Cамый беспощадный вопрос на земле
«Глоток жизни»Теряю близких людей, читаю посты в сообществе (как же хочется, чтобы его закрыли за ненадобностью), всегда приходит в голову вопрос: "За что? Если Бог есть, почему страдают люди, умирают невинные детки?". Недавно в газете "Моя семья" прочитала статью Отца Александра (периодически там публикуют рассказы батюшки). Я редко хожу в храм, но спасибо нашей бабушке, которая помогает нам в этом вопросе. Статья заставила задуматься. Вот сама истроия
Всякий раз, когда на воскресной службе мы читаем историю из Евангелия от Луки о том, как Господь воскресил сына Наинской вдовы, я вспоминаю другую вдову, тоже потерявшую единственного сына, но только нашу современницу. Увы, ей не повезло встретиться со Христом при жизни своего мальчика. Не случилось этой встречи и во время его отпевания. А когда мы уже по окончании службы выходили из храма, я услышал её отчаянный крик. Всё было в этом крике – и боль, и обида, и страх одинокой старости. И ещё я впервые услышал, как человек проклинает Бога.
Всякий раз, когда на воскресной службе мы читаем историю из Евангелия от Луки о том, как Господь воскресил сына Наинской вдовы, я вспоминаю другую вдову, тоже потерявшую единственного сына, но только нашу современницу. Увы, ей не повезло встретиться со Христом при жизни своего мальчика. Не случилось этой встречи и во время его отпевания. А когда мы уже по окончании службы выходили из храма, я услышал её отчаянный крик. Всё было в этом крике – и боль, и обида, и страх одинокой старости. И ещё я впервые услышал, как человек проклинает Бога.
Об
этом случае я вспомнил через много лет и рассказал о нём моему другу
отцу Виктору. Вот что мне в нём нравится, так это то, что батюшка
никогда не спешит с ответом. Выслушает, подумает и только потом говорит,
часто вспоминая какой-нибудь случай из собственной жизни.
– Что её осуждать? Мы с тобой не были в её шкуре. И потом, она не верила в Бога. А представь, когда ты служишь Ему всю жизнь, стараешься всё делать в соответствии с Его заповедями, и вдруг с тобой случается беда. И ладно бы с тобой, а если с тем, кто тебе дороже всего на свете?
Помню, как-то ездили мы поздравлять с юбилеем одного маститого протоиерея. Батюшка служил уже много лет, все его знали и уважали. Оно и неудивительно, отец настоятель вместе с прихожанами восстановил удивительной красоты церковь, в которой служил, и продолжал поднимать храмы по всей округе. А ещё у него лучшая во всём благочинии воскресная школа, лекции в областной семинарии и замечательные проповеди. Молодые священники почитали отца протоиерея, многие старались ему подражать.
На праздник поздравить отца приехал его единственный сын, остальные у него все девчонки. Хороший юноша, студент выпускного курса семинарии, я его лично знал. На следующий год отец планировал рукоположить сына в священники и взять к себе помощником. Уже невесту ему подыскивали, и вся семья жила радостным ожиданием.
В тот день мы немного посидели, поздравили батюшку и разъехались. Отцы народ занятой, кому-то завтра служить и надо готовиться, кому-то ещё на требы ехать.
Утром в доме все уже встали, пора идти завтракать, а молодой человек всё не выходит. К нему заглядывают, а он ещё спит. Наконец батюшка посылает разбудить сына, заходят в комнату, а тот уже холодный.
Вот как такое может быть, а, бать? Вот ты мне скажи – не пил человек, никогда не курил, не говоря уже о чём-то запретном, и умер, сердечная недостаточность. С чего бы это такая недостаточность? Он что, на вокзале по ночам вагоны разгружал? На здоровье не жаловался и к врачам никогда не обращался.
Трагедия, бать! Для нас, кто вчера ещё видел этого парнишку живым и здоровым, трагедия, а что говорить об отце? А он точно ума лишился. Встал перед иконами и кричит:
– За что?! Скажи мне, за что?! Я всю жизнь Тебе служил, всего себя отдавал без остатка, а Ты меня вот так, беспощадно. Зачем мне теперь жить?!
Схватил телефон, звонит духовнику, потом владыке. И всё один и тот же вопрос:
– За что?! Объясните мне, что я делал не так, за что Он так со мной?
И думаю, не дай Бог оказаться на его месте. Вот так коснётся, и сам не знаешь, что закричишь.
На самом деле, бать, мы можем понять и допустить, если Бог вразумляет человека, от Него далёкого, но когда начинает страдать кто-то из верующих, то этот факт никак не укладывается в голове.
Мы молились на могиле моего друга, ему как раз было девять дней. Не скажу, что он был верующим. Скорее наоборот. Но человек любил свою жену, любил всю жизнь, ещё со школы. Когда она заболела, внезапно и тяжело, врач, что вела её в областной больнице, сказала:
– Мы сделали всё что могли, остальное в руках Божиих. Если хочешь жить, иди в церковь.
Та поверила врачу и пришла к Богу. И не просто пришла, а стала по-настоящему верующим человеком. Её, ещё не оправившуюся после болезни, выбрали у нас старостой восстанавливающегося храма. Теперь вся её жизнь проходила в его стенах.
А дела домашние, то, чем обычно занимается женщина в семье, теперь легли на его плечи. Мой друг понимал, что, запрети он жене ходить в храм, та погибнет, но он её любил и смирялся.
Несколько лет назад он узнал уже о собственной болезни. Сделали операцию, потом провели целый курс химиотерапии. Болезнь отступила, но ненадолго. Прошло два года, и всё началось по-новому.
Помню, она подошла ко мне:
– Что делать, батюшка?
– Читай ему Евангелие. Садись рядом с мужем и читай Евангелие. Вслух читай, чтобы ему было слышно, а если он о чём-то спросит, разъясняй.
Я был благодарен, что в эту минуту она не задаёт мне самый беспощадный из всех вопросов – «За что?». Кто-кто, а она, человек действительно святой жизни, имела полное право его задать.
Бог посещает тогда, когда не ждёшь, и там, где не думаешь Его встретить.
Как радовались мы рождению нашей младшей внучки Полинки – Пелагии. Помню, ездил знакомиться с малышкой, а бабушка – та всё это время жила вместе с ними. Крошечный спящий комочек лежит поперёк дивана, а я здесь же, стою на коленях и, затаив дыхание, всматриваюсь в своё земное продолжение.
Полинке было около месяца, когда мы вдруг заметили, что её правая ручка не действует, лежит вдоль тельца маленькой безжизненной веточкой. Скоро я впервые услышал словосочетание «парез Эрба». На слух резкое, точно военная команда, но в устах врача прозвучавшее как надежда.
– Будем надеяться, что это парез Эрба. Если вовремя начать лечение, то к школе ручка может восстановиться, а к совершеннолетию разница между обеими руками будет практически незаметна. А если нет, то всё равно не отчаивайтесь, знаете, немецкие врачи умеют творить чудеса. Правда, немецкие врачи – это недёшево, и всё-таки не отчаивайтесь.
Нам повезло найти детскую массажистку, обученную делать массаж таким крохам. Подбирали нужные лекарства. А какие из них нужные, если ещё нет диагноза?
Никогда не забуду, как в те дни мы все вместе собирались вокруг нашей Полинки, шутили, смеялись и подбадривали друг друга.
– Ой, да всё это ерунда, ручка обязательно восстановится, и всё у нас будет замечательно! Правда, манюня? У нас всё будет замечательно!
И помню, как переживали наедине, стараясь не выдавать собственное страдание и тем самым не усугублять страдания других. Почему помнится? Наверное потому, что редко в своей жизни молился так, как молился в те дни. А ещё случайно услышал, как плачет и в голос молится моя бедная матушка.
Молилась ли тогда Полинкина мама? Надеюсь, что да. Почему я так говорю? Дети из верующих семей оканчивают школы и, покидая отчий дом, отправляются в большие города. Учатся, работают и при этом постепенно отдалятся от храма. Становясь взрослыми, они уходят в мир, полный опасностей и соблазнов, от которых мы пытаемся оградить их в наших семьях. И не все из тех, кто в детстве помогал батюшке в алтаре или пел на клиросе, остаются в церкви. Каждый из нас идёт к вере собственным путём. И тот факт, что ребёнок учился в воскресной школе и рассказывал стишки прихожанам на Пасху, вовсе не гарантия его будущей церковности. Потом, во взрослой жизни, он сам однажды встретится с Богом, оценит себя и придёт к покаянию. Или не придёт.
Вот и наш дочь причащалась уже не так регулярно, как прежде, а выйдя замуж, и вовсе перестала бывать на службах. Женщина, становясь женой, перестаёт угождать Богу и начинает служить мужчине.
Появилась на свет наша первая внучка. Мы стали реже видеться, хотя продолжали часто общаться по телефону.
– Ты причащаешься? Нет возможности? А малышку причащаешь? Что? Тоже не получается? Мы с мамой о вас молимся. Было бы замечательно, если бы и вы там тоже молились, хотя бы кратенько. Ладно, вы уж постарайтесь.
Не знаю, как другие, но лично я в те дни, когда болела наша маленькая Пелагия, перетряхнул всю свою жизнь. Вспомнил всё: где, когда и кого обидел, где был не прав, когда прошёл мимо чужой беды. Всё вспомнил и за всё просил прощения.
Где-то за год до описываемых событий мне позвонил знакомый молодой человек, когда-то я венчал их с женой у нас в храме. И попросил окрестить их месячную дочку. В то время она весь месяц одна, без мамы, лежала в какой-то московской клинике. Вскоре после рождения ребёнка из роддома отправили на серьёзное лечение. Как раз в эти самые дни я собирался в Москву на Рождественские чтения, потому мы с ними сразу обо всём и договорились.
В больнице на меня поверх подрясника надели просторный белый халат, выдали бахилы синего цвета и в сопровождении медсестры повели в отделение.
Подходим к боксу. Меня сестра проводит внутрь, а родители остаются за стеклом. Я стою в пространстве бокса, в поисках ребёнка оглядываю всё помещение и нигде его не нахожу. Вокруг только маленькие столики на колёсиках, сверху накрытые тканью.
Медсестра проходит к одному из них, выдвигает и подкатывает ко мне. Потом снимает простынку, а под ней большая эмалированная кювета с маленьким спящим человечком.
– Батюшка, вам нужна моя помощь?
– Нет, спасибо, я всё сделаю сам.
Никогда прежде мне не доводилось крестить дитя в такой обстановке. Я опускаю палец в святую воду и рисую крест на лобике у младенчика.
– Крещается раба Божия Вероника во имя Отца, аминь…
И так трижды. Дитя спит. Даже нет, тихо дремлет, иногда открывая глазки и пытаясь посмотреть в мою сторону. Что-то им, видать, в молочко добавляют, иначе бы крик здесь стоял ещё тот.
В самом конце кладу ей на грудку крошечный золотой крестик. Глазки вновь пытаются открыться. Перед тем как уйти, большим наперстным крестом благословляю дитя во весь рост. И вот она, наконец, меня видит и довольно улыбается маленьким беззубым ротиком.
Всё это время её родители, прильнув к стеклянной стенке бокса, стоят в коридоре и, не отрываясь, всматриваются в свою малышку.
Потом, когда они подвозили меня к ближайшей станции метро, отец девочки сказал:
– Батюшка, этот месяц после рождения ребёнка стал для меня новой отправной точкой. Я многое передумал, пересмотрел, будто пальцами перетёр свою жизнь. Знаете, я всё понял, и как жить должен, и как к людям относиться – тоже.
Я потом часто вспоминал эти его слова.
Однажды крестил грудничков. Опускаю ребёнка в купель, а сам невольно всякий раз отмечаю: ну вот, и у этого правая ручка работает, и у этой, а у моей – нет. И хорошо, что вовремя поймал себя на этой мысли. Нельзя её в себя пускать. Зависть – состояние страшное, увлечёшься, тут и до ненависти недалеко. Ненависть к ребёнку – сатанинское чувство.
Остановил крещение, зашёл в алтарь и дал себе пощёчину. Отлегло.
Чтобы разобраться и понять, что случилось с Полинкой, стали искать врача, который мог бы сказать нам что-то определённое. Благодаря цепочке знакомых удалось записаться на приём к опытному детскому неврологу, которая велела принести рентгеновский снимок.
Легко сказать – сделать рентген месячному ребёнку! Оказалось, что единственное место в Москве, где оказывают такую услугу, – это диагностический центр, что на Ломоносовском проспекте. За полчаса до назначенного времени мы уже были на месте. О том, как искали, где оставить машину, можно писать отдельную историю. Вокруг ни одного свободного закутка. Наконец заехали в один из дворов и встали, перегородив проход к одному из подъездов. Выходим из машины, а с балкона уже кричат:
– Ироды! Что же вы делаете?! Житья от вас нету!
Матушка взяла на руки пакет со спящей Полинкой и показывает старушке.
– Простите нас, мы спешим в детский центр к назначенному времени, а машину оставить негде.
Бабушка прекращает ругаться и сочувственно причитает:
– Эх, горемычные. Помогай вам Бог.
Широкие коридоры и длинные переходы. Проходим мимо многочисленных дверей, окрашенных в одинаковый цвет. Двери периодически открываются, я вижу людей в специфической больничной одежде и с повязками на лицах. Никто из персонала не шествует спокойной размеренной походкой, больше бегают. Наверное, по-другому и не выходит. Слишком много детей, больше похожих на маленьких старичков, смиренно ожидающих своей очереди на приём. Страдающих родителей, там, кстати, не меньше.
И вот конверт с рентгеновским снимком у нас на руках, можно отправляться к неврологу. Мы с замиранием сердца ждём, что скажет знающий доктор. Подарит надежду или объявит приговор?
Врач долго смотрела нашу Полинку, крутила её, вертела. Всё что-то трогала, щупала и самого ребёнка, и его безжизненно повисшую ручку. Затем изучала рентгеновский снимок, а в конце поинтересовалась, сохранились ли Полинкины фотографии из роддома. Дочь показала, у неё их много на телефоне.
Пересмотрев фотографии, доктор произнесла с уверенностью:
– Нет, это не Эрба. Это вообще не парез, скорее микротравма, хотя на снимке она и не просматривается. Надеюсь, ручка вашей малышки скоро восстановится. Так что продолжайте делать массаж и через месяц приходите на повторный приём.
Выйдя от врача, дочь первым делом набрала мой номер и попросила приехать окрестить младшенькую и сделать это как можно быстрее.
Полинку мы крестили у детей дома. Бабушка была за крёстную. На следующий же день отправились в ближайший храм воцерковить малышку и причастить обоих детей.
Не знаю, может, просто всё так совпало, но после крещения наши дела сразу пошли на поправку. Спустя несколько месяцев обе ручки, обретя равную силу, крепко хватали деда за пальцы, Полинка легко отталкивалась от пола и ползала за игрушками.
С тех пор вот уже почти два года при любых обстоятельствах и в любую погоду дочь усаживает девчонок в детские кресла, что на заднем сиденье её автомобиля, и отправляется с ними в церковь на причастие. Даже выезжая за границу, она узнаёт, где ближайший православный храм, и везёт детей на службу.
Для меня оставалось загадкой, почему в поведении дочери произошли такие разительные перемены и она вновь вернулась в церковь. Однажды я её об этом спросил.
– Помнишь, мы с Полинкой ходили на приём к неврологу? – сказала дочь. – Я уже выходила из кабинета, а врач меня окликает и спрашивает: «Мамочка, а ты в Бога веришь? Это хорошо. А о детях молишься? Хочешь, чтобы твой ребёнок исцелился? Тогда запомни: причащать обязательно!» С самого детства я слышу от вас эти слова. Наверное, я к ним слишком привыкла, и они набили оскомину. Но когда в такую минуту то же самое сказал человек, от которого никак не ожидаешь этого услышать… Я вдруг увидела всё происходящее словно со стороны.
Ничто с нами просто так не случается. Всякое страдание – это, наверное, ещё и повод остановиться, заглянуть в самого себя. Страдания очищают. Они словно новая отправная точка, от которой необходимо двигаться дальше. Вверх или вниз, это как выберешь. В любом случае, преодолевая боль, невозможно оставаться прежним.
Номер газеты №04, февраль 2014
Статья есть и на сайте
– Что её осуждать? Мы с тобой не были в её шкуре. И потом, она не верила в Бога. А представь, когда ты служишь Ему всю жизнь, стараешься всё делать в соответствии с Его заповедями, и вдруг с тобой случается беда. И ладно бы с тобой, а если с тем, кто тебе дороже всего на свете?
Помню, как-то ездили мы поздравлять с юбилеем одного маститого протоиерея. Батюшка служил уже много лет, все его знали и уважали. Оно и неудивительно, отец настоятель вместе с прихожанами восстановил удивительной красоты церковь, в которой служил, и продолжал поднимать храмы по всей округе. А ещё у него лучшая во всём благочинии воскресная школа, лекции в областной семинарии и замечательные проповеди. Молодые священники почитали отца протоиерея, многие старались ему подражать.
На праздник поздравить отца приехал его единственный сын, остальные у него все девчонки. Хороший юноша, студент выпускного курса семинарии, я его лично знал. На следующий год отец планировал рукоположить сына в священники и взять к себе помощником. Уже невесту ему подыскивали, и вся семья жила радостным ожиданием.
В тот день мы немного посидели, поздравили батюшку и разъехались. Отцы народ занятой, кому-то завтра служить и надо готовиться, кому-то ещё на требы ехать.
Утром в доме все уже встали, пора идти завтракать, а молодой человек всё не выходит. К нему заглядывают, а он ещё спит. Наконец батюшка посылает разбудить сына, заходят в комнату, а тот уже холодный.
Вот как такое может быть, а, бать? Вот ты мне скажи – не пил человек, никогда не курил, не говоря уже о чём-то запретном, и умер, сердечная недостаточность. С чего бы это такая недостаточность? Он что, на вокзале по ночам вагоны разгружал? На здоровье не жаловался и к врачам никогда не обращался.
Трагедия, бать! Для нас, кто вчера ещё видел этого парнишку живым и здоровым, трагедия, а что говорить об отце? А он точно ума лишился. Встал перед иконами и кричит:
– За что?! Скажи мне, за что?! Я всю жизнь Тебе служил, всего себя отдавал без остатка, а Ты меня вот так, беспощадно. Зачем мне теперь жить?!
Схватил телефон, звонит духовнику, потом владыке. И всё один и тот же вопрос:
– За что?! Объясните мне, что я делал не так, за что Он так со мной?
И думаю, не дай Бог оказаться на его месте. Вот так коснётся, и сам не знаешь, что закричишь.
На самом деле, бать, мы можем понять и допустить, если Бог вразумляет человека, от Него далёкого, но когда начинает страдать кто-то из верующих, то этот факт никак не укладывается в голове.
Мы молились на могиле моего друга, ему как раз было девять дней. Не скажу, что он был верующим. Скорее наоборот. Но человек любил свою жену, любил всю жизнь, ещё со школы. Когда она заболела, внезапно и тяжело, врач, что вела её в областной больнице, сказала:
– Мы сделали всё что могли, остальное в руках Божиих. Если хочешь жить, иди в церковь.
Та поверила врачу и пришла к Богу. И не просто пришла, а стала по-настоящему верующим человеком. Её, ещё не оправившуюся после болезни, выбрали у нас старостой восстанавливающегося храма. Теперь вся её жизнь проходила в его стенах.
А дела домашние, то, чем обычно занимается женщина в семье, теперь легли на его плечи. Мой друг понимал, что, запрети он жене ходить в храм, та погибнет, но он её любил и смирялся.
Несколько лет назад он узнал уже о собственной болезни. Сделали операцию, потом провели целый курс химиотерапии. Болезнь отступила, но ненадолго. Прошло два года, и всё началось по-новому.
Помню, она подошла ко мне:
– Что делать, батюшка?
– Читай ему Евангелие. Садись рядом с мужем и читай Евангелие. Вслух читай, чтобы ему было слышно, а если он о чём-то спросит, разъясняй.
Я был благодарен, что в эту минуту она не задаёт мне самый беспощадный из всех вопросов – «За что?». Кто-кто, а она, человек действительно святой жизни, имела полное право его задать.
Бог посещает тогда, когда не ждёшь, и там, где не думаешь Его встретить.
Как радовались мы рождению нашей младшей внучки Полинки – Пелагии. Помню, ездил знакомиться с малышкой, а бабушка – та всё это время жила вместе с ними. Крошечный спящий комочек лежит поперёк дивана, а я здесь же, стою на коленях и, затаив дыхание, всматриваюсь в своё земное продолжение.
Полинке было около месяца, когда мы вдруг заметили, что её правая ручка не действует, лежит вдоль тельца маленькой безжизненной веточкой. Скоро я впервые услышал словосочетание «парез Эрба». На слух резкое, точно военная команда, но в устах врача прозвучавшее как надежда.
– Будем надеяться, что это парез Эрба. Если вовремя начать лечение, то к школе ручка может восстановиться, а к совершеннолетию разница между обеими руками будет практически незаметна. А если нет, то всё равно не отчаивайтесь, знаете, немецкие врачи умеют творить чудеса. Правда, немецкие врачи – это недёшево, и всё-таки не отчаивайтесь.
Нам повезло найти детскую массажистку, обученную делать массаж таким крохам. Подбирали нужные лекарства. А какие из них нужные, если ещё нет диагноза?
Никогда не забуду, как в те дни мы все вместе собирались вокруг нашей Полинки, шутили, смеялись и подбадривали друг друга.
– Ой, да всё это ерунда, ручка обязательно восстановится, и всё у нас будет замечательно! Правда, манюня? У нас всё будет замечательно!
И помню, как переживали наедине, стараясь не выдавать собственное страдание и тем самым не усугублять страдания других. Почему помнится? Наверное потому, что редко в своей жизни молился так, как молился в те дни. А ещё случайно услышал, как плачет и в голос молится моя бедная матушка.
Молилась ли тогда Полинкина мама? Надеюсь, что да. Почему я так говорю? Дети из верующих семей оканчивают школы и, покидая отчий дом, отправляются в большие города. Учатся, работают и при этом постепенно отдалятся от храма. Становясь взрослыми, они уходят в мир, полный опасностей и соблазнов, от которых мы пытаемся оградить их в наших семьях. И не все из тех, кто в детстве помогал батюшке в алтаре или пел на клиросе, остаются в церкви. Каждый из нас идёт к вере собственным путём. И тот факт, что ребёнок учился в воскресной школе и рассказывал стишки прихожанам на Пасху, вовсе не гарантия его будущей церковности. Потом, во взрослой жизни, он сам однажды встретится с Богом, оценит себя и придёт к покаянию. Или не придёт.
Вот и наш дочь причащалась уже не так регулярно, как прежде, а выйдя замуж, и вовсе перестала бывать на службах. Женщина, становясь женой, перестаёт угождать Богу и начинает служить мужчине.
Появилась на свет наша первая внучка. Мы стали реже видеться, хотя продолжали часто общаться по телефону.
– Ты причащаешься? Нет возможности? А малышку причащаешь? Что? Тоже не получается? Мы с мамой о вас молимся. Было бы замечательно, если бы и вы там тоже молились, хотя бы кратенько. Ладно, вы уж постарайтесь.
Не знаю, как другие, но лично я в те дни, когда болела наша маленькая Пелагия, перетряхнул всю свою жизнь. Вспомнил всё: где, когда и кого обидел, где был не прав, когда прошёл мимо чужой беды. Всё вспомнил и за всё просил прощения.
Где-то за год до описываемых событий мне позвонил знакомый молодой человек, когда-то я венчал их с женой у нас в храме. И попросил окрестить их месячную дочку. В то время она весь месяц одна, без мамы, лежала в какой-то московской клинике. Вскоре после рождения ребёнка из роддома отправили на серьёзное лечение. Как раз в эти самые дни я собирался в Москву на Рождественские чтения, потому мы с ними сразу обо всём и договорились.
В больнице на меня поверх подрясника надели просторный белый халат, выдали бахилы синего цвета и в сопровождении медсестры повели в отделение.
Подходим к боксу. Меня сестра проводит внутрь, а родители остаются за стеклом. Я стою в пространстве бокса, в поисках ребёнка оглядываю всё помещение и нигде его не нахожу. Вокруг только маленькие столики на колёсиках, сверху накрытые тканью.
Медсестра проходит к одному из них, выдвигает и подкатывает ко мне. Потом снимает простынку, а под ней большая эмалированная кювета с маленьким спящим человечком.
– Батюшка, вам нужна моя помощь?
– Нет, спасибо, я всё сделаю сам.
Никогда прежде мне не доводилось крестить дитя в такой обстановке. Я опускаю палец в святую воду и рисую крест на лобике у младенчика.
– Крещается раба Божия Вероника во имя Отца, аминь…
И так трижды. Дитя спит. Даже нет, тихо дремлет, иногда открывая глазки и пытаясь посмотреть в мою сторону. Что-то им, видать, в молочко добавляют, иначе бы крик здесь стоял ещё тот.
В самом конце кладу ей на грудку крошечный золотой крестик. Глазки вновь пытаются открыться. Перед тем как уйти, большим наперстным крестом благословляю дитя во весь рост. И вот она, наконец, меня видит и довольно улыбается маленьким беззубым ротиком.
Всё это время её родители, прильнув к стеклянной стенке бокса, стоят в коридоре и, не отрываясь, всматриваются в свою малышку.
Потом, когда они подвозили меня к ближайшей станции метро, отец девочки сказал:
– Батюшка, этот месяц после рождения ребёнка стал для меня новой отправной точкой. Я многое передумал, пересмотрел, будто пальцами перетёр свою жизнь. Знаете, я всё понял, и как жить должен, и как к людям относиться – тоже.
Я потом часто вспоминал эти его слова.
Однажды крестил грудничков. Опускаю ребёнка в купель, а сам невольно всякий раз отмечаю: ну вот, и у этого правая ручка работает, и у этой, а у моей – нет. И хорошо, что вовремя поймал себя на этой мысли. Нельзя её в себя пускать. Зависть – состояние страшное, увлечёшься, тут и до ненависти недалеко. Ненависть к ребёнку – сатанинское чувство.
Остановил крещение, зашёл в алтарь и дал себе пощёчину. Отлегло.
Чтобы разобраться и понять, что случилось с Полинкой, стали искать врача, который мог бы сказать нам что-то определённое. Благодаря цепочке знакомых удалось записаться на приём к опытному детскому неврологу, которая велела принести рентгеновский снимок.
Легко сказать – сделать рентген месячному ребёнку! Оказалось, что единственное место в Москве, где оказывают такую услугу, – это диагностический центр, что на Ломоносовском проспекте. За полчаса до назначенного времени мы уже были на месте. О том, как искали, где оставить машину, можно писать отдельную историю. Вокруг ни одного свободного закутка. Наконец заехали в один из дворов и встали, перегородив проход к одному из подъездов. Выходим из машины, а с балкона уже кричат:
– Ироды! Что же вы делаете?! Житья от вас нету!
Матушка взяла на руки пакет со спящей Полинкой и показывает старушке.
– Простите нас, мы спешим в детский центр к назначенному времени, а машину оставить негде.
Бабушка прекращает ругаться и сочувственно причитает:
– Эх, горемычные. Помогай вам Бог.
Широкие коридоры и длинные переходы. Проходим мимо многочисленных дверей, окрашенных в одинаковый цвет. Двери периодически открываются, я вижу людей в специфической больничной одежде и с повязками на лицах. Никто из персонала не шествует спокойной размеренной походкой, больше бегают. Наверное, по-другому и не выходит. Слишком много детей, больше похожих на маленьких старичков, смиренно ожидающих своей очереди на приём. Страдающих родителей, там, кстати, не меньше.
И вот конверт с рентгеновским снимком у нас на руках, можно отправляться к неврологу. Мы с замиранием сердца ждём, что скажет знающий доктор. Подарит надежду или объявит приговор?
Врач долго смотрела нашу Полинку, крутила её, вертела. Всё что-то трогала, щупала и самого ребёнка, и его безжизненно повисшую ручку. Затем изучала рентгеновский снимок, а в конце поинтересовалась, сохранились ли Полинкины фотографии из роддома. Дочь показала, у неё их много на телефоне.
Пересмотрев фотографии, доктор произнесла с уверенностью:
– Нет, это не Эрба. Это вообще не парез, скорее микротравма, хотя на снимке она и не просматривается. Надеюсь, ручка вашей малышки скоро восстановится. Так что продолжайте делать массаж и через месяц приходите на повторный приём.
Выйдя от врача, дочь первым делом набрала мой номер и попросила приехать окрестить младшенькую и сделать это как можно быстрее.
Полинку мы крестили у детей дома. Бабушка была за крёстную. На следующий же день отправились в ближайший храм воцерковить малышку и причастить обоих детей.
Не знаю, может, просто всё так совпало, но после крещения наши дела сразу пошли на поправку. Спустя несколько месяцев обе ручки, обретя равную силу, крепко хватали деда за пальцы, Полинка легко отталкивалась от пола и ползала за игрушками.
С тех пор вот уже почти два года при любых обстоятельствах и в любую погоду дочь усаживает девчонок в детские кресла, что на заднем сиденье её автомобиля, и отправляется с ними в церковь на причастие. Даже выезжая за границу, она узнаёт, где ближайший православный храм, и везёт детей на службу.
Для меня оставалось загадкой, почему в поведении дочери произошли такие разительные перемены и она вновь вернулась в церковь. Однажды я её об этом спросил.
– Помнишь, мы с Полинкой ходили на приём к неврологу? – сказала дочь. – Я уже выходила из кабинета, а врач меня окликает и спрашивает: «Мамочка, а ты в Бога веришь? Это хорошо. А о детях молишься? Хочешь, чтобы твой ребёнок исцелился? Тогда запомни: причащать обязательно!» С самого детства я слышу от вас эти слова. Наверное, я к ним слишком привыкла, и они набили оскомину. Но когда в такую минуту то же самое сказал человек, от которого никак не ожидаешь этого услышать… Я вдруг увидела всё происходящее словно со стороны.
Ничто с нами просто так не случается. Всякое страдание – это, наверное, ещё и повод остановиться, заглянуть в самого себя. Страдания очищают. Они словно новая отправная точка, от которой необходимо двигаться дальше. Вверх или вниз, это как выберешь. В любом случае, преодолевая боль, невозможно оставаться прежним.
Номер газеты №04, февраль 2014
Статья есть и на сайте
