"Калевала" - ее культурно-историческое и современное значение

С момента выхода подготовленной Элиасом Леннротом "Калевалы" в ее расширенной редакции прошло 150 лет, и за это время она прочно заняла свое место в истории финской, карельской и мировой культуры. Говоря о значении "Калевалы", хотелось бы остановиться на двух основных вопросах.

Во-первых, в каких исторических условиях появилась "Калевала" и какую роль она сыграла преимущественно для Минской культуры в эпоху Нормирования финской нации?

И, во-вторых, какие мысли рождает "Калевала" сегодня с учетом состояния современной культуры и ее связей с народными традициями?

I.

По своему происхождению и содержанию "Калевала" принадлежит к тем памятникам мировой культуры, которые возникли на стыке двух художественных традиций: устной и письменной, фольклорной и книжно- литературной. У разных народов в разное время, в зависимости от их внутреннего развития, происходило слияние этих двух традиций, книжность обогащалась мощным влиянием фольклора, и рождались новые художественные явления.

Все народы до появления у них письменности жили в течение веков и тысячелетий в мире устной культуры, передававшейся от поколения к поколению в форме мифов, преданий, песен, сказок, верований.

Но рано или поздно наступал момент зарождения письменности и книжности - у разных народов по-разному. У одних народов письменность появилась уже несколько тысячелетий тому назад, у других несколько веков, а у третьих и сегодня еще нет развитой письменности, развитой книжности, развитых литературных языков. В современном мире тысячи народов и тысячи языков, и среди них еще много таких, которые в науке именуются бесписьменными или младописьменными народами и языками. Для таких народов их устное культурное наследие представляет тем большую и весьма актуальную ценность, поскольку развитых литературно-книжных традиций на родном языке у них еще нет.

Совершенно естественно, что основой и питательной почвой для развивающегося литературного языка и самой литературы у того или иного народа становятся его язык и устное наследие. Причем на ранней стадии письменный язык может иметь еще очень узкую сферу применения - и грамотных людей мало, и книги издаются редко. Но в результате сложных общественно-культурных процессов, особенно в периоды формирования наций, роль литературы возрастает, равно как и роль фольклора в ее самобытном развитии.

К древнейшим из памятников мирового значения, возникших на стыке устной и письменной традиций еще задолго до нашей эры, на заре античной цивилизации и рабовладельческого общества, принадлежат древнегреческие эпосы "Илиада" и "Одиссея", а также древнеиндийские "Махабхарата" и "Рамаяна", во много раз более обширные по объему.

К хронологически более поздним эпохам - к началу европейского Средневековья и раннефеодальных отношений - приурочиваются эпосы некоторых германских народов, как например древнескандинавская "Старшая Эдда" и англо-саксонский эпос "Беовульф". Более развитые феодальные отношения и признаки зарождающегося национального сознания отразились во французском эпосе "Песнь о Роланде", в испанской "Песне о Сиде", равно как в русском былинном эпосе и в сербских героических песнях. Кстати сказать, сербский эпос был открыт для европейской науки Вуко Караджичем, деятелем сербского культурного возрождения, почти одновременно с карело-финскими рунами и "Калевалой".

Хотя "Калевала" в виде книги увидела свет сравнительно поздно, в первой половине XIX века, однако по содержанию того фольклорного материала, который она вобрала в себя, "Калевала" даже более архаична, чем самые древние из упомянутых эпосов, получившие письменную форму тысячелетия тому назад.

К эпосам разных народов обычно добавляется эпитет "героические эпосы". Но героика карело-финских народных рун и "Калевалы" особая, еще не связанная с воинскими подвигами, боевыми дружинами, князьями, королевичами, античными царями, раннерабовладельческими или раннефеодальными формами государственности. Ничего этого в "Калевале" нет, хотя и упоминаются мечи и копья.

В "Калевале" героика - мифологическая, борьба ведется еще с мифологическими чудовищами, колдунами и колдуньями, причем с помощью не столько оружия, сколько магических заклинаний. Героями карело-финских народных рун и "Калевалы" являются присущие древним мифам особые "культурные герои" - так в исследованиях по мифологии принято называть мифических персонажей, языческих полубожеств- полулюдей, почитаемых в качестве первопредков и основателей данного рода, племени, народности. О них сохраняется сакральная память потому, что они создали и обустроили мир, заложили основы жизни. Мифы вообще повествуют о том, как возникло мироздание из первоначального и предвечного хаоса, как возникли земля и небо, солнце и звезды, озера и реки, леса и злаки, рыбы и звери, дававшие пропитание. Чтобы благоустроить мир, нужен был ум и талант, в том числе дар мага-волшебника, и все это есть у героев "Калевалы". Их называют "культурными героями" потому, что от них ведет свое начало культура, понимаемая как преемственность обычаев и традиций. Но для чего потребовалось именно в условиях Финляндии первой половины XIX века собрать от народных рунопевцев все это фольклор но-мифологическое наследие и печатно представить как финскому обществу, так и всему образованному миру?

В 1809 году завершилась последняя война между Россией и Швецией за северные территории, включая Финляндию, Карелию и Прибалтику. А борьба эта длилась с переменным успехом почти тысячу лет, начиная с варяжских и викинговских походов. Была эпоха (ХУI- ХУП вв.), когда Швеция считалась великой европейской державой Финляндия в течение шести столетий принадлежала Швеции. Российский император Александр I, завоевав Финляндию и желая уменьшить в ней шведское влияние, предоставил финнам автономное самоуправление. Устами императора в марте 1908 года народ Финляндии был торжественно провозглашен нацией с собственными законами, автономной формой государственности.

Но в начале XIX века финской нации как таковой еще не существовало, ее предстояло еще создать, и огромную роль в этом сыграло наряду с общественно-политическим и экономическим развитием, всемерное развитие национальной культуры. В наследство от многовекового шведского господства Финляндии досталась полная шведизация административного управления, школьного и университетского образования, печати и всей публичной культурной жизни. Официальным языком оставался шведский язык, хотя он был доступен лишь одной десятой части жителей. Сюда входили верхние сословия, образованные круги, малочисленное еще городское население.

Этнически финским в языковом и культурном отношении являлось крестьянство, основное население края. Но в языковом отношении оно оставалось бесправным, в официальную жизнь его язык не имел доступа. Это было одной из причин того, что финские крестьяне тогда еще не осознавали себя этнически единым народом с единым общенародным языком и тем более не осознавали себя развитой нацией, чье прошлое и настоящее отделялись бы от собственно шведского прошлого и настоящего.

Для финского народа и его интеллигенции XIX век стал эпохой исторического самопознания и национально-культурного самоутверждения.

Сегодня мы отдаем себе отчет в том, что даже для крупных и развитых народов опасно впадать в историческое беспамятство, забывать о своем прошлом, допускать искусственные разрывы в преемственности национально-культурных традиций. Тем острее такую опасность осознавали представители относительно малочисленного народа - финнов в начале XIX века насчитывалось меньше миллиона, и угроза шведской ассимиляции для них оставалась в силе.

Пробудившийся интерес к собственному прошлому и этническим корням, собирание древних мифов, преданий и песен, изучение диалектов родного языка и языков родственных народов, выяснение своего места в огромном многокультурном и многоязыковом мире - все это стало чрезвычайно важным, все это были формы национального самопознания. И в таком же смысле понимал Элиас Леннрот свою задачу филолога и народного просветителя, составителя словарей и издателя газет и книг для народа, собирателя фольклорного наследия и создателя "Калевалы".

"Калевала" была воспринята современниками не только как поэзия, но и как исторический источник, послание от далеких мифологических времен, как связующее звено между прошлым, настоящим и будущим. Вместе с тем "Калевала" воспринималась как символ национально-культурного возрождения, как убедительное доказательство правомочности малочисленного и малоизвестного народа занять свое место среди культурных народов. "Калевалу" называли "входным билетом" в сообщество культурных наций. Как известно, в эпоху Леннрота эпическая рунопевческая традиция лучше всего сохранилась в лесных деревнях Беломорской Карелии, нынешнего Калевальского района. А лирическая фольклорная традиция лучше сохранилась в Приладожской Карелии и дала богатый материал Леннроту для другой книги - антологии народной лирики "Кантелетар".

Роль карельского фольклора в появлении этих двух классических книг - "Калевалы" и "Кантелетар" - огромна и никогда не будет забыта. Ничуть не преуменьшая всех прочих достижений карельской культуры, в том числе письменной литературы, следует признать, что наиболее весомый вклад мирового значения Карелия внесла своим богатейшим фольклорным наследием, причем не только карельским, но и русским.

II.

Фольклор ценится особенно потому, что в своем классическом виде это отнюдь не преходящая, а вечная ценность в истории мировой культуры. Фольклорное наследие в его многообразии дало начало многим видам искусства - поэзии, музыке, танцу, театру. Древнейшие мифы справедливо считаются колыбелью поэтической и художественной фантазии как таковой. И значение мифологии в последующем развитии искусства вовсе не убывает, ее влияние проходит через все культурные эпохи, от античности до современности. К мифологической символике до сих пор обращаются выдающиеся поэты, драматурги, художники с мировым именем.

В связи с "Калевалой" хотелось бы остановиться на проблеме народности искусства, в том числе современного.

"Калевала" народна не только потому, что руны пелись в народе, но и потому, что это была именно общенародная поэзия по ее содержанию, по изображению в ней народной жизни, по выраженным в рунах идеалам и мечтам о лучшей жизни, об общем для всего народа благоденствии. Хотя Леннрот много потрудился над тем, чтобы объединить и литературно оформить собранные в народе руны в целостную композицию, "Калевалу" он считал все же народной книгой, а себя - продолжателем народной традиции, соучастником коллективного творческого процесса.

Категорией народности искусства, как и самим понятием "народ", в не столь давние времена у нас часто спекулировали в официальной печати, особенно в партийных постановлениях. Эти понятия были крайне заидеологиэированы и политизированы вплоть до того, что даже всякие "чистки" и репрессии совершались якобы "от имени народа" и "по инициативе трудящихся" ради, дескать, их же защиты от коварных происков врагов.

Однако сами по себе понятия "народ" и "народность искусства" существуют в истории культуры давно, они вовсе не изобретение карательных органов. И обратиться к этим понятиям не лишне потому, что в последнее время у нас стали почему-то о них забывать, даже эти слова стыдливо упоминаются в публичных выступлениях все реже. На первый план выдвинулись иные слова и термины, чаще говорится о "рейтингах" и "электорате", о "средних классах" и их стабилизирующей роли в кризисном и нестабильном обществе, о влиянии могущественных "олигархов". В моду вошло также говорить о политической и интеллектуальной "элите" как высшей прослойке избранных в национально-духовной жизни. Отношение же к социальной массе, к народу в непосредственном значении этого понятия, чаще всего сугубо прагматическое и опасливое: настроения массы непредсказуемы, к власти у нее недоверие, к избирательным урнам она является неохотно.

В условиях рыночной экономики культура тоже стала удивительно быстро коммерциализироваться, превращаться в прибыльный шоу-бизнес, в котором погоду делают те, у кого много денег и кто не прочь заиметь их еще больше. Не секрет, что подобное наблюдается практически во всех областях культуры, особенно массовой, - на телевидении, радио, в печати, книгоиздательском деле, спорте, образовании, распадающемся на частное и государственное, на материально обеспеченное и не очень. Более чем известны бесконечные телевизионные "клипы", "мыльные оперы", фильмы-"ужастики". Книжный рынок наводнили детективы и эротика, о которой сами ее производители признаются, что она изготавливается с молниеносной быстротой по законам рынка: автор за месяц-другой пишет очередную книгу по заданной издателем схеме, с заранее оговоренным числом убийств и эротических сцен. А эстрадные певицы в минуту откровения раскрывают тайну, что "звездой" можно стать за четверть миллиона долларов и без особого голоса.

Все это называется "массовой культурой", расхожей "попсой" для миллионов. А на другом полюсе образуется "элитарная культура" для избранных. Причем стали нередкими утверждения, что высокая культура всегда и создавалась для избранных и только избранным доступна в духовном и материальном смысле. В связи с 200-летиям юбилеем Пушкина приходится слышать по телеканалам из уст чтецов-артистов такие комментарии, что по-настоящему пушкинские тексты понятны лишь одному человеку из ста.

Но сам-то Пушкин в знаменитом "Памятнике" верил, что его имя узнают все - "и гордый внук славян, и финн, и ныне дикой тунгус, и друг степей калмык". И дело ведь не в том, что понять Пушкина "до конца" может лишь один из ста, ибо каждая новая эпоха будет воспринимать его поэзию по-новому, и даже один из тысячи "до конца" понять ее не сможет.

Верно, что история мировой культуры знает немало примеров, когда из-за своей гениальной новизны непризнанными своими современниками оставались обретшие потом всеобщее признание великие поэты, композиторы, художники.

Но при всем этом подлинно высокая гуманистическая культура не объявляла себя заведомо элитарной, - напротив, она стремилась к людям, к народу, к человечеству. И она вовсе не отводила народу лишь второсортную "попсу". Хотя словечко "попса" и восходит к слову "популярный" (т.е. массово-народный), однако с народностью культуры в высоком смысле оно имеет мало общего.

Народу нужна подлинная литература, подлинное искусство, подлинное образование, и народ должен иметь ко всему этому доступ. Разговоры с заведомо "элитарной" и "массовой" культуре отдают нехорошим привкусом сомнительных социобиологических теорий о заведомом неравенстве людей, пренебрежении к рядовым людям, к народной массе. Теперь, когда многим людям трудно купить даже газету, особенно остро понимаешь, что стотысячные и даже миллионные тиражи при изданиях классики в свое время были не таким уж плохим делом, хотя привычные тогда очереди стояли и за этими книгами. На фоне "попсы" и песен-однодневок классическое фольклорное наследие примечательно тем, что оно проверено временем, дошло до нас через столетия, причем в устной форме, оставаясь прочно в народной памяти. Это лучшее доказательство того, что общенародной может быть высокая культура и что именно из-за своей общенародности она стала для потомков вечной ценностью, закрепленной прочной культурно-исторической традицией.

Большому искусству всегда были присущи гуманизм, сочувствие к человеческим страданиям, жажда справедливости. В наше прагматичное время наблюдается склонность относить идеальную сторону большого искусства к разряду несбыточных утопий и не более того. Не без некоторой досады такой упрек адресуется подчас даже Толстому и Достоевскому за их этический максимализм, за социальную направленность их гуманистических идеалов. Толстой и Достоевский считали, что не может быть вполне счастливым человек, если рядом страдающие люди. Известны слова Достоевского о плачущем ребенке, чьих слез не искупает и не оправдывает никакой прогресс. Куда уж сегодняшним преуспевающим счастливцам до такого этического максимализма.

Но без гуманистических идеалов нет большого искусства, даже если оно предельно трагического звучания. Гуманистические идеалы и трагические сюжеты есть также в "Калевале" и древность изображаемой эпохи придает им особые черты. Уже в архаических мифологических рунах о сотворении мира из первичного хаоса героизируются именно созидание, труд, забота о населяющих мир людях - сородичах и соплеменниках. Ярче всего это выражено в сюжете о Куллерво, обездоленном пастушке-сиротке и рабе-мстителе. В сюжете о золотой деве затронута извечная тема братства и человечности: даже самый искусный кователь Илмаринен, выковавший небосвод, не может наделить фигуру из холодного металла человеческим теплом.

В этическом смысле в "Калевале" совмещаются два исторических типа человеческой морали - языческой и христианской. Переход от одного типа к другому обусловлен движением истории. Уже в самом фольклоре к языческой мифологии примешивались христианские влияния. Расположением фольклорного материала в общей композиции "Калевалы" Леннрот усилил эту тенденцию исторического движения, эволюции моральных норм. "Калевала" заканчивается руной о рождении чудесного младенца - фольклорным вариантом библейского сюжета о рождении Христа- спасителя. Завершается языческая эпоха, уступая место эпохе христианства. Вяйнямейнен, покидая калевальцев, уплывает "на медном челне" за линию горизонта и оставляет в наследство последующим поколениям свои песни и кантеле. В заключительной руне звучит мысль о том, что новая вера и новая нравственность, пронизанная состраданием, рождается в муках, в преодолении зла и равнодушия к ближнему. Сюжет о крестьянской девушке Марьятте, фольклорной Деве-Богоматери, непонятой родителями и преследуемой жестоким Руотусом-Иродом, воспринимается как зов к христианскому милосердию и состраданию.

Леннрот ценил прежде всего этическую сторону христианства, сознавая, однако, что и библейские заповеди можно было толковать весьма по-разному. Он осуждал пиетистское сектантство за отрешенность от жизни и ожидал большей обращенности к социальным реальностям также от лютеранской церкви. Будучи в 1844 году в Эстонии, Леннрот столкнулся с бедственным положением эстонских крестьян, их крепостной зависимостью от остзейско-немецких баронов. Леннрот писал, что ни за какие деньги не согласился бы быть там священником и примиренно-равнодушно наблюдать ежедневные страдания крестьян.

Также к социальной стороне фольклора Леннрот был весьма чуток, это входило в его понимание народности и гуманистической нравственности.

Именно такой человек, как Леннрот, выходец из народной среды и преданный народной морали, смог столь бережно обращаться с фольклором, воспринять его как великую ценность и создать "Калевалу". Духовная связь с народом сочеталась в Леннроте с европейской образованностью, и оба эти качества были в равной степени ему необходимы.

III.

Размышляя о значении "Калевалы" для нашей современной куль- турной жизни, следует особо подчеркнуть, что оно заключается не в имитации древней поэзии и не в сентиментально-умиленной идеализации архаических форм жизни. Недостаточно также относиться к "Калевале" только как к музейному экспонату или святыне, как бы перед нею ни преклонялись. Уже то, что "Калевала" возникла в результате трудов Леннрота как мощный импульс дальнейшего культурного развития, позволяет думать, что она может и продолжает быть таким импульсом до сих пор.

В Х1Х-ХХ веке "Калевала" оказала огромное влияние на развитие национальной культуры Финляндии, самых разных ее областей - лите- ратуры и литературного языка, драматургии и театра, музыки и живописи, даже архитектуры. Через все это "Калевала" повлияла на формирование национального самосознания и самой финской нации. Не менее весомо значение "Калевалы" и богатого фольклорного наследия в культуре Карелии истекающего столетия. Едва ли не каждый писатель, художник, композитор республики, независимо от его национальности, испытал в той или иной форме влияние "Калевалы".

Но особую роль фольклорное наследие призвано сыграть сегодня в жизни коренных народностей, карел и вепсов, приступивших к созданию своих письменных языков. При недавности и непрочности литературных традиций на этих языках значение фольклора возрастает, опора на народный язык и народную культуру становится тем более необходимой. Само понятие культуры означает наличие традиций и преемствен- ности в развитии, накопление и обогащение опыта. Это справедливо не только для национальной, но и мировой культуры.

Леннрот при создании "Калевалы" имел перед глазами "Илиаду" и "Старшую Эдду", а "Калевала" поощрила представителей других народов к созданию своих национальных фольклорно-литературных эпопей. Появились эстонский эпос "Калевипоэг" Ф.Крейцвальда (1857-1861) и латышский эпос "Лачплесис" А.Пумпура (1888); американский поэт Генри Лонгфелло создал на материале индейского фольклора свою "Песнь о Гайавате" (1855).

"Калевала" приобрела мировую известность. Примечательно, что после деколонизации Африки, когда перед ее народами остро встала задача культурно-языкового строительства на основе собственных традиций с привлечением фольклорно-мифологического богатства, их заинтересовал опыт "Калевалы", которую перевели на некоторые африканские языки.

В истории каждого народа и человечества в целом такие памят- ники, как "Калевала", являются крупными вехами, в них оживает прошлое, через них осуществляется связь времен. Мир вокруг нас быстро меняется, исчезают прежние карельские деревни, редеют леса, меняются ландшафты и экология, сокращаются расстояния. Для примера напомню, что полтора века тому назад. когда Леннрот, работая над "Калевалой", жил в северном финском городе Каяни, ему приходилось добираться до Хельсинки зимой по санному пути на перекладных лошадях целый месяц. Сегодня этот путь занимает часть дня, а то и час-другой на самолете.

Через преемственность духовной культуры, если мы только достойно бережем и чтим ее, оживают самые древние ее пласты, мы ощущаем связь поколений, обозреваем путь истории и наш собственный путь.

Журнал "Carelia" N 3 1999г. на финском языке

Материал взят тут.

Версия создания Калевалы.

Ударение в названии произведения ставить нужно на первый слог.

Калевала и вступительная статья под редакцией Бубриха для ознакомления.

Краткое содержание Калевалы читаем, наслаждаемся.