Анна Каренина
"Нет, мне нельзя спорить с ними, - подумал он, - на них непроницаемая броня, а я голый"
Л. Толстой (Анна Каренина)
Всё от первой до последней строчки. Ни одно слово не покоробило не своим местом. Пересекались мысли, пришедшие с книгой, и события жизни. Мои события или те, свидетелем которых я становилась. Пустые споры становились ещё более пустыми, что толку в них, развлечение. Вот только я об этом говорила, а теперь здесь читаю о том же, никто не говорит, что пустое, но так заметно. Разве есть в них смысл. Хотя, несомненно, развлечение тоже смысл. Только от человека они уже далеки, с которого началось или думали, что началось.
Тяжесть дней Анны отзывалась воспоминаниями, с благодарностью, что минули. Не историями похожи, а чувствами - когда отрицая ложь всюду на неё натыкаешься в себе и в каждом, когда раздражает каждое движение, любое, в себе, в ком-то, когда всё встреченное отзывается тошнотой и уродством. Почему эти люди так одеты, почему перерыта дорога, почему везде "закрыто"-"закрыто"-закрыто", почему я весь день натыкаюсь на нерешённые дела, почему они все такие противные, некрасивые, гадкие, откуда эта "музыка", выключите,сделайте потише, замолчите, потушите сигареты, я не могу больше видеть и слышать это всё вокруг.
Или про перо, которое переламывает горб верблюда.
Не изменились впечатления с тех пор, как писала первый раз. Каждый остался собой. И Каренина, и Левин, и Вронский, и Сергей Иванович, и Долли, и Китти и все-все. Прозрачны и понятны как белый день. Читала и не ждала ни от кого чего-то своего, каждый сам шёл и жил, мне только было удивительное позволение знать их как себя. Понятное до каждого слова.
И узнавать себя, когда отпускают мысли в дороге, как у Долли по дороге к Анне. В ссоре и мире семьи. В мгновение вырастающей чаще домыслов. В непонимании происходящего, которое жутко далеко, хотя все настаивают, что это близко и надо. В страхах и ошибках. В силе земли и неба.
И видеть всё так же близко и подробно, как неизменно приходят ко мне мысли обо всём на свете. Этот порой неподъёмный груз впечатлений, здесь легко и на моём языке раскрывал жизнь.
Только Вронский остался как прежде чужим. Он даже в смерти Анны не изменил себе - отомстила. Как и раньше напишу - да, каждый о себе думает, это так всегда. Но у него не принимаю. Не хочу принимать. Не хочется думать о нём.
Зачем последняя часть? Разве поезд - это не конец.
Какое счастье, что было продолжение. Когда-то грузом лёг эпилог Войны и Мира, да я ещё и вернусь к нему, второй-то не прочитан, самый главный, для некоторых. В старости не нашла умиротворения и лёгкости, в зрелости опоры и красоты.
А здесь как хорошо, что вот они все, прежние, светлые, лёгкие. Так и будут жить,встречая восходы и провожая закаты. Дышать, ходить, любить, обижаться, смеяться, среди воздуха, добрых стен, времён года.
А дуб-то дуб! Да сколько же раз пронзительное, редкое как бриллиант настроение, когда казалось, что время останавливается, когда я целиком живу в этой полоске прошлого-настоящего и будущего, когда свет в глазах до боли слепит, обрушивается в один миг молнией, неизменно обрушивается, сильно, яростно, внезапно, не мной, извне. Потому что не может так долго быть, так сильно и светло. Обычную жизнь живи. Радуйся.
И мысли Левина. Да вот же на днях перечитывала в казалось бы какой далёкой нехудожественной книге, чтобы выдохнуть и вздохнуть. Так ведь как близко всё - "Одна из главных задач [некоторых людей] - иметь смелость жить как ни в чём не бывало при всём понимании возможных неприятностей в жизни. [Есть люди, которые] не могут просто отбросить их, как делают многие другие."
Начинала читать и думала - как я осилю этот мрак, отчаяние, безумный крик.
А пришла книга другой. На одном дыхании. Не значит в считанные дни. Но настолько понятно, как давно ничего понятнее не было. Не разумом)..
