Марина Бородицкая
купила книжку

стихотворенье - домик,
его легко сложить,
пришел для рифмы гномик
и в нем остался жить...
Сказка
Чтобы голос подать, чтобы просто заговорить,
надо прежде связать одиннадцать грубых рубах:
босиком истоптать крапиву, вытянуть нить
и плести как кольчуги, нет, не за совесть — за страх.
Чтобы голос подать и спасти себя от костра,
надо диких одиннадцать птиц обратить в людей,
превратить их обратно в братьев, срок до утра,
и не тает в окошке живой сугроб лебедей.
Чтобы голос подать, чтобы всех — и себя — спасти,
надо крепко забыть два слова: «больно» и «тяжело»,
и топтать, и плести, и тянуть, и плести, плести…
И всегда у младшего вместо руки — крыло.

* * *
Косынка, пижамка, пелёнка,
Прохлада, как в летнем лесу...
Я выкупанного ребёнка
В постель на закорках несу.
Сердитого, теплого зайку
Из ванной везу на спине -
Коленки сквозь нежную байку
Под рёбра втыкаются мне.
Пусть лошадь и кормлена худо,
И масти довольно простой,
А всадник не тянет и пуда -
Зато он сидит как влитой!
И будет наездник он добрый:
Недаром же дал мне Господь
Отличные, прочные рёбра,
Практичную, лёгкую плоть.
Ни роста, ни стати, ни пыла,
Ни прочих изящных затей -
Одна лошадиная сила
Досталась породе моей.
На нас сэкономлены средства,
Зато нам легко на земле:
Ведь мы - переносчики детства,
Мы учим держаться в седле.
***
В раннем детстве слова
отбили меня у нот:
взяли численным превосходством,
обошлись простым мордобоем.
В средней школе они
отбили меня у чисел.
В ход пошла стратегия,
отвлекающие манёвры:
на районной олимпиаде,
за шаг до решенья задачи,
мне шептали в ухо,
что икс - это вечно искомое,
а с игреком не дай мне бог заиграться.
Потом слова
отбивали меня у мужей:
одного взяли штурмом, другого измором.
И только дети
поступили тактически верно:
опустили мосты,
впустили противника в крепость
и встали с мисками в очередь
перед походной кухней.
***
* * *
Медный кран, серебряная струя,
раковина звенит.
Двое в кухне: бабушка Вера и я,
солнце ползет в зенит.
Ковшик ладоней к струе подношу,
воду держу в горсти -
и честно размазываю по лицу,
что удалось донести.
- Раз, - объявляет бабушка, - два, -
но не считает до трех,
а произносит смешные слова:
Троицу - любит - Бог...
Бабушка Вера не верит в Бога,
но слов удивительных знает много.
И я послушно в лицо плещу
и переспрашивать не хочу.
Вот эта свежесть и будет - Троица,
она уже никуда не скроется,
с лица не смоется, в кран не втянется,
в небесной кухне навек останется:
в просторной кухне с живой водой,
с окном, где солнечный глаз,
и с бабушкой Верой, еще молодой,
такой же, как я - сейчас.
***
Такой малютик годовалый, еще молочный, на пружинках,
ну, не совсем уж годовалый, но и не то, чтобы двухлетний,
за голубем трусит по скверу,
поймать его решившись твердо.
А голубь дурака валяет
и от него пешком уходит,
и не подлетывает даже,
и не боится ни черта.
И столько в этом ликованья,
что и смотреть невыносимо,
и не смотреть невыносимо,
и хочется сказать спасибо,
и побежать, и улететь
Первый класс
В каморке за шкафом, исконно моей –
Сестрёнка грудная и мама при ней.
Сестрёнка кряхтит и мяучит во сне.
С отцом на диване постелено мне.
...Опять среди ночи вопьётся в мой сон
Тот сдавленный вой, тот мучительный стон:
«Огонь!» – он кричит, он кричит на меня, –
Боится огня или просит огня?
«Огонь!» – он кричит, я его тормошу,
Зову и реву, и проснуться прошу...
А утром он чайник снимает с огня,
В колготки и платье вдевает меня,
Доводит во мраке до школьных ворот
И дальше, сутулясь, со скрипкой идёт.
Из Китая
Треск резинки – и взлетает
Резкий, хрупкий вертолет.
– Пап, откуда?! – Из Китая.
Пятьдесят девятый год.
Зонтик лаковый, бумажный
В трубку толстенькую сжат,
И шуршит на кукле важной
Неснимаемый халат.
Круглый веер с веткой дуба:
Шелк натянут – в пальцах зуд,
Но сияя белозубо,
Кеды взнузданные ждут!
Воспитательница Сяо
В детской книжице жила:
С детских слов письмо писала,
Тонкой кисточкой вела.
С папой книжку полистаю,
Суну нос в цветочный чай…
Я когда-нибудь слетаю
В этот праздничный Китай!
Как я седлаю лошадь
Я сую лошадке трензель,
А лошадка не берет.
Трензель – это вам не крендель,
А совсем наоборот.
Трензель – это железяка,
Это просто удила.
Я сую лошадке сахар –
Сахар, умница, взяла!
Я сую лошадке трензель,
Нажимаю на губу...
У нее, как будто вензель,
Метка белая на лбу.
Я топчусь, лошадка рада:
Не берет – и все дела!
Молодец! Так мне и надо!
Я б давно уже взяла.
не отсюда, когда лениво было набирать тексты, гуглина и нагуглила
Кормящая
Мой возлюбленный, проснулся ты в ночи,
Ищешь грудь мою, спешишь приникнуть к ней,
Что подобна двойням серны. О, молчи!
Сколь прекрасен ты собою, царь царей!
Твой живот смуглее чаши золотой,
Естество нежнее лилий на ветру.
Освежите меня яблок кожурой,
А уж мякоть я на тёрочке натру.
Мёд и млеко у тебя под языком,
Я не чую, что сосцы мои в крови.
Подкрепите меня чаем с молоком,
Ибо я изнемогаю от любви.