Даллас Клейтон
Всегда найдутся люди,
Которые скажут: - ха!
Единороги в космосе?
Полная чепуха!
И твой секретный завод конфетный,
И корабли - арбузы,
И обезьяньи блюзы,
Лилипуты-трубачи и еноты-циркачи -
Все твои фантазии для этих людей - ерунда!
Ведь они о ТАКОМ не мечтают.Совсем. Никогда.
Они не думают:
Вот бы сейчас очутиться
На дискотеке зверей, крылатых, как птицы!
Они мечтают о стульях, диванах,
О головных уборах,
О золотых и серебряных столовых приборах.
Они вздыхают всю ночь о какой-то машине,
Что ездит даже не на тянучках, а на вонючем бензине!
А потом им снятся булки с котлетами,
Телефоны и зелёные фантики с чужими портретами...
Бывают на свете люди, что разучились мечтать.
С тобой такого не будет, но помни:
Ложась в кровать,
Зажмурь глаза и начинай МЕЧТАТЬ свою МЕЧТУ,
И пусть она растет, растет - и в ширь и в высоту!
Пусть будет не одна мечта, а целый миллион,
И пусть они вопят, визжат, РЫЧАТ со всех сторон!
Пускай пищат и верещат, и пляшут, и поют,
И на весь мир пускай кричат: - мы вот они! Мы тут!
Пускай узнает целый свет, о чем мечтаешь ты:
Мечта к мечте,
Мечта с мечтой,
Мечта внутри мечты...
Мечтай за всех - мечтай за тех,
Кто сдался, кто устал,
Похоронил свои мечты, в них верить перестал.
Желай, дерзай, воображай,
Мечтай зимой и летом!
Ты можешь переделать мир,
Не забывай об этом.
Пусть люди говорят, что ты витаешь в облаках:
Уж так устроены мечты, без облаков - никак.
Пусть говорят, что ты чудак и спутал верх и низ -
Ты просто мир перевернул, и это - главный приз!
Мечтай, дитя моё, мечтай и потихоньку засыпай:
Во сне МЕЧТЫ видны так ясно...
Вон та - твоя.
Она прекрасна.
Мы все ходили под богом.
У бога под самым боком.
Он жил не в небесной дали,
Его иногда видали
Живого. На Мавзолее.
Он был умнее и злее
Того - иного, другого,
По имени Иегова...
Мы все ходили под богом.
У бога под самым боком.
Однажды я шел Арбатом,
Бог ехал в пяти машинах.
От страха почти горбата
В своих пальтишках мышиных
Рядом дрожала охрана.
Было поздно и рано.
Серело. Брезжило утро.
Он глянул жестоко,- мудро
Своим всевидящим
оком,
Всепроницающим взглядом.
Мы все ходили под богом.
С богом почти что рядом.
К девяти утра в палату приходит нянечка, начинает мыть полы и менять пелёнки.
Из-за двери тянет хлоркой, тоской и плесенью; надо ждать, глотать лекарства, считать тик-таки.
А настанет вечер – спустится с неба лесенка, и по ней поскачут львы, козероги, раки.
Дили-динь-динь-дон – ступеньки поют под лапами, голубой телёнок тычется влажным носом...
А врачи кололи руки, светили лампами, подарили куклу (у куклы такие косы,
как у мамы), врали: мамочка стала ангелом и теперь живёт на самой пушистой тучке.
А она на всякий случай кивала – мало ли? – и смеялась: трудно, что ли, соврать получше?
В циферблате солнца зреют минуты-семечки. Бубенцы в груди лишились последних звуков.
Часовщик, кряхтя, встает со своей скамеечки, близоруко щурясь, тянется острой штукой,
улыбаясь, гладит стрелки – щекотно, весело… рядом с ним крылатый кто-то выводит гаммы…
Ей сегодня можно будет взбежать по лесенке и пройтись по тучкам: вдруг там и вправду мама?
Девушка пела в церковном хоре
О всех усталых в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою.
Так пел ее голос, летящий в купол,
И луч сиял на белом плече,
И каждый из мрака смотрел и слушал,
Как белое платье пело в луче.
И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи все корабли,
Что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь себе обрели.
И голос был сладок, и луч был тонок,
И только высоко, у Царских Врат,
Причастный Тайнам,- плакал ребенок
О том, что никто не придет назад.
(А. Блок)
Фото by Vint26
“Надо жить легко и просто:
Каждым мигом дорожить,
Наслаждаться небом звёздным
И любить, любить, любить!
Есть вещи, которые нравятся сразу (в чем угодно, не обязательно в литературе).
Прочитываешь на одном дыхании, вслух, сам себе, в оригинале. И в конце мурашки по всему телу...
Не знаю, может ли перевод восприниматься также, но Набоков не мог, наверное, плохо перевести.
Альфред де Мюссе. Декабрьская ночь
Однажды, в детстве, после школы,
я в нашей зале невеселой
один читал на склоне дня;
вошел и сел со мною рядом
ребенок в черном, с кротким взглядом,
как брат, похожий на меня.
Этой музыки теплая, спелая мякоть.
Когда слушаю Шуберта – плакать не стыдно.
Когда слушаю Моцарта – стыдно не плакать.
Прекрасно в нас влюбленное вино
И добрый хлеб, что в печь для нас садится,
И женщина, которою дано,
Сперва измучившись, нам насладиться.
Но что нам делать с розовой зарей
Над холодеющими небесами,
Где тишина и неземной покой,
Что делать нам с бессмертными стихами?