За рождение без насилия=2 "Подготовка к рождению" Фредерик Лебойе

“ОТВЕТ - В ВОПРОСЕ”

1.
Вы спрашивали:
“Как подготовить ребенка? Может быть, тонкими электродами?..”
Мы растеряны.
Но не ребенка, а себя нам надо готовить.
Это наши глаза надо открыть.
Это наше ослепление должно кончиться.
Просто нужно немного понимания,
и все окажется чрезвычайно просто.

2.
В общем, все начинается с парадокса.
Ребенок был в тюрьме, и вот свободен, а он горланит!
Это, говорят, случается с заключенными.
Им открывают камеру.
И свобода их опьяняет.
Они не прекращают ни на минуту искать ту перекладину, которую проклинали.
Как будто им не хватает тюрьмы.
Этому младенцу, которого сводит с ума свобода, хочется сказать:
“Ну же, несчастный, прекрати орать!
Ты в тоске, а должен ликовать,
Пойми, что с тобой произошло, наслаждайся своей свободой.
Посмотри, как ты можешь резвиться, потягиваться.
И как ты при этом можешь плакать?”
Какой стыд.
Как это прекратить?
Как понять этого малыша?
Очень просто.
Надо говорить с ребенком на его языке.
На том всеобщем языке, на котором говорят везде, он не имеет слов, его понимают в любом возрасте - это любовь.
Говорить с любовью… с новорожденным!
Без сомненья.

Надо говорить с ним так, как беседуют влюбленные.
А что говорят друг другу влюбленные?
Они не говорят, они касаются друг друга.
Чтобы сделать это, они гасят свет.
Или просто закрывают глаза.
Они создают темноту вокруг себя.
И в сумраке, слегка касаясь друг друга, ведут разговор.
Они заключают друг друга в объятья, эту темницу, охраняющую от окружающего мира.
Говорят их руки, понимают друг друга сердца.
Только так и нужно разговаривать с новорожденным, руками легкими,
но любящими, которые медленно-медленно
привыкают к ритму “его” дыхания.
Но не будем торопиться!
Шаг за шагом, чувство за чувством.

3.
Начнем с глаз.
Сделаем, как влюбленные - погасим свет.
Что может совершить любовь, освещенная прожектором?
Как умиротворяет темнота!
Сама мать наслаждается сумраком.
Не закрываем ли мы иногда глаза, чтобы лучше слышать?

4.
Теперь уши.
Ничего нет проще: создадим тишину.
Просто?
Это менее просто, чем кажется.
Мы настолько болтливы!
В общем, остаться в молчании с кем-либо - эксперимент настолько волнующий, что вряд ли кто-то осмелится из него.
Создать тишину, быть внимательным к “другому”, выслушать, почувствовать без слов.
К этому надо готовиться. Тренироваться.
И понять, зачем это нужно.
Первые женщины, родившие в тишине, были настолько взволнованы, что об этом необходимо рассказать.
Уже в конце родов, перед изгнанием плода, мы говорили мало, о том, чтобы не нарушить мира и приготовиться к принятию ребенка. Но как только ребенок появляется, мы не произносим больше ни слова.
Если нужно было иногда сказать что-либо, отдать какие-либо распоряжения, это проделывалось еле слышным голосом, почти без звука. Чтобы не смущать первые мгновения жизни младенца.
Этот способ ведения родов, совершенно естественный, Но все же удивляющий многих, заставал женщин врасплох настолько, что они довольно быстро впадали в панику!
Вместо того, чтобы кричать, как обычно, ребенок успокаивается после двух-трех мощных вскриков. И в наступившей тишине женщины слышат… что они не слышат плачущего ребенка!
Их глаза быстро наполняются удивлением и тревогой! Перебегая с одного ассистента на другого, они вопрошают о непонятном!
Затем, не в силах более ждать.
“Почему же он не кричит?”
Это было ошеломляюще, душераздирающая сцена.
“Почему же он не кричит, мой ребенок?”
В этом восклицании столько удивления, столько сожаления и требования, то мы застыли, пораженные.
Настолько привыкли, что надо, чтобы младенец кричал. Настолько бессознательно отпечатано в мозгу, что “рождение - это страдание”.
Что сказать? Что ответить?
Эти женщины не были предупреждены, подготовлены, потому что для нас эта тишина разумелась сама собой.
Мы настолько развращены. Что вещь вполне обычная и простая застает нас врасплох, ошеломляет.
“Он неживой, мой ребенок!” - продолжает обеспокоенный голос.
Это было странно, жалко.
“Ваш ребенок в полном порядке” - говорили мы, жестами приглашая женщину говорить тише. Только для того, чтобы пощадить уши малыша.
Но несчастную наши тихие голоса пугали еще больше!
“Он умер! Мой малыш умер!” - восклицали они, заводя старую песню.
Умер? Их ребенок лежал у них на животе, шевелящийся, двигающийся.
“Ну же, - говорили мы, - мертвые не двигаются. Вы хорошо чувствуете, что ваш ребенок двигается, что он доволен”.
Все это произносится опять же тихо. Как же сделать, чтобы они были счастливы оба, мать и дитя!..
Поздно, конечно, мы пытались объяснить женщинам причину этой тишины, необходимость уважать ребенка, защитить его уши, позаботиться о том, чтобы не напугать его раскатами своего голоса. Мы старались объяснить им, что больше нет необходимости страдать и плакать, приходя в этот мир, что совсем не обязательно мучиться при рождении. Напрасный труд. Слишком поздно.
Наши объяснения не достигал их. Их глаза были полны сомнения. И сожаления!
В конце концов они все же начинали успокаиваться.
“Ваш ребенок чувствует себя настолько хорошо, настолько это вообще возможно” - повторяли мы вновь, чтобы их ободрить.
“Вы считаете?” - говорили они тоном, полным недоверия.
По правде говоря, действительно, поразителен ребенок, который тут же после рождения, испустив один-два крика, принимается лепетать, зевать, потягиваться и входить в эту жизнь, как будто он очнулся от приятного сна.
Это так же удивляет и пугает не имеющих к этому привычки, как женщина, рожающая с улыбкой, без единого крика, с сияющим лицом.
Все вышесказанное - для того, чтобы сказать, что женщины должны быть подготовлены.
Не поставлены перед фактом! Напротив.
Необходимо, чтобы они участвовали в этом сознательно, все понимая.
Нужно, чтобы они знали, что ребенок слышит, что его уши очень чувствительны. Их легко ранить.
Короче, нужно, чтобы они с первых мгновений научились любить ребенка ради него самого, а не ради себя.
Ребенок - это не игрушка, не украшение. Это существо, которое им доверили.
Путь женщины поймут, почувствуют.
“Я его мать”, а не “Это мой ребенок”.

5.
Это обучение тишине необходимо в такой же мере тем, кто помогает во время родов акушерам и акушеркам.
В родильной комнате слишком много и громко говорят. Восклицания: “Тужьтесь! Да тужьтесь же, наконец!” - очень редко произносятся шепотом.
К большому сожалению.
Громкие, гулкие звуки и возгласы гораздо больше пугают женщин, чем помогают им. Поэтому мы говорим с ними тихими голосами, мы умиротворяем их. И гораздо больше это помогает им, чем крики.

Пусть помощники тоже пройдут школу тишины. Пусть они подготовятся достойно встретить ребенка.

6.
Темнота или полумрак, тишина…
И воцаряется необыкновенный мир.
И уважение, с каким подобает встретить прибывающего путешественника, младенца.
В церкви никто не кричит. Инстинктивно все снижают голос. Если есть еще столь же святое место, то оно здесь.
Полумрак, тишина, что еще необходимо? Терпение. Или, вернее, обучение необыкновенной медлительности. Почти неподвижности.
Без согласия на это внутреннее спокойствие нельзя надеяться на успех. Невозможно будет понять ребенка.
Согласите на эту медлительность, проникновение в нее - это еще одно упражнение, требующее подготовки.
Как для женщины, так и для присутствующих.
Чтобы достигнуть успеха, надо еще вспомнить, из какого странного мира приходит малыш.
Сантиметр за сантиметром, или еще меньше, он приближается к падению в ад. Двигаясь все медленнее и медленнее, он собирал силы, накапливал значительную энергию.
Не испытав на своем собственном теле этой крайней медлительности, невозможно понять и рождение. Невозможно встретить новорожденного.
Чтобы это принятие, эта встреча произошли, нужно выйти из времени. Выйти из “нашего” времени, из привычек, личных вкусов, из всего, стремительно протекающего.
Наше время и время новорожденного практически непримиримы.
Одно обладает медлительностью. Близкой к неподвижности.
Другое, - нашa суета, граничащая с исступлением.
Впрочем, мы никогда не находимся “здесь”. Мы всегда где-то там. В прошлом, в наших воспоминаниях. В будущем, наших проектах. Мы всегда находимся либо до, либо после. “Сейчас” - никогда.
Чтобы встретить новорожденного, нужно отрешиться от нашего времени, бешено текущего.
Вот что кажется тоже невозможным.
Как выйти из времени, этой сумасшедшей войны?
Очень просто.
Достаточно быть здесь.
“Быть здесь”, как будто нет больше будущего и прошлого. Нужно “быть здесь”, как будто дальше времени не существует. И это “конец” времени. Потому что это начало.
Все очень просто. А кажется невозможно.
Как примирить непримиримое, встретиться с нулем или бесконечностью?
Требуется пристальное внимание.
Наблюдатель открывает себе новорожденного, как будто до того никогда его не видел. И испытывает такое удивление… что забывает все. Включая самого себя.
Он сам исчезает!
Остается только младенец.
Прекратилось это древнее. Вечное и иллюзорное деление на тех, кто смотрит, и тех, кого рассматривают.
Существует только этот ребенок, которого созерцают. Не такого, какого мы знаем, о котором выучили, прочитали или нам сказали. Его созерцают таким, какой он есть.
На него смотрят. Или, лучше, дают ему заполнить всего себя. Без посторонних советов. Без предупреждений. Во всей невинности. Во всей новизне.
Все становятся просто “им”.
Акушер снова стал новорожденным.
Он снова пережил свое рождение. И он снова обрел свою чистоту.
Не умея того, он отрешился от времени.
Вместе с ребенком он на пороге вечности… И я в свою очередь лечу, приближаюсь к этому.
Но подождем ребенка.

7.
Все готово: полумрак, тишина, сосредоточенность. Время остановлено.
Ребенок может появиться.
8.
Вот и он!
Он выходит… Сначала голова. Затем руки, которым помогают освободиться, просунув по пальцу подмышки.
Поддерживая таким образом ребенка под каждой рукой, его поднимают, как его вытащили бы из колодца. И главное - не трогают голову! Его кладут прямо на материнский живот.
Какое место подошло бы лучше, чтобы принять ребенка? Это материнский живот, по размеру и форме точно соответствующий малышу. За мгновение до этого выпуклый, теперь впалый, кажется, что он ждет его, как гнездо.
Теплота и мягкость живота, его поднятие и спуск в ритме дыхания, его нежность, живое тепло кожи - великолепное место для новорожденного.
Наконец, а это главное, близость этого места позволяет сохранить целой пуповину.

9.
Большой жестокостью является перерезание пуповины сразу же после того, как ребенок выйдет из материнского живота. И это очень плохо влияет на ребенка.
Сохранить пуповину целой, пока она бьется, значит - трансформировать рождение.
Во-первых, это обяжет акушера быть терпеливым. Это призовет его, как и мать, уважать ритм ребенка.
Во-вторых, есть причина важнее.
Как мы уже сказали, воздух, наполняя легкие малыша, производит эффект ожога.
Более того, до рождения ребенок не знал ничего, кроме себя самого.
Он не делал никакого различия между миром и собой, потому что снаружи и внутри было одно - он сам. Он не знал различий, он не знал, например, холода. Холод - только противоположность теплу. Температура тела малыша такая же, как и у матери, не давала повода для сравнений.
До рождения не существовало ни “внутри”, ни “снаружи”, так же , как не было ни тепла, ни холода.
Приходя в этот мир, новорожденный попадает в царство противоположностей, где все либо хорошо, либо плохо, приятно или неприятно, сухо или мокро… Он открывает эти контрасты, неразделимые, как братья-враги.
А как ребенок выходит в царство противоположностей? Чувствами? Нет, это придет несколько позже.
Именно с дыханием открывается царство контрастов. С первым вздохом он переступает порог. Вот где вход.
Он вдыхает. Со вздохом приходит его противоположность: выход. Который, в свою очередь…
И вот запущен вечный маятник, принцип существования этого мира. Где все рождаются из своей противоположности: день из ночи, лето из зимы, богатство из бедности, сила из смирения.
Без конца и без начала.

10.
Дышать - значит быть в унисон со всем миром, в согласии с универсальным и вечным биением.
Проще говоря, это значит использовать кислород и освобождаться от продуктов распада, главным образом - углекислого газа.
Но в этом простом обмене встречаются две вселенные, встречаются друг с другом, пытаются смешаться, соприкоснуться: внутренний мир и мир внешний.
Два мира, теперь разделенные, пытаются обрести друг друга: мир организма, внутренний, маленького “я”, и огромный внешний мир.
В легких встречаются кровь, поднимающаяся из глубин, и воздух, поступающий сверху.
Этот воздух, эта кровь текут навстречу друг другу, жаждут слиться.
И не могут, разделенные, как стеной, тончайшей перегородкой альвеол.
И одна и другой “вздыхают” о потерянном единстве.
Кровь приходит в легкие темной, лишенной кислорода, тяжелой от отходов жизнедеятельности, углекислого газа и др., которые делают ее, старой, бессильной, умирающей. Здесь она освободится от старости, наполнится энергией, молодостью.
Перерождения этим “купанием” в источнике Молодости она течет далее живая, обогащенная, алая. И снова погружается в глубину. Тратя там свои сокровища. И снова наполняется отходами. Возвращается в легкие и там обновляется вновь… Неразрывный, бесконечный круг.
А что касается сердца, то оно оживляет этот круг, посылая обновленную кровь к жаждущим тканям организма, по так называемому большому кругу кровообращения. В то время, как старая кровь, использованная, направляется им в легкие, к источнику молодости по малому кругу кровообращение.
Путь большого круга далек, он ведет кровь из сердца к границам королевства: к макушке, к конечностям, к внутренним органам.
Малый круг короток - он ведет от сердца к легким и возвращается обратно.
А как обстоят дела у плода, чьи легкие еще не работают?
Кровь плода, точно так же, как и наша, нуждается в обновлении.
И чтобы это сделать, он возвращается в плаценту. Именно плацента выполняет роль легких, кроме остального.
Туда кровь приходит по пуповине и возвращается: три сосуда, одна вена и две артерии, в одном чехле.
В плаценте кровь обновляется не в контакте с воздухом, а в контакте с кровью матери, обновляющейся в свою очередь, в легких.
Мать дышит для младенца. Точно так же, как она питается для него, носит его, защищает. Спит и видит сны. Делает для него все..
Не находиться ли ребенок в полной зависимости от матери до рождения?
А далее, после рождения, что происходит? Необыкновенное происшествие, потрясение, революция: кровь, до этих пор идущая через пуповину, устремляется в юные легкие!
Она покидает старую дорогу, новое русло. Она оставляет материнскую дорогу. Ребенок берет на себя дыхание, обогащение крови кислородом своими легкими.
Он говорит:
“Женщина, что общего между мной и тобой?
Зачем нужен посредник между землей и мной?”
Вот что объявляет ребенок дыханием.
Это только первый шаг: во всем, кроме воздуха, ребенок полностью зависим от матери.
Но этот путь уже начат.
Дыша, ребенок становится на путь независимости, автономии, свободы. И в то же время он попадает из вечности во временное пространство. Из непрерывности в колебания.
Но покидает ли кровь старый путь, пуповина - плацента, внезапно, происходит ли это грубо?
Это когда как.
Чтобы этот переход произошел медленно, нежно - или внезапно, в панике и страхе, чтобы рождение стало пробуждением от приятного сна… или трагедией, - это зависит от нас.

11.
Говорят, что природа не делает прыжков.
Рождение - один из них: перемена мира, уровней.
Как разрешить это противоречие? Как сама природа смягчает переход, который обещает быть грубым?
Очень просто.
Природа - мать суровая. Но любящая. Мы игнорируем ее предупреждения. А потом проклинаем ее же!
Все есть для того, чтобы прыжок, приземление произошли с желаемой легкостью.
А мы подчас настаиваем на опасности, которой избегает ребенок: аноксии (или гипоксия - прим. Странника).
Аноксия - это нехватка драгоценного кислорода, к чему очень чувствительна нервная система.
Ребенок, которому довелось испытать нехватку воздуха, получает непоправимую травму мозга. И вот перед нами существо покалеченное, изуродованное.
Таким образом, ребенок ни в коем случае не должен испытывать при рождении нехватку кислорода. Ни на мгновение.
Вот что говорит ученый. И он прав.
Впрочем, природа рассудила точно так же, как ее известный кум-ученый.
Она сделала так, что во время этого опасного перехода ребенок получает кислород из двух источников, а не одно: через свои легкие и через пуповину.
Две системы работают вместе, одна принимает эстафету у другой: прежняя пуповина, продолжает питать ребенка кислородом до тех пор, пока новая, легкие, полностью не примет смену.
Ребенок, родившись, выйдя из матери, продолжает все же быть связанным с ней пуповиной, которая пульсирует еще очень долго. Четыре, пять и больше минут
Получая кислород через пуповину, защищенный от аноксии, ребенок может без опасения, без спешки привыкнуть к дыханию по своей воле.
Кроме того, кровь тоже имеет время покинуть старую дорогу (которая вела ее в плаценту) и наладить легочное дыхание.
В это же время, параллельно, закрывается отверстие в сердце: дорога назад отрезана.
В общем, в течение этих четырех-пяти мнут ребенок остается на развилке дорог в два мира. Получая кислород с двух сторон, он успешно, без грубости, переходит с одной дороги н другую . и едва ли он при этом закричит.
Как достичь этого чуда? Немного терпения. Ничего не ускорять. Уметь ждать. Уметь дать ребенку время привыкнуть.
Мы видим, что здесь необходимы тренировки. А иначе, как же оставаться без дела долгих пять минут?
Когда нас все толкает на противоположное - наша рассеянность, автоматизм, привычки. И странная нервозность, плод нашей тревоги, проистекающей… из нашего собственного рождения.

12.
Для ребенка это наше благодеяние значительно.
От того, будет ли пуповина перерезана немедленно или тогда, когда она уже не будет биться, зависит исход опыта, проводимого ребенком при вхождении в наш мир: что он почувствует в этом новом для него состоянии; вкус жизни - он может быть различным.
Перерезать пуповину немедленно - значит грубо лишить мозг кислорода.
На что все существо реагирует очень сильно: паника, бурное возбуждение, душераздирающие крики.
Мы создали самый значительный стресс!
Против этой агрессии поднимается вся система защиты.
Если нужно проверить, как работает система тревоги в организме, то лучшего способа не найти.
Но в этом случае мы создаем условный рефлекс, один из “узлов”, силу которых нам показал Павлов: мы объединили в единое целое навсегда “дыхание и агрессия”!
Жизнь - это то, от чего надо защищаться!
Мы связали воедино дыхание и смерть, жизнь и страх.
Великолепное начало!
Вот создающийся невроз. Мы ставим ребенка перед невозможным выбором: чтобы дышать глубоко, нужно дать себя поглотить огню, и крики достаточно ясно свидетельствуют об ожоге, или сдерживать дыхание, а это - восхитительный эксперимент… самоутопления.
Мы предоставляем юному аргонавту право выбора: погибнуть в волнах или в огне!
Чтобы почувствовать вкус этой паники, тревоги, страха, достаточно попросить вашего друга крепко зажать вам нос и рот.
Секунд тридцати достаточно.
И вы упрекнете себя, что настаивали на этом.

13.
Насколько мягче и нежнее вхождение в жизнь, если пуповина цела.
Ни на мгновение мозг не лишается кислорода. Наоборот, он получает его из двух источников.
Зачем включаться системе тревоги, если нет агрессии?
Нет стресса. Нет паники.
Гармоничный и быстрый переход из одного мира в другой.
Кровь, в свою очередь, плавно, без толчка меняет дорогу. Легкие не переполняются ни в какое мгновение этого перехода, ни снаружи, ни внутри.
Когда малыш выходит, он издает крик.
Грудная клетка, до этого сильно сжимаемая, внезапно освобождается от пут, и она расширяется.
Создается пустота. Туда устремляется воздух. Это первый вдох. Он является актом пассивным.
И это, в то же время, ожог.
Раненый ребенок отвечает выходом. Он яростно выталкивает воздух. Это крик.
И часто на этом все и заканчивается.
Как бы удивленный этой болью, ребенок делает паузу.
Бывает, что перед этой паузой крик повторяется два, три раза.
После паузы мы сходим с ума от волнения. И по привычке… пощечины, шлепки, встряска.
Но мы воздержимся от вмешательства, так как более подготовлены, контролируем свои порывы, доверяем природе и мощному биению пуповины. И мы видим… дыхание ребенка восстанавливается само собой.
Еще нерешительное, робкое, делающее остановки.
Ребенок, питающийся кислородом через пуповину, не спешит, он спокойно переносит и ожог.
Еще остановка, и снова дыхание. Он привыкает, дышит глубоко. И, по-видимому, получает удовольствие оттого, что его поначалу так жестоко ранило.
Через некоторое время дыхание становится полным, глубоким, свободным и радостным.
Ребенок крикнул пару раз. И вы не слышите больше ничего, кроме его интенсивного дыхания, оттеняемого небольшими вскриками, короткими, как бы выражающими удивление, переполнение энергией. Почти “ах!”, что издают лесорубы или воины.
К дыханию перемешиваются звуки, производимые малышом губами, носом, горлом.
Это уже его язык.
Во всяком случае нет криков ужаса, стонов отчаянья, истерики.
Нужно ли, чтобы ребенок кричал, входя в наш мир?
Безусловно.
Но зачем заставлять его рыдать?

14.
Ребенок, получающий удовольствие от этого испытания, пробуя на вкус его новизну, безболезненно забывает тот мир, который он оставил.
Ни одного взгляда назад, ни одного сожаления.
Он входит в мир, как мы обычно просыпаемся от доброго, приятного сна, а не от кошмара.
Когда настоящее так отрадно, к чему хвататься за прошлое?
Теперь прекратила ли биться пуповина?
Тогда отсечем ее.
Ни одного вскрика! Нет ни волнения, ни испуга, нет даже легкого содрогания.
Просто отпала мертвая связь.
Ребенка не “отрывали” от матери.
Один отделился от другого.
Зачем юному путешественнику, ступившему уверенно и основательно на берег, возвращаться к прошлому?
Как восхитительно и разумно подобное рождение!
Продолжая снабжать кислородом малыша через пуповину, мать сопровождает его и помогает сделать первые шаги в этом грозном мире.
Точно так же, как позже он получит поддержку руки матери, чтобы опереться, делая первые свои шаги.
Руки, чистосердечно открытой. Подаренной, за которую ребенок может браться или отпускать по мере того, как он все более верит своим собственным силам.
Какой матери придет в голову отнять свою руку у малыша, который неуверенно делает первый шаг?

15.
Учитесь уважать
этот момент рождения.
Момент хрупкий, тонкий,
неуловимый, как сон в предрассветный час.
Мы находимся на развилке двух дорог,
двух миров.

Ребенок перед нами, он нерешителен.
Ради бога, не подталкивайте его!
Не хотите же вы, чтобы он упал?
Позвольте маленькому существу войти
по собственному усмотрению,
в своем собственном темпе и ритме.
Позвольте ему не спешить.

Птица учиться летать.
Она тяжела и неловка, волочит громоздкие крылья.
Вы видите ее неуклюжей, а потом…
вот она уже летит!
Она оторвалась от земли и парит в воздухе,
который делает ее легкой и грациозной.
Как перешла она из одного царства в другое?
Это настолько тонко, что глаз не может этого уловить.
Это неуловимо настолько же, как отрешение
от времени.

Или волна, которая поднимается
неуловимо и неотразимо,
и снова опускается.
В какой момент все переменилось?
Достаточно ли чувствительны ваши уши,
чтобы услышать дыхание океана?

Не касайтесь грубыми руками рождения -
этой волны, идущей вслед за другой волной,
рожденной из моря и покидающей его.
Вы ничего не поймет в этой тайне.
Позвольте ребенку прийти самому; он знает как.

Оставьте его и вы увидите,
одна волна вытолкнет его на берег,
другая подхватит и подымет немного выше.
Третья - еще, и вот, наконец, он вышел из воды.
Его держит Земля.
Он вышел из бездны
и опьянен своим существованием.
Не нарушайте ничего.
Подождите.
Это первый восход.
Оставьте же первой заре всю ее величественность.
Подождите и позвольте рождению
быть медленным и достойным.
Этот ребенок просыпается в первый раз.
Не трогайте его,
пока он совсем не оставит царство сна.
Посмотрите,
одна ножка еще бежит и задерживается в саду сновидений,
а другая только что соскользнула с края постели!
Он ступил в течение времени
и покинул вечность.
Ребенок принялся дышать!

16.
Остальное - это детали.
Все сказано и все сделано, раз дыхание установлено.
Все достигнуто. Или упущено навсегда.
Но и детали, как всегда, очень важны.
Как устроить ребенка на материнском животе?
Положить его на бочок, на живот или на спину?
Самое неправильное - на спину! Это значило бы одним ударом разогнуть то, что было изогнуто долгие месяцы - позвоночник.
Это значило бы - освободить безо всякой осторожности огромную скрытую энергию. Шокирующее насилие будет невыносимым. То будет настоящий взрыв.
Позвольте ребенку по собственному желанию распрямить свою спину.
Ведь каждый новорожденный имеет свой характер и темперамент.
Каждый из них входит в мир на свой лад.
Есть такие, что, едва появившись, гордо распрямляются, выгибаются, вытягивают руки перед собой.
Это сильные дети. Они водворяются в новую доя них обстановку, как короли.
Их позвоночник распрямляется мгновенно, как будто туго натянутый луг выпускает стрелу.
Случается, что потрясенные жестокостью шока, испуганные собственной смелостью, они тотчас делают шаг назад.
Или, сначала свернувшись в клубок, затем быстро распрямляются.
Либо отваживаются на этот шаг с осторожностью.
Так что лучше всего положить ребенка на живот, подвернув под него ручки и ножки.
Это его родная, привычная поза, она позволяет ребенку двинуться вперед, к распрямлению, вытягиваться, раскрываться в собственном темпе.
Кроме того, положив ребенка на животик, мы будем видеть его спину, наблюдать за ним и его дыханием.
Мы следим за этим дыханием, наблюдаем, как оно наполняет тело малыша.
Не только грудную клетку, но и животик. И особенно - бока. Бока, которые у взрослых людей уже давно не шевелятся.
И ребенок - это целиком дыхание, одно дыхание, мощные волны которого пробегают по его спине от макушки до копчика.
Можно представить себе бегущие волны, что вынесли этого ребенка и рассыпались на берегу, волны, зародившиеся в матке матери.
И по мере того, как дыхание заполняет тело новорожденного, поверите ли, какая неожиданность, но мы видим, что деревце растет!
Вот ручка, чаще правая, освобождается из-под живота.
Эта ручка вытягивается. Скользит, гладит материнский живот. И возвращается.
Другая решается… Медленно, как бы удивляясь, что ничего ей не мешает, не противостоит. Пораженная, что пространство вокруг может быть столь обширным. Кажется, что ручки растут, рождаются из дыхания, материализую избыток сил, оживляющих это растущее дерево!
А теперь ножки. Они вытягиваются одна за другой. Им гораздо страшнее. Но они вытягиваются, двигаются, бегут. Опьяненные тем, что ничто их не держит и не останавливает.
Они столько вынесли, столько боролись, чтобы родиться, чтобы избежать страшного!
Чтобы успокоить их тревоги и страхи, надо предложить им поддержку. Это может быть легкая противостоящая рука. От которой можно оттолкнуться.
Этим избавим ребенка от ужасного впечатления “потерянной ноги”.
И вот все в гармонии, все движется вместе. Нет ни одного кусочка тела ребенка, которое не наполнило бы движение.
Все это - страстные потягивания, все более напористые. Спящий просыпается, выходит из чарующего сна.
Теперь можно положить ребенка на бочок. Ручки и ножки чувствуют себя теперь легко и непринужденно. Позвоночник принял самое для него удобное положение.
Но всегда надо подложить точку опоры. Одну руку кладут под ягодицы, другой поддерживают спину.
Головы лучше совсем не касаться. Она чрезвычайно чувствительна. Именно она вынесла на себе всю тяжесть драмы. Она “проложила” дорогу. Любые прикосновения напоминают ей малоприятное.
Ребенок уже приручен.
Пуповина не бьется.
Ее перерезали.
Мы готовы к следующему этапу. Но, опять же, приблизимся к нему медленно.

17.
Какой путь нами проделан!
Мы вышли из вод, коснулись ногой земли,
покинув темные владения рыб.
Нас носит земля.
Как это удивительно.
Она нас носит, и она нас держит.
Как же мы тяжелы!
Приходиться ползать. А небо рядом.
С него падает на нас свет, оно зове нас,
оно поддерживает в нас жизнь.
Именно оно заставляет нас подниматься вверх.
Эту долгую, долгую, долгую дорогу,
ведущую от минералов до человека,
повторяет каждый ребенок в рождении.

Так происходит с человеком, творящем молитву:
он склоняется, било только голову,
либо всем телом - он преклоняет колени,
сложив руки на груди, затем - поклон,
голова опускается и касается лбом земли.
Он покорен, смиренен, унижен.
Человек целует землю, покоряясь ей.
И в этом медленном погружении в самого себя
он умирает.
И вот опустошен, лишен дыхания, совсем как ребенок,
который еще не изведал вкуса жизни.
Целуя ту, что носит нас,
кормит и примет нас в свое лоно,
когда придет наш последний день, мы возрождаемся.
Как в первое утро спина человека расправляется, раскрывается.
Воздух наполняет его!
Вознесенный этим дыханием,
охваченный светом, он дрожит,
чувствуя переполняющую его радость.
Да, это молитва, это возрождение.
Можно ли молиться на бегу?
Можно ли согласиться с мгновенным рождением?

18
Несколько слов о руках, держащих младенца.
Эти руки - первое, что встречает новорожденный в этой жизни.
Они говорят с ним на его первом языке - языке кожи, касаний.
На том языке, который он знал в материнском лоне, когда матка любовно гладила его спину, кода они разговаривали кожа к коже.
Вот ребенок снаружи, его спинка обнажена, растеряна.
И ее касаются руки, не имеющие ничего общего, увы, с любовной лаской.
Ни тепла, не медлительности, ни ритма.
Руки врача, акушерки, медсестры, как они торопливы. Невнимательны.
Первый контакт с этим миром.
Первое удивление и, чаще всего, первый ужас.
И ребенок бунтует.
Чтобы наш юный путешественник принял наш мир, его странность, холод, нужно смягчить этот переход, сделать так, чтобы в новом он обнаружил и старое.
Пусть руки будут нежными, но сильными, и обязательно медленными, их движения должны быть продолжительными, а не резкими.
А затем они не только ласкают ребенка, но и массируют его.
Все животные принимаются вылизывать свое потомство. И известно, что от этого во многом зависит выживаемость.
Пусть руки пробегут по спинке.
Это делается в то время, как ребенок лежит на материнском животе, и пуповина еще бьется.
Пусть руки найдут ритм, силу нажатия - это сила сжатия матки, ее медлительность. Ее ритм и продолжительность действия, которые ребенок “впитал кожей”.
Что должны сказать эти руки?
То, что сказала бы мать.
Мать не испуганная, не неистовая, выведенная из себя, как ожесточенный зверь, не ураган, обрушивающийся на ребенка и угрожающий поглотить его.
Нет.
Это должна быть та мать, которую он узнал в первые дни, прекрасные дни любовных объятий, которые его баюкали, ласкали.
Это была сама любовь.
Эти руки пробегают по спинке медленно, не успеет одна дойти до конца, как другая уже продолжает поглаживать маленькую спинку.
Одна рука продолжает движение другой, как спокойно и неумолимо движутся друг за другом волны.
Этот простой, но таинственный ритм инстинктивно чувствуют влюбленные.
Но в конце концов… вы учите любви этого ребенка!
Дать ему любовь - значит попытаться излечить раны и сгладить боль разлуки.
Это значит - вернуть его в рай, это - паломничество к истокам, к началу, это - погружение в древний Океан, откуда истекают, куда впадают все реки и речки, где отменяются, упраздняются все различия, даже время теряет свой смысл, потому что здесь ничего никогда не кончается и не начинается.
Вот что касается ритма, движения.
Но руки могут просто оставаться неподвижными.
Через касание этих рук ребенок чувствует все: нервозность ли спокойствие, растерянность или уверенность, нежность или насилие.
Он знает, любят ли его эти ладони. Или они равнодушны. Или, что хуже всего, они не желают его.
Во внимательных, любящих руках ребенок доверчив, раскрыт.
В руках грубых и враждебных он замкнут недоверчив.
Так что лучше вначале оставить руки неподвижными на спине ребенка, чем сразу с воодушевлением браться за ее массаж.
Руки - не инертные, безразличные, отсутствующие, посторонние.
Но руки - внимательные, живые, наблюдательные, видящие малейшее трепетание.
Это руки легкие. Они не приказывают. И не вопрошают. Они просто здесь, рядом.
Легкие. И тяжелые от переполняющей их нежности. И спокойствие.

20.
Какие руки должны держать ребенка? Очевидно, руки матери. При условии, что эти руки умеют все то… о чем тут только что говорилось.
Но как часто они забываются.
Сколько матерей, бывает, ударяют своего ребенка! Трясут его, думая, что укачивают или даже ласкают его…
У скольких женщин руки грубы, мертвы, неумелы.
Сколько женщин, переполненных эмоциями, душат, давят в буквальном смысле своего ребенка!
К счастью, женщина, которой удалось родить без боли, знает реакции своего тела.
Эта женщина сможет держать, трогать своего ребенка.
Чтобы рожать без боли, в радости она должна была заново изучить, открыть свое тело. Узнать, как можно контролировать малейшие неблагоприятные признаки.
Я уверен, что такая женщина, несмотря на поглощающую ее радость, сможет при этом не навредить ребенку.
Она будет помнить, когда новорожденного кладут ей на живот и когда она кладет свои руки на него: для нее испытание кончено.
Для малыша оно только начинается.
Этот ребенок пробуждается от своего первого сна. Он делает первый шаг в безумном приключении. Он пронизан страхом. Я познал этот страх. И знаю, насколько он бесполезен, и знаю то зло, которое он может причинить.
Я хочу защитить от страха этого ребенка.
Не двигайтесь. Не станем добавлять, не спрашивая, не выказывая нетерпение.
Прежде всего не пугать малыша, не увеличивать его волнение. Зате
м, из побуждений истинной любви, а не эгоизма, женщина просто положит руки на спинку малыша
Неподвижные руки. Не экзальтированные, дрожащие от волнения, а спокойные и легкие. Руки мира.
Через такие руки переходит к ребенку любовь, умиротворяя его, успокаивая его угрызения совести.

21.
Угрызения совести?
Да, именно так. Это поразительно, но это так. Могут сказать, что новорожденный испытывает страх, грусть, Но угрызения совести!
Это слишком. И все же именно так.
В основном, все представляют себе рождение таким образом, что ребенок не принимает в нем никакого участия. Его видят пассивным в этом процессе.
Всю работу якобы делает мать, либо, в крайнем случае, просто маточные схватки.
Ничего подобного.
Греки, Гиппократ в частности, считали, что ребенок сам старается родиться.
Они говорили, что к концу беременн