Книжный салон — исторические книги
мероприятияКогда зарождается тенденция, она кажется изолированным случаем.
Когда я читала "Сахарный ребёнок", книга мне понравилась. Ну, попутала что-то автор в послесловии, не было такого лагеря в Киргизии и не было таких заключённых, но уж очень хотелось автору усилить веру читателя в реальность её книги, вот она немножко и натягивает реальность на вымысел. Ну, изолированный же случай, простительно.
Беру на стенде книгу "Вальхен" того же автора.
Полистаем вместе:
Здесь опять знакомое по "Эшелону" стремление предъявить счёт к близкому, граничащее с детской истерикой: "Почему ты не защитил меня? ТЫ,ты, ты во всём виноват! Я не люблю тебя больше!" И автор через героев обижается, обижается на ушедшую армию и на то, что в сводках Совинформбюро нет воплей: "Всё пропало, мы всё проиграли!"
Автор вкладывает в уста персонажей злобу не на врагов, а на ушедшую власть, именно она, по их мнению, состоит из "иродов".
Ни слова в этом пассаже про наступающую армию - ту, что грабила склады и всякого встречного. Что могли, наступающие съедали сами, что уже не лезло в горло - отправляли домой, в Германию. В то же время немецкие правители говорили, что у них нет никаких обязательств кормить русских. Вдумайтесь: вас ограбили, отняли всю еду и грабители высокомерно сообщают, что вас они кормить не обязаны. А вы их обязаны? Вас не спрашивают и не слушают: мало ли что думает корова о судьбе молока и телёнка.
Строчек по этой книге о сопротивлении врагам я не набрала даже на страницу, возможно потому, что чтение, стоя у стенда, не способствует крайнему сосредоточению. Но вряд ли я могла пропустить большие куски текста.
Мишка, брат ГГ, уходит в партизанский отряд и пропадает со страниц - таких, что сопротивляются врагу, автор в книгу не пускает. Всё, что героиня Громовой, считает нужным помнить и рассказать о нём, "погиб где-то в горах" (см. последнее фото). Узнать, как погиб брат, сохранить память о нём - зачем это правильной, послушной Вальхен, которая почти-почти-почти вышла замуж западного немца? Ааах, её счастье было так возможно!
Персонажи представляются детьми, брошенными нерадивым родителем - Советской властью. Мыслей, что это их земля, их жизнь, что они могут хотя бы попытаться как-то защитить себя и близких, в книге нет. По мысли автора, они - бедные деточки, и если не противиться насильнику, то он, может, оценит тебя и - что? удочерит?
Вернёмся к рассуждению об "иродах". Ладно, персонажи не знали, что оставляемое населению продовольствие будет сразу же отнято завоевателями и поможет врагу двигаться вперёд, чтобы продолжать убивать. А где автор? Она тоже не знает, что для пришедшей чужой армии все местные - унтерменши?
Ну как же не знает. Упомянут такой нелицеприятный для захватчиков факт, как угон местных на работу в Германию.
Но, как следует из книги, если вы даже думать о сопротивлении не будете, если поведёте себя правильно, послушно, то вам достанутся хозяева - люди светлой души.
Как видите, описание труда остарбайтеров в книге такое, словно это был не рабский труд, а поездка с образовательными целями.
А уж как (рабовл) работодатели нежно относились к рабыням!
Это сейчас брачным агентствам нужно платить за поиски жениха-иностранца.
А вот в годы Великой Отечественной, по представлению/ описанию автора, немцы обеспечивали наших матерей-одиночек бесплатным проездом вместе с детьми к бюргерам, настолько нежных сердцем, что они только и ждали, на кого бы излить душевное тепло. Каждой одиночке по такой "зимний вишне", зарубежный мужской вариант.
Что это за жанр - военная повесть? Историческая? А давайте для точности диагноза ещё пассаж:
Обложка должна быть розовой, а на ней из абриса сердечка будут вспучиваться головки ГГ, обращённые друг к другу . Вот такая упаковка точно соответствует содержимому.
Нет ничего постыдного в том, чтобы писать или читать любовные романы. Только они не должны выдавать себя за исторические, тем более за документальные.
Ведь Анн и Серж Голон не писали в послесловии, что они проштудировали дневники катаров и перелопатили архивы французского отделения святой инквизиции (как бы оно в самом деле не называлось) с протоколами допросов еретиков.
Почему же и Яхину, и Громову так и тянет заявить: "Всё правда! Всё истинная правда! На каждую строчку могу документ на стол положить!"
Почему не только у них есть стремление перелицевать свои книги под документалку? Что за тенденция?
Это же оскорбительно и по отношению к памяти погибшим на каторжных работах на чужбине остарбайтерам, и по отношению к нам. Почему авторы, редакторы, издатели считают, что при слове "ДОКУМЕНТ" мы отключаем мозг, открываем рот и туда нам можно вкладывать лопатой всё, что они захотят?
Дорогие писатели-издатели, если вдуматься, мы - читатели - ваши кормильцы (ну, кроме тех писателей, которым за в_е_р_н_у_ю п_оз_и_ц_и_ю государство даёт миллионные премии, таким наши рубли неинтересны), так давайте уважать нас и наших предков.
Не я:
"Them darkies were just like one of the family"? Смешно.
Когда кто-то принимает в свою семью члена против воли (например крадет женщину), удерживает против воли (например увозит в свой дом и не позволяет уйти), определяет их образ жизни против воли (например заставляет мазаться кремом для улучшения кожи или принимать холодный душ) - это, мягко говоря, не совсем семья.
К собственности можно относиться бережно, можно даже с любовью. Можно заботиться о ней, и улучшать ее. Тем не менее, самая любимая, ценимая, бережно хранимая табуретка, прабабушкина вышивка, или овца - не член семьи, а собственность. В положении собственности, предмета, есть своя прелесть. В мире много людей, желающих для себя этого положения, особенно с добрым и заботливым хозяином. Именно поэтому я и сказала, что хозяин является врагом только для такого раба, который мнит себя человеком.
