Бася

Мы, конечно, знали, что Лука нам жестоко отомстит. Любой уважающий себя эмбрион затаил бы на его месте злобу на своих будущих родителей.


Зима. Поезд Дели – Гайя. Ехать чуть больше суток. Но сейчас сезон туманов. И поэтому никаких расписаний в стране не существует. Едет — и слава богу. Поезд не такой, как в фильме «Поезд на Дарджилинг». А настоящий. Индийский поезд. В нем, кажется, едет половина Индии, спасаясь от гражданской войны, холеры и индийских гастролей Николая Баскова. Будто бы это последний поезд, убегающий из горящей столицы. И все, кто мог, залезли именно в него. Вагоны забиты так, что невозможно сходить в туалет пописать. Если рискнешь оставить свое место, то к нему, скорее всего, уже не вернешься никогда: миллион безбилетных индусиков в черных улыбающихся усах просто одновременно вытянут ноги — и места для тебя не будет. Короче, нормальный индийский поезд.


Билетов в бизнес-класс уже не было. И мы с беременной женой оказались среди всех этих людей. Были еще беженцы из Тибета. Аккуратно выбритые маленькие тибетцы в своих идеально чистых красных платьях ехали в малюсенькую деревню Бодгайя. Там — Мекка для буддистов. Там Гаутама под специальным деревом Бодхи все для себя решил. Там иногда зимует далай-лама четырнадцатый. Туда же едем и мы. Я, моя жена Юля. И трехмесячный эмбрион Лука — мой сын.

Я не верю в знаки свыше. Да и в существовании Сиддхартхи иногда сомневаюсь. Но на этот поезд Господь точно наслал проклятие. Токсикоз у жены начался именно здесь и сейчас. Юлю рвало, как Джима Моррисона перед концертом. Без остановки. Долго. Мучительно. Что есть силы. Только и успевай менять пакетики, каким-то чудом взятые с собой. Испуганные индусы не знали, куда себя деть. Предлагали какие-то народные снадобья, корешки и затянуться гашишем. Продавцы бесплатно наливали чай. Тибетские беженцы били в свой барабанчик и не переставая читали «Ом мани падме хум» за здравие моей жены. Нашелся даже один на весь поезд проводник: толстый вспотевший пакистанец с гаечным ключом и зубочисткой между беззубыми деснами… Ничего не помогало. Лука бунтовал: «Куда вы, придурки, поперлись? У вас же теперь есть я!»

Мне говорили, что жизнь изменится. До этого мы шесть лет подряд зимовали в Индии. Хотели зимовать и дальше. Но сын решил, что будет иначе. Следующей и еще следующей зимой мы сидели дома и ели новогоднее оливье вместо масала-досы. Это была первая и самая безобидная жертва. Бог с ним, с Индостаном. В конце концов, в Варанаси за последние десять тысяч лет не изменилась даже цена на велорикшу. Не изменится и к моей старости, когда я буду посвободнее.

Но потом мы лишились и Москвы. В Москве у нас была не очень уютная и не очень удобная съемная квартира, куда с трудом бы влезали три человека. В Москве много машин, развлечений и нет бабушек. Пришлось переехать в Подмосковье, в родной Дмитров. Там есть чем дышать, сердобольные бабушки и из развлечений только супермаркет Spar по выходным. Но сыну так будет лучше.