапонов и начинаются гражданские войны.
Между рядами бойцов ВВ нервно прохаживается офицер «Беркута».
— Самое обидное, что мы, милиция, проиграли информационную войну, — говорит он. — Общественное мнение сделало из нас чудовищ, прокаженных. Представляете, я живу в Киеве с рождения, а теперь соседи, которых я знаю много лет, перестали со мной здороваться. Детей, наверное, буду в другую школу переводить — зачморили одноклассники из-за того, что их отец служит в «Беркуте».
Вот она где — настоящая гражданская война. Вовсе не на баррикадах. А в школьных классах и на лестничных площадках хрущевок.
С трибуны Майдана доносятся речи спикеров. Сначала людей из радикального «Правого сектора». Они призывают вооружаться, доставать ружья с антресолей. Затем — священников. Эти убеждают украинцев приезжать на Майдан, чтобы «нас было больше». Свои слова они, как водится, густо сдабривают библейскими цитатами о согласии между людьми. На выходе получается шизофрения: приезжайте воевать, чтобы был мир.
А ведь новая Украина, в отличие от той же новой России, понятия не имеет, что такое война вообще и гражданская в частности, чем она чревата. Здесь даже терактов не было за все время независимости.
В то же время лидеры оппозиции на майдановской трибуне стали редкими гостями. Они полностью дезориентированы и, в отличие от «Правого сектора», почти не контролируют настроения толпы. Иногда их пускают к микрофону, но скорее для того, чтобы заполнить паузу между столкновениями. Они превратились в таких профессиональных пустозвонов. Накануне Виталию Кличко просто не давали начать говорить. А из толпы неслось: «Чемпион, почему когда стреляют, тебя никогда с нами нет? Ссышь?»
Напряжение возрастает. Еще накануне ввели ограничение на въезд в Киев, метро прекратило работу. Детсады, школы в центре города тоже закрыты. А сейчас уже ходят слухи, что президент Янукович вот-вот объявит чрезвычайное положение и санкционирует войсковую операцию. Но с кем будет армия в результате?
Но тут командиры «Беркута» и ВВ с облегчением объявляют личному составу, что согласно приказу начальства с шести вечера можно применять не только травматическое, но и огнестрельное оружие.
Бита
Ночь проходит более-менее спокойно. Уже совсем рассвело. Со сцены Майдана, усиленный громкоговорителем, отчетливо несется голос-хрип:
— «Беркут», вам нет прощения! Вы цепные псы преступной власти. Мы достанем вас из-под земли. Всех до одного. Вы стреляли в наших детей и матерей.
Раздается глухой выстрел. Один из солдат-срочников, мальчик совсем, моментально белеет и оседает на землю. Его подхватывают товарищи и вместе с ним медленно пятятся. Адекватно ответить они не могут: бойцы внутренних войск стоят перед баррикадами майдановцев безоружными — лишь в шлемах, бронежилетах, со щитами и дубинками.
— Пора валить, дядя, — кричит мне боец «Беркута». Он, похоже, что-то почувствовал. Причем далеко не первый. Беркутовцев на позициях уже почти нет. Остались одни вэвэшники.
Словно по сигналу, с баррикады посыпались майдановцы — сотни полторы. С криками, свистом и ревом. Так, наверное, шли на абордаж матросы Дрейка. Со стороны Майдана послышались хлопки одиночных выстрелов. Судя по рассыпающимся звукам, которые издают металлические щиты солдат, — это дробь, обрезы охотничьих ружей. Бойцы ВВ начинают отступать быстрее. Сначала стройно, боевым порядком. Потом, покидав щиты, бросаются врассыпную в сторону улицы Грушевского. Четверых или пятерых они тащат волоком — спиной вниз, подхватив под мышки. Судя по всему, это тяжело раненные или мертвые: ни единым движением они не помогают себя нести.
Подбегает майдановец. Гражданин лет пятидесяти. В камуфляже, рабочей каске и бронежилете. В одной руке у него бейсбольная бита, в другой снаряженный «коктейль Молотова». Физиономия перекошена от ненависти, глаза безумны, голос срывается. Бес, натуральный бес. Орет мне:
— Зажигалку давай! Быстро. Что, нету? Так какого хрена ты здесь делаешь?
Замахивается на меня битой, бежит к стадиону «Динамо» — там за высокими бетонными блоками оборонительные порядки милиции.
Кто-то уже бросает свои бутылки с зажигательной смесью. Кто-то запускает в милиционеров гайками и щебнем из рогатки. Не самодельной, а дорогой, купленной в магазине «Экспедиция».
Но в некоторых местах земля уже полыхает широкими неровными полосами. Гражданин-бес пытается «прикурить» от земли свой метательный снаряд. Но что-то идет не так, и на нем вспыхивает одежда. Он катается по земле, его товарищи пытаются сбить огонь — кто своими бушлатами, кто просто топчет его ногами. Кажется, что его бьют.
Вверх по холму сквозь лесопосадки Крещатого парка, а также в направлении Национальной филармонии бегут солдаты, за ними майдановцы. Словно охота на зайцев.
Украинский дом уже окружен бойцами самообороны. Там, говорят, засело человек десять милиционеров.
— Потом выбьем их. Сейчас главное — занять Грушевского, — командует, по-видимому, сотник.
Ему подчиняются, и большая часть майдановцев оставляет здание. Пользуясь моментом, милиционеры выскакивают из Украинского дома. Им надо добраться до своих, это всего метров двести, но в крутую гору. Почти всех их вылавливают.
Со стороны Михайловского собора по Трехсвятительской спустились двое юношей. Просто поглазеть. На них нет ни броников, ни касок. Пожилой дядька кричит им высокопарно: «Сейчас решается судьба Украины, вы должны быть там, на баррикаде. Отправляйтесь туда, помогите своему народу!»
Парни смущенно слушают, но с места не двигаются.
— Трусы, козлы, — плюет им под ноги дядька и мчится на помощь своим.
Плен
Пойманных бойцов ВВ ведут на Майдан. Одного, второго, пятого. Человек пятнадцать в общей сложности. Уже простоволосых, расхристанных. У всех на лице гримаса ужаса. Животного, дикого. Как у коровы, которая догадалась, что ее отправляют на бойню.
Неожиданно на одного из плененных набрасывается активист Майдана, бьет его по голове дрекольем. Другие самооборонцы оттесняют бьющего в сторону. Потом берут бойца в кольцо и таким образом, образовав своими телами защитный периметр, конвоируют его, время от времени отбивая атаки своих более агрессивных товарищей.
Другому солдату для смеха на голову напялили оранжевую майдановскую каску, потом кто-то стукнул по каске куском арматуры. От удара она раскололась. Боец заплакал в голос от страха. Все вокруг заржали.
— Нашли с кем воевать, — вступается за солдата пожилая женщина.
— Нашли кем воевать, — зло отвечают ей майдановцы.
Похоже, слишком долго копилась энергия агрессии, не находя выхода. Протест стремительно перемещается в зону чистого безыдейного насилия. А противостояние переходит в фазу обоюдной мести.
— Куда вы их?
— В комендатуру. Или в штаб.
Руководство Майдана, его коменданты вошли в революционный раж. Они едва ли не каждый день объявляют о создании какой-нибудь новой руководящей структуры. Все мешается в голове от названий: штаб народного сопротивления, штаб самообороны, военный штаб и прочее.
Как выяснится позже, всех захваченных в этот день бойцов ВВ отвезут на автобусах в пригород Киева, в Белую Церковь. Там продержат сутки, а затем доставят в военную часть внутренних войск Киевского гарнизона, руководство которого к тому времени уже объявит о своем переходе на сторону Майдана.
Со стороны стадиона «Динамо», с позиций «Беркута» начинает бить снайпер. Под окна гостиницы «Днепр» приволокли тело мужчины с простреленной шеей. Над ним толпится куча бестолкового народа — что делать, не знают. Но, похоже, уже поздно что-то делать. Подхожу ближе — узнаю дядьку, который пятнадцать минут назад читал нравоучения трусливым юношам.
Но как-то совсем непохоже, что выстрелы сильно беспокоят людей. Неужели так снизился порог самосохранения, так девальвировалась ценность человеческой жизни?!
В любом случае уже понятно, что силовиков вытеснили на те же самые позиции, где они стояли еще в январе. Туда, где, удрученная и прокопченная, сжалась от унижений скульптура великого футбольного тренера Валерия Лобановского. С его головы коммунальщики так и не успели снять мешок, отчего он выглядит словно висельник.
Зато скорость, с которой активисты натренировались возводить баррикады на новом месте, поистине феноменальна. Одно отличие: теперь силы самообороны начали строить баррикады с бойницами.
Тем временем на втором этаже гостиницы завтракают западные журналисты: кексы, кофе, овсянка-сэр. Для них пожилой хромой тапер наигрывает на фортепьяно «Желтую подводную лодку». Хотя уместнее было бы что-нибудь из Вагнера. Журналисты даже не подходят к окну, чтобы взглянуть, что происходит внизу. Похоже, за почти три месяца Майдана смертельно надоели им эти украинцы, убивающие друг друга непонятно за что и почему на Европейской площади.
Пуля
На Майдане, кого ни спросишь про пальбу из огнестрельного оружия, всегда выходит вот как. Если стреляют по Майдану, то это «Беркут». Если с Майдана по «Беркуту», то это провокаторы. Причем, скорее всего, русские. Удобная позиция, что там говорить.
Многие сейчас в Киеве выражаются, используя сослагательное наклонение. Если бы не разогнали студентов. Если бы остановиться на тех шести смертях. Сравнивают потери, спорят с воображаемым оппонентом: у нас убитыми в десять раз больше, чем у «Беркута». Войну оружия постепенно сменяет психологическая война.
Подворье Михайловского собора. Сюда доставляют трупы майдановцев. Здесь их опознают и отпевают по мере прибытия. Почти все накрыты окровавленными украинскими флагами. Здесь никто никого не останавливает, не указывает, где стоять и что делать. Можно подойти к любому покойнику, освободить его окоченелое лицо от покрывала, посмотреть, кто это.
Рядом мощный высокий мужчина плачет навзрыд, по-бабьи, разговаривая с кем-то по телефону.
— Вы кого-то опознали?
— Нет, я плачу… — отвечает он, захлебываясь слезами. — По Украине…
Опознанных и отпетых увозят на «скорых» в судмедэкспертизу и в морг, куда выстраивается очередь из «скорых», — такого в Киеве не было никогда.
Рядом еще один мужчина, с внешностью приличного завхоза, тоже разговаривает по телефону — и так, чтобы всем вокруг было слышно: «Ночью будем мочить ментов в Мариинском парке и выгонять их из Рады».
Возможно, завтра трупов прибавится.
В продуктовом магазине рассказываю молодой продавщице об увиденном на Михайловском подворье.
— Сами напросились. Никто их сюда не звал, — нервно и во всеуслышание реагирует она.
Двое мужчин в касках, чертыхаясь, уходят из магазина вон, ничего не купив.
— Не понравилось, — цедит девушка им вдогонку.
— Вы бы поосторожнее.
— Я здесь живу. Это мой город, а не их.
Бег
В пятницу же, 21-го, появляется новость: президент Украины Виктор Янукович согласился на проведение досрочных президентских выборов, возвращение к Конституции 2004 года и на формирование правительства переходного периода — на этом настаивала оппозиция.
«Правый сектор» называет все это окозамыливанием (очковтирательством), требует немедленной отставки президента и заявляет о продолжении революции.
Между тем силовикам дается 48 часов, чтобы освободить правительственный квартал, оставить свои позиции и разъехаться по местам постоянной дислокации. А они уехали за считанные минуты. Вообще говоря, все это напоминало бегство.
Площадь перед Верховной радой. По ней хаотически бегают силовики: вэвэшники, беркутовцы.
— Куда понес колбасу, бросай, — кричит командир внутренних войск своему бойцу, бегущему с огромным кулем. — В автобусе и так места больше нет. Все, рассаживаемся и уезжаем.
Два броневика-водомета, БТР и полтора десятка автобусов с военными на большой скорости покидают Мариинский парк, подступы к зданиям Верховной рады, администрации президента и кабинета министров.
— Куда? — кричу в открытое окно автобуса.
— Домой! — хором радостно отвечают парни. Кто-то уже жует колбасу.
В тот же момент разбегаются последние обитатели антимайдана, которые еще вчера, кажется, кричали: «Нет госперевороту!» В их армейских палатках не остается ни души. Титушки — боевые гражданские единицы антимайдана — покинули парк последними, срывая на бегу свои опознавательные знаки: желтые скотч-повязки на рукавах. Они названы так по фамилии юноши, избившего журналистку во время одной из мирных акций протеста. В сущности, титушка — это украинский тип подонка.
После военных остаются кучи матрасов, дымящиеся полевые кухни и новые минобороновские каски в промасленной бумаге.
За каски тут же начинается борьба между журналистами, аккредитованными в Верховной раде. Все хотят урвать побольше. Народные депутаты сначала кричат им: «Вы же сами пишете о недопустимости мародерства». А потом тоже включаются в борьбу за каски.
Впервые за несколько месяцев по улице Грушевского можно пройти насквозь сверху вниз и обратно: блокпосты пусты и не охраняются. Во дворе Администрации президента полное безлюдье. Только стоят три брошенных КамАЗа и два КрАЗа.
До баррикады майдановцев всего полкилометра.
— Эй, дядя, а ты кто такой? — таким вопросом встречает меня баррикада. — Как здесь очутился?
Я отвечаю, что все, конец битве, там, наверху больше нет милиции. На баррикаде жуткое разочарование. Это заметно и по поведению бойцов, и по их разговорам. Еще бы, экипировались, приехали бог знает откуда, а воевать не с кем.
Бог
На барбакане — так Майдан зовет передовые позиции — встречаю западенца лет пятидесяти. Их, карпатских, видно сразу: в камуфляже, без всяких красот вроде наколенников и мотоциклетных шлемов. По профессии сварщик. Раньше часто ездил на заработки в Москву и область. В Киеве бывает наездами, за свой счет: неделю постоит на Майдане, потом уезжает, потом возвращается снова.
— А с чего вы решили, что следующий президент будет лучше? — спрашиваю Богдана.
— Тогда будем майданить, пока нормальный не появится.
— Не надоело здесь?
— Мне нравится. Романтика, единомышленники. Жена дома.
На посторонний взгляд на Майдане вообще множество таких, кто был бы рад, чтобы он не заканчивался никогда.
Взять спортсменов — из тех так и брызжет тестостерон. В самом деле, когда еще доведется безнаказанно и напоказ пошляться с оружием по центру города. Особенно, если твоя фамилия, к примеру, Позарез.
А у интеллигенции появился повод вылезти из соцсетей и узнать своих френдов в лицо. Это же наверняка они намалевали около стадиона «Динамо»: «Сидеть в фейсбуке — контрреволюционно». Хотя было бы неплохо и на Майдан бесплатный вай-фай провести.
Не говоря уже о бомжах и нищих, которые ежедневно приходят сюда за бесплатным куриным бульоном и бэушными свитерами.
Каждый хочет получить свою порцию Майдана, урвать кусок пожирнее.
Тут же подвизается Богдан, студент Транспортного университета, учится на инженера-автомеханика. Он долго и основательно рассуждает о паскудности нынешней украинской власти, о продажности судов, о том, что без взятки не сдать ни одного предмета в его вузе. А потом, накатив горилочки, проговаривается, зачем в действительности приходит на Майдан и на баррикады чуть ли не каждый день:
— Хочу в историю попасть. Прошлая революция уже описана в учебниках. Но я тогда маленький был. Теперь настало мое время. Будет что детям рассказать.
А на Майдане, между тем, очередной ажиотаж. Колонна милиционеров следует вверх по Институтской улице. Справа и слева от них трусцой движутся бойцы самообороны. Некоторые из них свистят или аплодируют.
— Их что — расстреливать повели? — спрашивает пожилая женщина.
Оказалось, что это милиционеры, перешедшие на сторону Майдана. Они на автобусах приехали накануне из Львовской области — с табельным оружием и в форме. Их встречал и потом инструктировал бывший министр МВД Украины Юрий Луценко. Потом они принесли присягу Майдану. Как некоему божеству, нарицательное имя которого давно следует писать с заглавной буквы: «О великий и могучий Майдан!» А сейчас они занимают позиции на внешнем периметре, на самой опасной его баррикаде — чтобы противник видел, что и на этой стороне есть такие же милиционеры. Но справедливости ради надо сказать, что этих, переметнувшихся, и тех, кого подвергают экзекуциям, спутать нетрудно. Единственное отличие: первые в шапках, вторые с непокрытой головой.
Бокс
На Крещатике сталкиваюсь с по-боевому экипированным мужчиной. Улыбчивый, полнотелый. И что-то лицо уж больно знакомое. Ну да, конечно, это же он участвовал в той атаке майдановцев на улице Грушевского утром в четверг. Он тогда, кажется, и больше всех орал. Наверное, поэтому сейчас так сипит. Вадим — предприниматель. Владеет частью телекоммуникационной фирмы. Киевлянин. А раньше жил в Донецке. Когда оттуда уехал, говорит, перекрестился. Люто ненавидит Партию регионов.
— Потому что рейдеры?
— Рейдеры — это мягко сказано. Потому что, как ни заявишься на участие в тендере, — готовишь 75% отката.
Он рассказывает, как оппозиционное объединение «Свобода» помогает ему отбиваться от рейдерских атак со стороны ПР и людей, близких к президенту Януковичу. Бесплатно предоставляют услуги юристов, консультируют, сопровождают в судах. Он утверждает, что лидер Олег Тягнибок лично во всем этом участвует, и это дает ему возможность жить и работать без страха.
Наш разговор Вадим заканчивает так:
— Кстати, тут по телевизору показывали «Белую гвардию». Не видели? Очень своевременный фильм.
Резиденцию главы государства Виктора Януковича «Межигорье» на короткое время открыли для общего доступа. Активисты Майдана обещают, что скоро здесь будет санаторий для простолюдинов. Чтобы сполна ощутить весь нерв этого исторического момента, надо вообразить, как обычные российские люди прогуливаются, например, по «Горкам-9» или в «Завидово».
На выходе из Верховной рады бойцы самообороны тем временем поймали Нестора Шуфрича, народного депутата из Партии регионов, хотят вести его на Майдан и там учинить над ним самосуд. Арсений Яценюк пытался отбить его — не смог. Виталий Кличко пытался отбить его — не смог. Для полного комплекта и красоты драматургии не хватило лидера оппозиции, последней головы этого дракона — Олега Тягнибока. Но и он бы наверняка не смог.
Потому что народ — это не Евросоюз, не хук справа и не украинский национализм. Народ — это стихия.
На Майдане снова, как и во время январских боев, появляется самодельная катапульта. А также трофейный водомет, захваченный у милиции, экзотические яркие люди с арбалетами за спиной и еще совсем неприметные, но с калашниковыми, причем автоматы они носят, не пряча под одеждой, а, напротив, открыто, напоказ, предлагают даже продемонстрировать пулемет. Но я отказываюсь. Верю вам, говорю.
— А против кого воевать-то собрались?
— Был бы пулемет, а против кого — найдется, — отвечают. И, кажется, у них дух захватывает от собственной крутости.
Вина
Из регионов начинают поступать новости о судьбе силовиков, покинувших Киев. Судя по всему, люстрация в отношении этих людей уже началась, даже без ее объявления. Впрочем, слово «самосуд» в данном случае более уместно.
Вот самые характерные из новостей.
В поселке Княжино Киевской области активисты Майдана останавливают и блокируют автобус с бойцами «Беркута». Разбивают стекла, протыкают шины. Беркутовцы открывают огонь и одновременно, скрываясь, рассеиваются по улицам. Однако впоследствии их всех ловят при помощи местных жителей. А затем отправляют в райотдел милиции — для установления личности и причастности к преступлениям против майдановцев.
А в Ровно беркутовцы уже в гражданской одежде выходят на сцену, установленную в центре города, и в микрофон каются перед собравшейся публикой, просят прощения. Нас заставили, не выпускали из Киева, говорят. Обещают искупить свои преступления кровью. Руководит церемонией обструкции некий плотный и решительный гражданин из местного актива с автоматом Калашникова наперевес.
Все это неудивительно. Ведь в руководство МВД Украины вошли люди, которые месяцами мешали с грязью, демонизировали, словом, кошмарили милицию. А исполняющим обязанности министра вместо бежавшего в Белоруссию генерала Захарченко вообще стал один из комендантов Майдана — Арсен Аваков.
Очевидно, что власть бросает своих на произвол судьбы.
В Верховной раде учреждается временная комиссия по вопросам расследования противоправных действий, связанных с массовыми акциями общественно-политического протеста. Там же готовят проект постановления о ликвидации спецподразделения МВД «Беркут».
И только в Крыму бойцов ВВ и «Беркута» встречают как героев. Похороны троих погибших в Киеве милиционеров-крымчан проходят при большом стечении народа, с воинскими почестями.
По последним данным, в ходе столкновений в Киеве огнестрельные ранения получили 130 правоохранителей, 16 погибли. Всего за медицинской помощью обратились более полутысячи сотрудников МВД.
a
