Бангкок забрал его..

Как во 2-й части "Мальчишника" парня "забрал Бангкок", то меня забрал "Чернобыль".

Читаю книги о нем,восполняю пробелище. Раньше, как все, смеялась над анекдотами, потом, как пузырь из воды, выталкивала информацию из себя. А сейчас вот доросла.....

Прочитайте Светлану Алексиевич "Чернобыльская молитва". Пронзительная книга. Есть и другие, "повеселее", очень советую "Дневник ликвидатора" С.Мирного. И хватит с вас. Вот одна из глав "Чернобыльской молитвы".

"Я много размышлял. Искал смысл... Ответ... Чернобыль -- это катастрофа
русской ментальности. Вы об этом не задумывались? Конечно, я согласен, когда
пишут, что это не реактор взорвался, а вся прежняя система ценностей. Но в
этом объяснении мне чего-то не хватает...
Я бы говорил о том, о чем первым сказал Чаадаев -- о нашей враждебности
прогрессу. О нашей антитехнологичности, о нашей антиинструментальности.
Вглядитесь в Европу. Начиная с эпохи Возрождения, она живет под знаком
инструментального отношения к миру. Разумного, рационального. Это уважение к
мастеровому человеку, к инструменту в его руках. Есть замечательный рассказ
у Лескова -- "Железный характер". Что это такое? Русский характер -- авось
да небось. Лейтмотив русской темы. Немецкий характер -- ставка на
инструмент, на машину. У нас... У нас? С одной стороны -- попытка
преодолеть, обуздать хаос, с другой -- наша родная стихийность. Поезжайте
куда угодно, ну, например, в Кижи, и что вы услышите, о чем с гордостью
воскликнет любой экскурсовод? Что этот храм построен топором да еще без
единого гвоздя! Вместо того, чтобы построить хорошую дорогу, подкуем блоху.
Колеса телеги утопают в грязи, зато держим жар-птицу в руках. Второе... Я
думаю... Да! Это расплата за быструю индустриализацию после революции. После
Октября... За скачок. Опять же на Западе -- прядильный, мануфактурный век...
Машина и человек двигались, менялись вместе. Формировалось технологическое
сознание, мышление. А у нас? Что у нашего мужика в его собственном дворе,
кроме рук? До сих пор! Топор, коса, нож -- и все. На этом весь его мир
держится. Ну, еще лопата. Как русский человек разговаривает с машиной?
Только матом. Или кувалдой, пинком. Он ее не любит, машину, ненавидит,
презирает на самом деле, он до конца не понимает, что в его руках, какая это
сила. Я где-то читал, что рабочий персонал атомных станций часто называл
реактор -- кастрюлей, самоваром, керогазом. Конфоркой. Здесь уже есть
гордыня: на солнце пожарим яичницу! Среди тех, кто работал на Чернобыльской
станции много деревенских людей. Днем они на реакторе, а вечером -- на своих
огородах или у родителей в соседней деревне, где картошку еще сажают
лопатой, навоз разбрасывают вилами... Выкапывают урожай тоже вручную... Их
сознание существовало в этих двух перепадах, в двух временах -- каменном и
атомном. В двух эпохах. Человек постоянно как маятник качался. Представьте
себе железную дорогу, проложенную блистательными инженерами-путейцами,
мчится поезд, но на месте машинистов -- вчерашние извозчики. Кучера. Это
судьба России путешествовать в двух культурах. Между атомом и лопатой. А
технологическая дисциплина? Для нашего народа она -- часть насилия, колодки,
цепи. Народ стихийный, вольный. Всегда мечтал не о свободе -- о вольнице.
Для нас дисциплина -- это репрессивный инструмент. Что-то есть особенное в
нашем невежестве, что-то близкое к невежеству восточному...
...
Ну и, конечно, мы были воспитаны в особом советском язычестве: человек
-- властелин, венец творения. И его право делать с миром все, что он
захочет. Мичуринская формула: "Мы не можем ждать милости от природы, взять
их у нее - наша задача". Попытка привить народу те качества, те свойства,
которых у него нет. Мечта о мировой революции - это мечта о том, чтобы
человека переделать и весь мир вокруг. Все переделать. Да! Знаменитый
большевистский лозунг: "Загоним железной рукой человечество в счастье!".
Психология насильника. Пещерный материализм. Вызов истории и вызов природе.
И это не кончается... Рушится одна утопия, на смену ей приходит другая.
Сейчас все вдруг заговорили о Боге. О Боге и рынке одновременно. Почему его
не искали в ГУЛАГЕ, в камерах тридцать седьмого, на партсобраниях сорок
восьмого, когда громили космополитизм, при Хрущеве, когда рушили храмы?
Современный подтекст русского богоискательства лукав и лжив. Бомбят мирные
дома в Чечне, уничтожают маленький и гордый народ... А в церкви стоят со
свечками... Мы умеем только с мечом. Автомат Калашникова у нас вместо слова.
Обгоревших русских танкистов сгребают в Грозном лопатами и вилами... То, что
от них осталось... И тут же президент и его генералы молятся... Страна
смотрит на это по телевизору...
Что нам нужно? Ответить на вопрос: способна ли русская нация на такой
глобальный пересмотр всей своей истории, как оказались на это способны после
Второй мировой войны японцы? Немцы? Хватит ли у нас интеллектуального
мужества? Об этом молчат. Говорят о рынке, о ваучерах, чеках... Мы в
очередной раз выживаем, вся энергия уходит на это. А душа брошена... Человек
опять одинок... Тогда зачем это все? Ваша книга? Мои бессонные ночи? Если
жизнь наша, как чирк спичкой? Здесь может быть несколько ответов.
Примитивный фатализм. И могут быть великие ответы. Русский человек всегда
хочет во что-нибудь верить: в железную дорогу, в лягушку (тургеневский
Базаров), в византийство, в атом... А теперь вот -- в рынок...
Булгаков в "Кабале святош": "Всю жизнь грешила. Актрисой была".
Сознание греховности искусства. Безнравственности его природы. Заглядывание
в чужую жизнь. Но оно, как сыворотка зараженного, может стать прививкой
чужого опыта. Чернобыль -- это тема Достоевского. Попытка оправдания
человека. А, может быть, все очень просто: войти в мир на цыпочках и
остановиться у порога?!
Удивиться этому божественному миру... И так жить..."

Александр Ревальский, историк