Моя подружка Анна
AnnaОна говорит мне: «Сясь». То есть сядь. Это ее новая коммуникация. У нее их две основные, обе повелительные, и никаких смягчающих обстоятельств. Сясь и дай. Каждое утро начинается с «дай». Указательный палец выдвинут вперед, лицо дочери словно она не моя дочь, а царя Грозного. И я начинаю перебирать игрушки, стоящие на высокой полке. «Эту?»-«Не-а», «Эту?»-«Не-а», «Эту?»-«Не-а». Замыкающим в цепи стоит датчик температуры, на который ориентируется отопительный котел. «Дай!» - кричит Анна, и получив требуемое прикладывает к уху, деловито «аёкая». Продемонстрировав свой словарный запас воображаемому собеседнику (обычно на том конце провода родственники просят называть ее всякие смешные словечки, и она с удовольствием повторяет), Анна снова вытягивает палец и указывает на место рядом с собой: «Сясь». Я сажусь рядом и вижу удовлетворенную моську своей подружки. Ей, наверное, приятно быть понятой.
***
Утром меняю Анне памперс, дую в пузо, хохочет. Из спортивного интереса закатываю памперс в шарик, закрепив результат в финале его же липучками. Чем меньше шарик – тем больше я молодец. (Я одна такая?) Пока достигаю совершенства, Анна лежит передо мной на пеленальном столике, размахивая розовыми пятками, и с удовольствием наблюдает. Я показываю ей результат, и она всегда лукаво протягивает: «Фуууууу».
Сегодня, параллельно со своим увлечением, заметила у дочери в носу козу. А достать ее, знаете ли, тоже спортивный интерес. Анна сразу стала отбиваться, изображая из себя Вову Кличко, что раззадорило нападающего еще больше. «Куда ты, малявка, денешься, от матери, накатавшей за всю твою жизнь вагон памперсов. И козу сейчас твою… в ювелирный шарик!»
***
После ее дневного сна мы вместе готовим ужин. Сажаю ее на высокий стул, надеваю пластмассовый фартук с карманом. Накрываю ноги клеенкой. Наливаю в несколько разных емкостей воды, яркого варенья, насыпаю немного риса, немного гречки, и все ингредиенты ставлю перед Анной. Даю вилку с ложкой и говорю: «Вари, дочка!» К моменту завершения моего диалога с плитой, у ребенка ужин давно сварен и съеден. Ах, видели бы вы, как она серьезна все это время. Смешивает, пробует, миксует цвета, размазывая варенье по доступным палитрам – столу, фартуку, щекам. Добавляет щепоткой крупы, затем думает, что эдак всю жизнь можно, и насыпает щедро, пригоршнями. Затем лакает из широкой тарелки, словно кошка, захлебываясь водой через нос. Хрюкает, фыркает, хитро улыбается. Переносит воду то вилкой, то ложкой. То попадает, то мимо.
Я смотрю на нее, и мой каждодневный ритуал приготовления пищи кажется
скучным, слишком простым и предсказуемым. Никакой изобретательности. И в какой момент
я разучилась готовить..?
Набралась мастерства))))
