еще...
Она явилась в самый сладостный миг, когда вокруг замка только-только собирались расцвести рясный розовый боярышник, пышная жимолость и желанная, как жизнь, шипшина11.
Приплелась по излучистой дорожке, тяжело передвигая с трудом гнущиеся ноги, закутавшись в черный плащ, будто ей было зябко, и осклабившись в вечной и неизменной улыбке, от которой бросало в дрожь. А за спиной у нее была коса, блестящая, как в последний день косовицы. - Добрый день, Выливаха, - сказала она. Выливаха сидел под кустом боярышника и потягивал сладкую романею. Светило теплое солнце, и пчелы копошились у шпунта бочки, из которой он наливал свою чару. Увидя гостью, Гервасий вытащил шпунт, и пока наливал еще один кубок, пчелы вились над тугой красной струей. - Пей, - сказал он, - еще совсем недавно и я думал, что день этот добрый. Смерть взяла склянку и, прихлебывая, села на каменную скамью. Пчелы мешали ей, и поэтому она обломала веточку барбариса с бутонами и стала обмахиваться ею… Гервасий смотрел на ветку. - Больно ты рано, - сказал он. - Полно. Не ты, а я определяю Время. Идем. Здесь слишком пахнет живым. - Погоди минутку. Он налил еще кубок и, прищурив глаза, со вздохом наслаждения выпил его. А потом - отшвырнул в сторону. - Пошли. - Ты не хочешь ни о чем попросить? - удивилась она. - Ты же не пустишь меня еще на один посев? - улыбнулся он. - Ты - враждебна всходам. - Не пущу. Выливаха вызывающе глядел в ее глазницы. - Так пошли же. Он что-то поискал глазами и нашел это: первый цветок шипшины. Сломал и приколол к груди. - Видала, - сказал он, - мы с тобой, почитай, как на свадьбу идем. С цветами. - Зачем ты ее сломал? - Это моя земля. И она останется со мною, пока ты не отсечешь в преисподней мою голову. Он прикрыл за собою калитку, взглянул на роскошные боярышниковые ограды и готов был идти за гостьей. Девушка-крестьянка шла вдоль зеленых заборов. - Погоди, - сказал он Смерти. Подбежал к белой тоненькой фигурке и крепко поцеловал дивчину. - О-ох, - тихо сказала она, глядя на него широкими лучистыми глазами. - Прощай, моя красавица, - сказал он. И пошел за Смертью. Девушка с ужасом и болью смотрела ему вслед. Гостья косилась на легкомысленного Выливаху и ухмылялась вечной улыбкой. - Я приду за нею через сорок лет, - язвительно сказала она. Выливаха пожал плечами. - Ничего. Я преподал ей неплохой урок. Последний в жизни. А скольких она еще обучит. Глупости порешь, кума. Он поправил на спине лютню и двинулся рядом со Смертью. Шел и каждый миг мог упасть и разбить нос, потому что совсем не смотрел под ноги, запрокинув голову в знойное небо, в котором неутомимо звенели бессмертные белорусские жаворонки. Курносая молчала. - Больше всего не люблю ходить за белорусами, - наконец сказала она. - Они такие жадные к жизни, что я начинаю думать: не ошиблась ли я со своим ремеслом. И они так любят эту землю, что я в своих пещерах нет-нет да и позавидую им.
Приплелась по излучистой дорожке, тяжело передвигая с трудом гнущиеся ноги, закутавшись в черный плащ, будто ей было зябко, и осклабившись в вечной и неизменной улыбке, от которой бросало в дрожь. А за спиной у нее была коса, блестящая, как в последний день косовицы. - Добрый день, Выливаха, - сказала она. Выливаха сидел под кустом боярышника и потягивал сладкую романею. Светило теплое солнце, и пчелы копошились у шпунта бочки, из которой он наливал свою чару. Увидя гостью, Гервасий вытащил шпунт, и пока наливал еще один кубок, пчелы вились над тугой красной струей. - Пей, - сказал он, - еще совсем недавно и я думал, что день этот добрый. Смерть взяла склянку и, прихлебывая, села на каменную скамью. Пчелы мешали ей, и поэтому она обломала веточку барбариса с бутонами и стала обмахиваться ею… Гервасий смотрел на ветку. - Больно ты рано, - сказал он. - Полно. Не ты, а я определяю Время. Идем. Здесь слишком пахнет живым. - Погоди минутку. Он налил еще кубок и, прищурив глаза, со вздохом наслаждения выпил его. А потом - отшвырнул в сторону. - Пошли. - Ты не хочешь ни о чем попросить? - удивилась она. - Ты же не пустишь меня еще на один посев? - улыбнулся он. - Ты - враждебна всходам. - Не пущу. Выливаха вызывающе глядел в ее глазницы. - Так пошли же. Он что-то поискал глазами и нашел это: первый цветок шипшины. Сломал и приколол к груди. - Видала, - сказал он, - мы с тобой, почитай, как на свадьбу идем. С цветами. - Зачем ты ее сломал? - Это моя земля. И она останется со мною, пока ты не отсечешь в преисподней мою голову. Он прикрыл за собою калитку, взглянул на роскошные боярышниковые ограды и готов был идти за гостьей. Девушка-крестьянка шла вдоль зеленых заборов. - Погоди, - сказал он Смерти. Подбежал к белой тоненькой фигурке и крепко поцеловал дивчину. - О-ох, - тихо сказала она, глядя на него широкими лучистыми глазами. - Прощай, моя красавица, - сказал он. И пошел за Смертью. Девушка с ужасом и болью смотрела ему вслед. Гостья косилась на легкомысленного Выливаху и ухмылялась вечной улыбкой. - Я приду за нею через сорок лет, - язвительно сказала она. Выливаха пожал плечами. - Ничего. Я преподал ей неплохой урок. Последний в жизни. А скольких она еще обучит. Глупости порешь, кума. Он поправил на спине лютню и двинулся рядом со Смертью. Шел и каждый миг мог упасть и разбить нос, потому что совсем не смотрел под ноги, запрокинув голову в знойное небо, в котором неутомимо звенели бессмертные белорусские жаворонки. Курносая молчала. - Больше всего не люблю ходить за белорусами, - наконец сказала она. - Они такие жадные к жизни, что я начинаю думать: не ошиблась ли я со своим ремеслом. И они так любят эту землю, что я в своих пещерах нет-нет да и позавидую им.
