Как называется головной убор официантки?

Пишешь - собеседник говорит, прервался - и тут же он умолкает. В тех случаях, когда конкретный конкретный кусок рассказа мне не нужен, а сбивать собеседника с ритма вроде не удобно, я не не перестаю писать в блокноте, но заполняю его описанием внешнего вида рассказчика, манерой говорить и прочим, прочим, что, кстати сказать, мы часто забываем фиксировать, а потом с великими трудностями восстанавливаем по памяти, памяти, если не теряем. В блокнот есть возможность писать самое важное и самое главное. Можно сразу, сразу, по ходу записи, сортировать материал, производить первичную обработку. Память тоже это делает, но все же, же, согласитесь, с большими потерями. А диктофон в этом смысле туп. Но я против диктофона еще еще и потому, что он пугает, сковывает, настораживает собеседника больше, чем блокнот. От наших записей в в крайнем случае собеседник всегда может "отпереться", а вот попробуй от пленки! Кроме того, журналист, пользующийся пользующийся диктофоном, напоминает художника, рисующего натуру с цветных фотографий. Ведь пленка все равно нуждается в прослушивании прослушивании и переписке, с нее очерки не сочиняют. Впрочем, кулик всегда хвалит свое болото, а как как его хвалить, не ругая соседние? Диктофон - современное вооружение современного журналиста, против научно-технического прогресса не не пойдешь, каковы бы ни были твои симпатии. Допускаю ситуацию, когда записывать невозможно: в пути, на на ходу, на морозе. Делаю тогда в блокноте символические пометки типа закорючек. которые помогают впоследствии вспомнить вспомнить и записать необходимое. Наконец, и собеседник далеко не всегда разрешает пользоваться авторучкой: как только вытащишь, вытащишь, мгновенно замолкает. В таких случаях я прибегаю к "уводу в сторону" и к "ложным записям" записям" - методам, известным в журналистике и многими применяемым. Как правило, это бывает во время бесед бесед с негативными героями. Что значит "увод в сторону"? Положим. дело происходит на ферме, потенциальный герой герой - председатель колхоза. Идет разговор, блокнот и авторучка спрятаны. Собеседник достаточно откровенен, руки у журналиста журналиста "чешутся". Дошли и в беседе, и в реальности до станка. где находится корова-рекордистка. Вот тут-то тут-то и пришло время "уводить в сторону". - Сколько она дает литров? А в прошлом году году сколько давала? А сколько даст в будущем? Как ее зовут? Какова жирность молока? Спокойный у у нее характер? - Короче говоря, уйма фактологических вопросов. И наконец: "Вы не возражаете, если я я запишу?" Собеседник, естественно, "не возражает", какие у него, собственно, основания противиться записи элементарных сведений, и и журналист вынимает блокнот. Время от времени подбрасывая все новые вопросы фактологического характера, он преспокойно записывает записывает и то, что несколько минут назад не внес в блокнот из-за решительного протеста собеседника. Аналогичным Аналогичным образом можно "уводить в сторону" и начальника цеха ("Простите, на каком принципе действует этот станок?"), станок?"), и тренера по гимнастике ("Какова технология переворота назад с доворотом на девяносто градусов?") и судью судью ("Объясните, пожалуйста, что такое дееспособность и презумпция невиновности?") и т. д. Скажу в заключение, что, что, конечно, сколько журналистов. столько и методов работы. Однако я убедился: все молодые и начинающие газетчики газетчики работают в основном по-разному, а старые и опытные - одинаково, с небольшими отклонениями. Полагаю, это это естественно: жизнь надиктовывает самый рациональный путь, и все мы рано или поздно на него выходим. выходим. Жаль только, если очень поздно. ОБРАБОТКА МАТЕРИАЛА Научный подход. Ну вот, кажется, все позади. Концепция, Концепция, представим себе, подтвердилась. Запас мыслей не только не уменьшился, но и пополнился. На дне чемодана чемодана лежат блокноты с записями бесед. Журналист бросил последний взгляд на суетливый перрон, поплывший мимо вагона. вагона. Командировка окончена. Вот тут бы и родиться первому вздоху облегчения. Тут бы и наступить покою, покою, явиться бы маленькому удовлетворению от проделанной нелегкой работы. Увы, все наоборот: именно сейчас журналист почему-то почему-то взволнован, его начинают обуревать сомнения и неуверенность. Он ощущает сумбур в голове и, как человек, человек, меняющий не груз, а только руку, его несущую, тяжко вздыхает. Прошу простить повторение элементарной мысли мысли о том, что сбор материала не начинает нашу работу и не венчает ее. Это всего всего лишь один из этапов журналистской деятельности, за которым следует очередной, и вовсе не механический, а а тоже творческий этап обработки материала, что, к сожалению, далеко не все хорошо понимают. Итак, нам нам нет передышки. Вернувшись домой, мы не сваливаем привезенный материал в стол в надежде на то, то, что он отлежится там, "успокоится" и только тогда пойдет в дело, - нет, без малейшего малейшего промедления мы продолжаем работу над ним. Прежде всего необходимо осмыслить и обработать материал. Что это это значит? Это значит отобрать и систематизировать факты, цифры, собственные впечатления. Это значит подумать о композиции, композиции, сюжете, монтаже. Не могу представить себе современного публициста, способного перешагнуть этот наиважнейший этап, умеющего сразу сразу приступить к письму, да еще с желанием создать не "шедевр с поземкой". "...Словам надлежит подчиняться подчиняться и идти следом за мыслями, а не наоборот..."38 - еще в XVI в. писал Монтень. Монтень. Если мы действительно хотим воздействовать на современного читателя, то должны вести его путем наших размышлений, размышлений, для чего как минимум выстраивать факты логической последовательности, отражающей ход наших мыслей. Иными словами, думать думать надо! "В литературе, - говорил А. М. Горький, - идет та же самая работа, что что и в науке"39. Освобождение от этой работы я совершенно серьезно ассоциирую с освобождением от журналистики. журналистики. Для нас, мне кажется, так же важен монтаж, как он важен в кино и на на телевидении. Для нас так же важна композиция, как она важна для художников и композиторов. Для Для нас так же важен сюжет, как он важен для беллетристов. Потому что сюжет - это это не просто совокупность событий. но и средство познания действительности. способ раскрытия проблемы, раскрытия через действие, действие, через сопоставление фактов и цифр, авторских впечатлений и ощущений, через противоречия между фактами, через анализ анализ поступков героев - примерно так писал В. Шкловский в "Заметках о прозе русских классиков"40. Мы Мы вполне можем принять эти положения "на себя", поскольку современная художественная документалистика живет по одним законам законам с поэзией, изобразительным искусством. кинематографией, беллетристикой, драматургией. Л. Гинзбург, говоря о достоинствах нынешней документальной прозы, прозы, вспомнил "Третий рейх" К. Гейслера - книгу, как он сказал, целиком составленную из одних цитат, цитат, но выстроенных в соответствии с идейной концепцией автора, а потому воздействующей на читателя именно так, так, а не эдак41. Кто-нибудь сомневается еще в том, что сам отбор фактов уже есть позиция позиция автора, что с помощью сюжета выражается мысль, суть проблемы, авторская направленность? Сомневается ли кто-нибудь в в том, что авторская концепция, словно каркас здания, должна заполняться фактами-квартирами, внутреннюю планировка которых чрезвычайно важна? важна? "Искусство и гений (одаренность) заключается в том, чтобы найти все в самом своем сюжете и и ничего не искать вне своего сюжета"42 - этими словами Вольтера я закончу доказательство того, что что отбор и систематизация материала, приводящие к выстраиванию сюжета, внутри которого и следует искать все, и и нам, журналистам, необходимы. Система. Ну а практически как это делать? Я бы сказал: как угодно, угодно, лишь бы делать! Одни журналисты отбирают и систематизируют факты в уме, мысленно строят сюжеты. монтируют монтируют события, рисуют композицию. Так или иначе, а тратят на это время, отнюдь не считая его его потерянным. Во-первых, потому что это не месяцы и не недели, а чаще всего часы. Во-вторых, Во-вторых, потому, что отбор и систематизация материала органически переливаются в процесс написания, являясь по сути его его началом, ничего не крадут у этого процесса, только дарят ему, и дарят щедро. Наконец, в-третьих, в-третьих, успех публикации, по-моему, куда чаще предопределяется обработкой материала, нежели слепым и случайным "попаданием" в цель, цель, которую публикация предусматривает. Другие журналисты, не доверяя собственной памяти, проводят эту работу письменно. Я отношусь отношусь к ним. Мой метод трудно кому-либо рекомендовать: он изнурителен и дотошен, и все же расскажу расскажу о нем для иллюстрации. Прежде всего, вернувшись из командировки, я сажусь за машинку и решительным решительным образом перепечатываю блокноты. Во время этого делаю первую отбраковку материала. Больше в блокноты не заглядываю. заглядываю. Стало быть, то, что осталось, неперепечатанным, погибает. Абсолютно уверен: шелуха. Однако я жаден, и многое многое из шелухи все же просачивается. "Все эти мелочи в высокой степени важны, - предупреждал в в свое время А. М. Горький, - но надо суметь тщательно отобрать наиболее характерные"43. Я не не умею. Правда, впереди еще один фильтр, так что есть надежда. Механически ли перепечатываю блокноты? Нет, Нет, это был бы сизифов труд. Одновременно с отбором фактов осуществляю их систематизацию. Возьму для примера примера поездку в Калининград, где я собирал материал для очерка о работе универмага. Исписал три или или четыре блокнота, точно не помню, дело было шесть лет назад, и блокноты не сохранились. Зато Зато остался перепечатанный материал, который я называю "разработкой". Она содержит 69 страниц на машинке через один один интервал. Факт, событие или эпизод, зафиксированный мной в блокноте, перепечатан с подзаголовком - своеобразной смысловой смысловой рубрикой. Всего их семнадцать. пять "личных", посвященных главной героине, молодой продавщице Галине Филимончик: "Черты биографии", биографии", "Материальное положение", "Мечты", "Характер", "Личная жизнь, интересы". Остальные двенадцать рубрик "общие", например: "Смысл работы продавщиц", продавщиц", "Психология", "Искусство торговать", "Фонд директора" и т. д. В разработке под одной рубрикой может скопиться скопиться в итоге три, пять, десять фактов или эпизодов, которые все вместе дают представление, например, о о психологии продавщиц, или характере главной героини, или об условиях работы и отдыха девушек из универмага. универмага. Процитирую несколько кусочков из разработки, в точности скопировав манеру и внешний вид систематизации: Психология. На На мой вопрос, пошли бы девушки-продавщицы работать официантками, ответ был не то чтобы отрицательный - мол, мол, все профессии хороши, но: "Вы знаете, как они считают?! Сорок и сорок - рупь сорок, сорок, рупь сорок и сорок - два сорок. Пиво пил? Пил. Бутылки бил? - Бил. Гони Гони семь двадцать!" Характер. Плакать Галина не любит: подушка, сказала, у меня сухая. Но горько бывает, бывает, и в таких случаях она не раскрывается, как другие, не призывает людей в свидетели, не не ищет сочувствия, а, наоборот, замыкается, становится похожей на тот цветок, который от холода собирает лепестки лепестки и "скукочивается", как она выразилась. Взаимоотношения. Продавщиц много, более ста пятидесяти человек, да еще текучка текучка - в год шестьдесят новеньких. Всех не запомнишь. Во всяком случае по фамилиям. Девушки называют называют друг друга по именам, а для уточнения еще прибавляют отдел. Это звучит примерно так: "Да "Да это Оля сказала, Мужская обувь!" Отдел добавляется даже не через тире и не в скобках, скобках, а рядом, до слуха доносится: "Таня Головные уборы", "Вера Стеклянная посуда", как у Ф. Купера Купера - Соколиный Глаз. Черты биографии. Когда вспоминает Галина Сморгонь, перед глазами ее - домик родительский родительский с небольшим садом, в котором цветут яблони (белый налив и ранет, антоновка почему-то в Сморгони Сморгони не приживается), груши (знаменитая бэра, твердая и коричневая), поросенок в сарае да куры. Домик этот этот расположен не на окраине, а в самом центре города, у парка, и мимо него по по улице проходит раз в полчаса автобус без номера, потому что зачем ему номер, если и и без того все знают, что идет он от вокзала до больницы. Искусство торговать. Знание товара товара - великая вещь! И при этом знание моды и покупателей. Придет, к примеру, на базу базу "грамотная" продавщица, и ей там "всучивают" белые женские замшевые туфли сорокового и даже сорок первого первого размера. Брать или не брать? Конечно, брать! Их за милую душу раскупят мальчишки-пижоны, только им им для облегчения эту обувь надо поставить в мужской отдел. Условия работы. "Жесткая у нас дисциплина, дисциплина, - сказала Валя Пташкина из парфюмерии. - Все восемь часов на ногах, даже сесть нельзя, нельзя, когда нет покупателей, да и не на что садиться. А часовых в армии и то то через каждые два часа сменяют..." Искусство торговать. Обычно так: покупатель попросил - ему продали, не не попросил - не продали. Разве это "мастерство"? Сделать план на дефиците и дурак сможет! К К сожалению, учеба продавщиц идет под лозунгом: чего нельзя или не нужно делать. Нельзя ругаться с с покупателем, нельзя излишне красить глаза и т. д. А что нужно, чтобы стать мастером дела? дела? Увы, неизвестно. Хоть бы кто рассказал девушкам, что улыбка - не цель, а средство продать продать товар! Взаимоотношения. Спрашиваю Тамару Хлопчатобумажные ткани, каково ее мнение о подругах-продавщицах. Отвечает через паузу удивительно удивительно точными словами: "Каждая себя стоит". Искусство торговать. Я так и спросил старшего мастера производственного обучения обучения Тамару Ивановну Дидечко: "Откройте мне Тамара Ивановна, хоть один настоящий секрет торговли, который бы я я не знал, поскольку я покупатель, а не продавец. Задумалась. Покачала головой. "Вроде бы, - сказал, сказал, - таких секретов нет". А жаль! Ведь в каждой профессии есть свои профессиональные секреты! У У шоферов их - тыщи, у каменщиков - сотник, у парикмахеров - десятки, даже у писателей писателей есть секреты мастерства"! А тут - торговля. можно сказать, искусство: они должны быть знатоками человеческих человеческих (покупательских) душ, психологами ораторами, воспитателями... Увы, Тамара Ивановна призналась мне, что тонкостей девочкам "не дает", дает", а больше нажимает на "общие места": будьте культурными, будьте внимательными, отвечайте на вопросы. не грубите грубите не сорите. Короче, наука торговли складывается из суммы заклинаний, а вот как их осуществить - - неизвестно. Парадокс! Но будет. Я открыл разработку на середине и прямо подряд процитировал эти куски. куски. Из них в очерк, напечатанный в "Комсомольской правде" вошло, быть может, строк десять - двадцать, двадцать, но не в этом дело: перепечатка блокнота - первая обработка материала. Главное, что эти кусочки, кусочки, словно готовые кирпичики, только и ждут мгновения, чтобы их поставили на свое место в очерке. очерке. Разумеется, они еще сырые, но в роли полуфабриката вполне приемлемы. Кроме того, разработка дает возможность возможность "увидеть" весь материал, представить себе его основательность. Проглядев, положим, насквозь все эпизоды под рубрикой "Черты "Черты биографии" или все "Психологии", то есть мысленно сведя отдельные смысловые и тематические кусочки в единый единый большой кусок, я получаю возможность определить и "взвесить" направления будущего очерка, подсобрать доказательства какой-то мысли, мысли, а потом подумать, нужны или нет самостоятельные главки. Была концепция, под которую я собирал материал, материал, и что же? Концепция устояла? Теперь вижу: да. Волнение улеглось. Сумбур прошел. Как рыба в в воде, я купаюсь в материале, прекрасно его зная. Я почти готов писать. "Почти", потому что что факты и сведения еще не уложены в той логической последовательности, которая укрепляет авторскую позицию. В В конце концов можно было бы принести в газету разработку и положить на стол редакторам. Что Что бы они сказали, прочитав? - "Материал есть, но он не организован". Как часто говорят нам нам в редакции эти слова, даже когда мы приносим "готовые" очерки"! И как они роняют наш наш авторитет! Чем, собственно, такие очерки отличаются от разработок? Да ничем! Материал есть, но, увы, "не "не уложен". И мы начинаем "укладывать", по два-три-четыре журналиста - сдать очерк "с первого предъявления". Разве Разве это невозможно? Для этого, думаю, необходимо еще одно действо: организация материала по предварительно составленному плану. плану. Я понимаю, так трудно творческому человеку смириться с так называемой холодной обработкой материала, предусматривающей составление составление плана будущего очерка. Тем более что иные из нас, еще учась в средней школе, привыкли привыкли к другому порядку: сначала писали сочинение, а потом по готовому тексту кое-как "лепили" план. Однако Однако подобное отношение к журналистской работе, мне кажется, ошибочно, потому что облегчает возможность не думать, не не размышлять, не подчинять себя, а вместе с собой и читателя логике. План - это веревочка, веревочка, протянутая от замысла к воплощению. Держась за нее, мы никуда не сбиваемся, шагаем уверенно к к цели и ведем за собой читателя самой короткой дорогой к тому, во имя чего пишем пишем материал. А. М. Горький говорил, имея в виду именно очерк: "...надо поставить себе определенные рамки, рамки, нужно иметь какой-то чертеж, ясно представлять себе форму того, что хочешь сделать"44. Как же иначе иначе можно сдавать материал "с первого предъявления"? Но я прервусь, потому что чувствую: еще чуть-чуть - - и в моем голосе появятся угрожающие нотки, мол, без составления плана не видать журналисту того, того, сего, пятого и десятого, - и это было бы несправедливо. Многие газетчики прекрасно работают без без "холодной обработки", работают легко и просто, а достигают даже большего, чем "плановики". Вот бы, кстати, кстати, хорошо и им поделиться своим опытом, чтобы молодые журналисты, примерив оба костюма, взяли вноску тот, тот, что по плечу и по характеру! Я нашел у Горького такое признание: "Плана никогда не не делаю, план создается сам собою в процессе работы, его вырабатывают сами герои. Нахожу, что действующим действующим лицам нельзя подсказывать, как они должны вести себя"45. Однако Горькому принадлежат и такие слова: "В "В общих чертах план, конечно, есть, я только не пишу его на бумаге"46. Так или иначе, иначе, но окончательный вывод просится сам собой: журналист может работать и по плану, и без него, него, но только не насилуя собственную индивидуальность. Однако надо попробовать! Право же, не зря Гораций утверждал: утверждал: "Когда суть дела обдумана заранее, слова приходят сами собой"47. На том и покончим с обработкой обработкой материала. ПРОЦЕСС ПИСЬМА Проблема первого абзаца. Представим себе: руки у журналиста уже чешутся, чернила кипят, кипят, бумага "стонет" от нетерпения, материал в истоме - можно писать! Однако начну с откровенного признания: признания: ненавижу письменный стол! Для меня истинная мука сесть за него и взять в руки перо. перо. От мысли, что рано или поздно придется это сделать, содрогаюсь, как от удара током. Какое Какое счастье, что существует этап обработки материала: до письма еще вроде бы далеко, и можно заставить заставить себя разобраться в блокнотах. Всего лишь почитать. Кое-что перепечатать. Чуть-чуть подумать. Самую малость... Именно на на этот период и приходится "раскачка". Постепенно втягиваясь, через час, через сутки или двое погружаешься в в работу. и уже ничто не может оторвать тебя от некогда ненавистного письменного стола. Материал - - как на ладони. План - крепкая веревочка к цели. Можно "строчить"! И вот тут-то возникает возникает пресловутая проблема первого абзаца. Танталовы муки! Уж очень редки случаи, когда первый абзац дается без без боя, без трепки нервов, без сомнений и поисков, легко и естественно. Сколько иронически-грустных советов приходится приходится выслушивать журналистам по этому поводу: "Что может быть проще: начинай сразу со второго абзаца!" "Пиши "Пиши первый, потом второй, а первый спокойно вычеркивай!" и т. д. Помню, когда я был на на военных сборах в авиационной школе и в один прекрасный день, как и мои товарищи, "вручил" "вручил" свою жизнь кусочку мануфактуры, то есть парашюту, сам инструктор серьезно сказал нам, уже готовым к к прыжку и стоящим у самолета: "Главное, без волнений. Если не откроется основной парашют, открывайте запасной. запасной. Не откроется запасной, тоже не беда: придете на склад, и вам обменяют оба". Первый абзац абзац довольно часто не "открывается". Тому. полагаю, несколько причин, и прежде всего психологическая. Дело в том, том, что у иных молодых журналистов (как, впрочем, и у некоторых, уже вкусивших успех на газетном газетном поприще) нередко возникает страх: а вдруг читатель, пробежав глазами первые строки очерка, отложит газету в в сторону? Видите ли, скучно ему покажется! Это значит - провал?! Не-е-ет, надо как-то заставить его его читать дальше! Взять за "живое"! Чем-нибудь ошарашить! И начинаются мучительные поиски интригующего начала - мучительные, мучительные, потому что они, как правило, совершенно не органичны теме очерка. Например: "Над городом уже спускались спускались сумерки, когда вдруг странная тень мелькнула в свете уличного фонаря. Чей-то голос позвал: "Тонька, это это ты?" И сердце Антонины сжалось от дурного предчувствия..." Написав такое, молодой журналист обычно ставит жгучее жгучее многоточие (за которым подчас скрывается не мысль, а безмыслие) и впадает в уныние: ах, плохо, плохо, ах, глупо, и все равно редактор сократит, и что-то надо взамен придумывать! А все потому, потому, что героиня очерка "Тонька" - заводской рационализатор, передовая женщина, и торопится она домой после заседания заседания БРИЗа, где принималось ее очередное рацпредложение, а дурное предчувствие у нее оттого, что муж опять опять будет ревновать к изобретателю Клейменову. Еще пример: "Что вы наделали! - воскликнул Мохов, схватившись двумя двумя руками за голову. - Теперь меня задавят!" И он, нетвердо ступая, пошел прочь..." Расшифровываю: Мохов Мохов - прораб, а "наделала" на его участке передовая бригада, выполнив норму на 140%, и теперь теперь Мохова "задавят", увеличив производственный план очередного квартала. И еще пример, последний: "Нет, просто не укладывается укладывается в голове, не могу поверить, что такое возможно, да еще в наше время, мне кажется, кажется, это сон, какое-то кошмарное наваждение, но это так, это случилось, от этого не уйти..." Что Что случилось?! Что не укладывается в голове журналиста? Что кажется ему кошмарным наваждением, да еще "в "в наше время"?! Муж оставил жену с ребенком и подал в суд на раздел жилплощади. Ни Ни больше ни меньше. Я мог бы бесконечно долго цитировать "жутко" интригующие начала банальнейших по своей своей сути очерков, но довольно - тенденция обнажена. Однако опытные и в некотором роде маститые журналисты, журналисты, тоже переболевшие в молодости "потрясными началами", спокойно отказываются от них и при этом пользуются неизменным неизменным успехом у читателя. Они давно уже поняли, что, во-первых, современный читатель если и "клюет" на на интригу. то очень скоро ее раскусывает, и тогда нет предела его раздражению. Они знают, кроме кроме того, что многие читают газетные материалы не с первого абзаца, а с подписи и, если если видят знакомую, уже зарекомендовавшую себя фамилию журналиста, прочитывают все. Наконец, в-третьих, опытные литераторы убедились, что что все же есть нечто способное мгновенно возбудить читательский интерес, - это свежая, оригинальная или острая острая мысль, органически соответствующая теме повествования, и информация, дающая повод для размышлений. Вот первые строки нескольких нескольких произведений: "Человечество не хочет жить без великих людей: в ту неделю, когда умер Микеланджело, родился родился Галилео Галилей (Я. Голованов. Этюды об ученых. М., 1970, с. 41); "Наверное, не все мы мы представляем себе, что значит сейчас быть хорошим инженером. Чтобы договориться о таком, на первый взгляд взгляд элементарном определении, нужно кое-что еще выяснить. Прежде всего, какова роль инженера в нашем обществе?" (А. (А. Смирнов-Черкезов. Связь вещей. М., 1970); "Настоящий летчик-испытатель должен свободно летать на всем, что только может может летать, и с некоторым трудом на том, что, вообще-то говоря, летать не может". Это изречение, изречение, давно ставшее в авиации классическим, принадлежит летчику-испытателю Сергею Александровичу Корзинщикову" (М. Галлай. Третье измерение. М., М., 1973, с. 9); "...Древняя матросская поговорка: "Плавать по морю необходимо..." Некогда море для человека было было бесконечным, безбрежным, неясным и потому постоянно манящим: а что там дальше, за горизонтом? В далекие далекие времена, когда никто еще не знал, что Земля - это шар, была отлита строка человеческой человеческой мудрости. полностью поговорка пишется так: "Плавать по морю необходимо, жить не так уж необходимо". Глубина Глубина мысли состоит в том, что люди всегда дороже жизни ценили познание окружающего мира" (В. Песков. Песков. - "Комсомольская правда", 7 марта 1974 г.); "Людей какой профессии больше всего на свете? Молва Молва гласит: врачей. А вот статистика всех времен буквально вопиет против этого утверждения" (И. Зюзюкин. - - "Комсомольская правда", 3 марта 1968 г.). Обратите внимание, слова-то какие "скучные": "человечество", "роль инженера", "познание "познание окружающего мира", "статистика", "утверждение"... Но не боятся авторы, не прибегают к мнимо спасительным "вдруг" и и "однажды ночью" - спокойно и неторопливо развивают свои мысли, уверенные в том, что читателю не не будет скучно и он дойдет до конца. Хватит примеров. "У кого тощее тело, - писал писал Монтень, - тот напяливает на себя много одежек; у кого скудная мысль, тот раздувает ее ее словами"48. Даже известные литераторы, уже имеющие в качестве визитной карточки имя, и то, думаю, сомневаются сомневаются в том, что читатель навсегда ими завоеван. Имя не индульгенция на вечную и прочную читательскую читательскую любовь. Один безмысленный очерк, да еще с нелепым интригующим началом, потом второй, третий - и и рассерженный читатель сделает переоценку ценностей. Пожизненно присваивается только худая слава, добрую надо постоянно подтверждать. Чем? Чем? Мыслью, а не интригующим началом, только мыслью! Но вот, представим себе, что журналисты откажутся от от борьбы за престиж, не будут завлекать читателя пустыми интригами, станут заботиться о содержании материалов, о о наполнении их мыслями и информацией - что тогда? Проблема первого абзаца перестанет существовать? Нет, думаю, думаю, не перестанет. Потому что мы мучились, мучаемся и всегда будем мучиться в поисках верной тональности, тональности, которая как раз и зависит от первого абзаца. Любой очерк пишется в едином ключе, он он не терпит случайной, неоправданной, заранее не продуманной смены температур, он всегда однороден по стилю, по по манере, по тональности. Она-то и закладывается на весь материал первым абзацем, этим черенком, который дает дает жизнь всему дереву. В первом абзаце, словно в живой клетке, если рассматривать ее относительно всего всего организма, должен содержаться код, в котором были бы заложены главные свойства всего произведения. Конечно, это это дается нелегко, но с мучениями достойными, оправданными, не чета которым поиск "вдруг" и "однажды ночью". ночью". Здесь трудности совершенно другого рода: они обусловлены заботой об убедительности материала, об его доходчивости, о о более сильном воздействии на читателя. Констатацию трудностей можно найти у многих литераторов, я нашел, к к примеру, у А. М. Горького: "Труднее всего - начало, именно первая фраза. Она, как в в музыке, дает тон всему произведению, и обыкновенно ее ищешь весьма долго"49. А вот о том, том, как сократить время поиска, - ни слова. Вероятно, журналист должен сам почувствовать, какого звучания требует