Аккуратно, мат!!)

Хорошее настроение обеспеченно)

«Это пиздец» – Подвела я итог пятнадцатиминутному и пристрастному изучению себя в зеркале, и, протяжно втянув весенне-аллергические сопли в голову, приготовилась заплакать.

«Дзынь-дзынь» — помешал моим планам телефонный звонок, и я подняла трубку.

— Это пиздец. – Продублировал мою мысль на том конце провода Ершовский голос.

Я вздохнула, и мы с трубкой немного помолчали.

— Ты тоже сегодня обнаружила фотоальбом пятнадцатилетней давности, и за каким-то хуем его полистала? – издалека и непонятно начала Юлька.

— Нет, — я попыталась понять, куда она клонит. – Я просто обнаружила в зеркале страшную бабу, и за каким-то хуем стала её разглядывать.

— Ты ещё крепкий старик, Розенбом! – Восхитилась, как я поняла, моей смелостью, Юлька. – В зеркала смотришь без страха и упрёка. И объективность ещё не растеряла. Так что ты там сегодня разглядела интересного?

— Гибрид панды, обезьяны-носача и шарпея. – Честно ответила я, и с усилием втянула в голову ещё одну порцию весенних соплей. – Во-о-от такие круги под глазами, и морщины аж на ушах.

— А где обезьяна-носач?

— Там же где и всегда. Только раньше был просто носач, а теперь животное.

— Нос у тебя будет всю жизнь расти. К полтиннику знаешь какой хобот вырастет? Как у Жерара Депардье. С таким шнобелем тебе две дороги: к пластическому хирургу, или к махровым лесбиянкам.

Я чуть было не спросила причём тут лесбиянки и мой большой нос, но потом, кажется, догадалась. И затосковала.

— А я, вот, фотки старые сегодня смотрела. – Юлька всхлипнула. – Те самые, где мы в девяносто пятом твои шестнадцать лет отмечаем. И знаешь, что я заметила?

— Что нам там по шестнадцать лет, и мы свежи как майские розы?

— Ты ёбнулась? – Ершова даже перестала всхлипывать. – У тебя с той днюхи ни одной фотки не осталось что ли? Какая блять свежесть с литра спирта на пятерых? И какие майские розы после пиздюлей твоей мамы? Я не о том. Я о волосах.

— О каких волосах?

— О густых волосах! – Взвизгнула Юлька. – У нас тогда ещё были волосы! У тебя, правда, хуёвые и жидкие, но зато много. А я так вообще Анжела Дэвис вылитая! Аж резинки рвались!

— Резинка у тебя порвалась двумя годами позже. – Уточнила я, вспомнив дату Юлькиных родов.

— Я про резинки для волос! – Перешла на ультразвук Ершова. – Они не выдерживали рвущейся наружу силы и густоты моих замечтательных волос! Они с треском рвались, и мои прекрасные густые волосы тяжёлыми волнами падали мне на плечи, и весенний ветер играл шёлковыми локонами…

— Ершова, — я перебила подругу, — ты чота путаешь. Не было у тебя никаких волн и локонов.

— Вот я тоже тогда так думала! – Закричала Юлька. – И только сейчас я поняла, что локоны у меня были!

— Ты тоже разглядывала себя в зеркало, мусорная куча? – Меня озарила догадка. – А мне затираешь про фотоальбомы!

— Зеркала – это зло. – Повинилась в содеянном Юлька. – А трельяжи – тройное зло. Я посмотрела на себя в формате Три Дэ, и обнаружила, что у меня под волосами просвечивает мяско!

— Какое мяско?!

— Розовое мяско! – Ершова завизжала. – Такое как у старых пуделей бывает за три дня до смерти! Три волосины, а под ними кожица! Ебучие зеркала!

— Ебучая перекись. – Уточнила я. – Сколько можно каждые три недели красить башку «Супер-Супрой»?

— Моя мама сорок лет красится «Супер-Супрой», а до сих пор не облысела! – Шла в атаку Юлька.

— Зато папа у тебя ничем не красился, а в тридцать лет облетел как одуванчик. Ершова, ты на маму не равняйся, у тебя папины гены. – Сказала я, подходя к зеркалу, и разглядывая свои волосы.

— Знать бы раньше… — Перестала кричать Юлька. – Глядишь, сберегла бы я свою гриву волнистую, и никогда не узнала бы, что у меня на голове есть розовое мяско…

Я молчала.

— Алло, ты где? – Заволновалась Юлька.

Я молчала. Потому что, не отрывая взгляда, смотрела в зеркало, которое с особым садизмом показывало мне розовую кожицу, просвечивающуюся сквозь мои не особо густые волосы.

— Ты увидела мяско. – Даже не спросила, а уточнила Ершова. – Такое старческое пуделиное мяско.

Я молча кивнула, а Ершова это волшебным образом увидела.

— И что будет дальше? – Через три минуты я нашла в себе силы задать вопрос.

— Ну, у меня есть три варианта: парик, бритьё налысо, и клиника Транс Хайер. – Ответила Ершова, и добавила: — А у тебя даже четыре. Потому что, когда у тебя вырастет хобот, лесбиянки и не заметят твоей плеши.

Я заухала как ночной неясыть, и с отвращением бросила телефонную трубку.




Три дня после этого я не отходила от зеркала, и пыталась замаскировать своё мяско различными замысловатыми причёсками. Мяско удачно маскировалось, но я-то знала, что это только начало, и через десять лет мне светит или парик или клиника Транс Хайер. Вариант с лесбиянками я отмела сразу.

На четвёртый день снова позвонила Ершова.

— Ненавижу тебя, лысая скотина. – Сказала я в трубку вместо приветствия. – Иди ты нахуй со своими плохими вестями. Что там опять?

— Всё! – Юлька даже не скрывала ликования в голосе. – Теперь всё!

— Ты побрилась налысо? – Я даже удивилась.

— Нет! – Крикнула Юлька, и счастливо засмеялась. – На ловца и зверь бежит, как говориться. У меня на работе бухгалтерша есть. Шариком зовут. Вернее, я вообще ниибу как её зовут. Шарик и Шарик. Ты в боулинг играла? Шары там видела? Вот вылитая наша бухгалтерша: круглая, лысая, и три дырищи на ебальнике: глаза и рот. Она вчера из отпуска вернулась – мы всей конторой охуели: волосищи до пояса!

— Пиздишь. – Не поверила я. – Даже для наращивания волос надо иметь свои три волосины. Стопудово парик.

— Ну, может, и не до пояса, — пошла на попятную Юлька. – Ну, может и хуйня в десять сантиметров, и мяско всё равно просвечивает, но ведь волосы хоть какие-то!

— Клиника Транс Хайер? – Предположила я.

— Хуй! – Юлька залилась счастливым смехом. – Лучше! Дёшево, сердито, но какой результат!

— На голову ей никто не срал, я надеюсь? – Вспомнила я старый анекдот про лысого милиционера.

— Не знаю, может, и срали. А может даже и в саму голову. Бухгалтер из неё как из меня японский сумоист. Но волосы у неё выросли не от этого.

Юлька замолчала.

— Ну?! – Я обозначила в своём голосе нетерпение.

Юлька выдержала эффектную паузу, и сказала:

— Шампунь для коней.

— Чего?! – Я поперхнулась. – Для кого?

— Для коней, моя плешивая подружка, для коней. Для лошадок. Для рысаков каурых. Для игогошек. Понимаешь? Идёшь в зоомагазин, покупаешь шампунь для коней, моешь им голову – и через неделю у тебя рвётся резинка!

— Оптимистично.

— Для волос резинка, дура. В общем, слушай и записывай. Тебе нужен лошадиный шампунь с дёгтем и коллагеном. Не ссы, как на идиотку на тебя никто не посмотрит. Щас все бабы Москвы ломанулись покупать этот шампунь, так что продавец в зоомагазине даже не удивится. А может, ещё чего полезного присоветует.

— Ершова. – После небольшой паузы ответила я. – Если ты мне сейчас изощрённо мстишь за то, что я про тебя рассказы в Интернет пишу – лучше признайся сразу. Пока я не купила лошадиный шампунь с коллагеном.

— Я тебе уже отомстила. – Беспечно отмахнулась Юлька. – Платье своё помнишь, зелёное?

— Моё счастливое платье?!

— Его больше нет. А вот нехуй потому что меня позорить. Но сейчас я тебя простила, и желаю только добра. Купи шампунь. Контрольный созвон через неделю.

Трубка запищала короткими гудками, а я, замаскировав свои залысины жидкой чёлочкой, и зафиксировав её лаком для волос «Тафт, ниибическая фиксация на три года», пошла в зоомагазин.




— Шампунь для коней есть? – Стараясь придать своему голосу твёрдость и безразличие, спросила я у продавщицы собачьего корма и кошачьих туалетов.

— Себе берёте? – Проницательно посмотрела на меня продавщица, и явно догадалась, что я не владею конюшней с арабскими скакунами.

— Ну-у-у… Как бы не совсем… Как бы просто так… — Я палилась, и тянула время.

— Значит, себе. – Продавщица внимательно посмотрела на мою причёску, и кажется, догадалась, для чего мне понадобилась чёлочка. – Вот с коллагеном, вот с дёгтем. Вам какой?

— И с тем, и с другим. По два флакона каждого. – Я поняла, что в данном случае с продавщицей надо быть откровенной как с адвокатом. – У меня плешки.

— Угу. - Зоопродавец склонилась над кассой, и застучала по клавишам. – А крем для копыт приобрести не желаете?

Я с горечью поняла, что зря открыла душу этой скотине. Она сейчас издевается.

— Заворачивайте вместе с мазью от лишаёв и таблетками от глистов. Нам, лысым людям, всё пригодится. – В эту фразу я вложила всю свою обиду.

Продавщица подняла на меня глаза, и захлопала ресницами:

— Просто девочки обычно берут с шампунем и крем для копыт. Говорят, от морщин помогает хорошо.

«Продавец тебе полезного присоветует…» — эхом всплыл в голосе Ершовский голос.

«Бери крем для копыт, мурло морщинистое!» — присоединился к Ершовскому голосу мой внутренний.

— Хочу крем! – Озвучила я вслух своё желание, и оно мгновенно осуществилось.




Памятуя о заслугах академика Павлова перед Родиной, я решила вначале опробовать шампунь для коней на своей собаке. К вечеру собака не облысела, не покрылась волдырями и не сдохла. И я продолжила экперимент уже с котом. Утром кот вышел на балкон, и пизданулся вниз с четвёртого этажа. Я никак не связала это с действием шампуня, потому что кот падал с балкона уже восемь раз, и ничего удивительного в его поведении не было. Пришла очередь мыться самой.

Шампунь неприятно пах, и плохо мылился. Поэтому я вылила на голову две пригоршни, и пятнадцать минут втирала полезное вещество в своё мяско. Для верности я ещё полчаса посидела в ванне в полиэтиленовой шапочке, чтобы дать шампуню напитать мою лысину активными веществами. То, что лысина ими напиталась уже до сблёва – я поняла по тому факту, что башка под шапочкой стала неимоверно чесаться.

«Это новые волосы пробивают себе дорогу» — с удовлетворением подумала я, и смыла шампунь.

Аккуратно обернув голову полотенцем, я достала крем для копыт, и намазала проблемные места на лице. То есть, всё ебло полностью. И стала ждать результатов.




Результаты появились за один день до контрольного созвона с Ершовой, и были неожиданными. То, что я поначалу приняла на новые и очень густые волосы на плешке – оказалось пикантной болячкой, которая к тому же чесалась как сука. Морщины тоже никуда не делись, зато, как и было обещано, новые волосы у меня действительно выросли.

На лице.

Трясущимися руками я трогала своё лицо, ощущая под пальцами шелковистую поросль.

Такая же поросль, но погуще, угнездилась в моём носу, и под ним. Так же у меня выросли бакенбарды и борода.

Перед глазами пробежали многочисленные кадры из пендосовских фильмов: герой падает на колени, простирает руки к небу, и громко кричит: «Но-о-о-о-оу-у-у-у-у-у-у-у-у-у!», а камера улетает на высоту стоэтажного дома, чтобы какбэ показать нам всю глубину страданий человека, оставшегося один на один со своим горем.

Очень захотелось уподобиться голливудским страдальцам, но я ограничилась звонком Ершовой.

— А-а-а-а-а-а-а-а! – Закричала я, услышав на том конце провода Юлькино «Аллё». - Чтоб тебе инвалиды в метро место уступали! Чтоб тебе всю жизнь на своём хлебокомбинате работать! Чтоб ты жила на одно пособие матери-одиночки!

— Ты не купила шампунь? – Спокойно спросила Юлька.

— Я купила всё, включая крем для копыт!

— И чо орёшь? – Ершова откровенно не понимала ширшины моего горя. – Волосы не выросли что ли?

— Выросли! Но не там!

— Подумаешь, — Ершова фыркнула. – Мотня «а-ля семидесятые» снова входит в моду.

— Да не на пизде выросло! – Я потихоньку справлялась со своими эмоциями. – У меня всё ебло заволосатилось! У меня усы! У меня борода! У меня вот такущие пучки из носа торчат!

— Эх нихуя себе! – Восхитилась Юлька. – Это тебе теперь даже красится не надо. Утром встала, по еблу расчёсочкой провела, усики подкрутила – и вперёд!

— Я тебе блять подкручу усики, карлик с алопецией! Я тебе по еблу проведу расчёсочкой, зоофилка! Я тебя кремом для копыт забью насмерть, булошница!

Я заплакала.

— Не реви. – Ершова виновато запыхтела. – Это у тебя побочный эффект. Это не навсегда. Ты просто передознулась. Сколько капель шампуня на литр воды ты разводила?

— Чего? – Я перестала плакать. – Какие капли на что?

— Я спрашиваю, как ты разводила этот шампунь?

Внутри меня что-то заклокотало:

— Разводила?! Разводила шампунь водой? А ты, скотина, мне хоть что-нибудь про воду говорила?

— А что, нет? – Прикинулась валенком Юлька. – Ой, как неудобно получилось.

— Неудобно тебе скоро будет на доске с колёсиками ездить, руками от асфальта отталкиваясь, как побирушка в метро. Я ж тебя пополам перекушу.

— Виновата. Виновата, каюсь. – Ершовой явно было стыдно. Что меня успокоило. Стало быть, она не мстит мне за рассказы в Интернете. – Ты только ничего не сбривай. И на улицу не выходи пока. А если выйдешь – не рассказывай никому, что это я тебе шампунь присоветовала. Я к тебе завтра приеду, привезу крем.

— Для копыт?! – Я взвыла.

— От волос на пизде. Но для твоего лица тоже сойдёт. Вы обе всё равно на старую помидорку похожи.




… Через неделю, когда с моей головы отвалилась последняя болячка, а с лица сошли страшные красные пятна, оставшиеся после эпиляции кремом для пизды, мой телефон пропел «Подруга подкину проблему, сука!», и я подняла трубку:

— Чего тебе?

— Ничего. – Обиделась Ершова. – Звоню узнать как там твоё лицо поживает.

— Вашими молитвами.

— Всё так хуёво? – Ершова поняла меня правильно.

— Было хуже.

— Ну тогда и не прибедняйся. – Ершова дала понять, что тема закрыта, и продолжила: — Как у тебя с зубами?

— Все двадцать восемь пока на месте.

— А какого они у тебя цвета?

— А какого они у меня цвета, если я курю по пачке «Русского Стиля» в день, и выпиваю по пять чашек кофе?!

— Фубля. И как ты с этим собираешься бороться?

— Ершова…

— Что Ершова? Ты не ори, ты только послушай. Есть у меня на работе одна баба. Зовут её Чёрный Клык. На самом деле, я ниибу как её зовут. Чёрный Клык и Чёрный Клык. Все зубы чёрные у неё были. И тут она приходит из отпуска – и мы всей конторой охуели: она лыбицца, и ажно глаза слепит от белизны! В общем, нам надо немедленно купить…




Я положила трубку, и выключила телефон.