За что цепляют нас наши мамы
Воскресенье. Вечер. Мой законный выходной. Я валяюсь в постели, неважно себя чувствуя после прожитых событий последних дней. Мне падает в скайп клиентка с кучей плачущих смайликов и просьбой о срочной консультации. Обычно, когда я не в норме, я отказываюсь. Но тут понимаю, что дело срочное и мы созваниваемся. Эту клиентку, назовем ее Машей, я вела как инструктор четыре года назад. После того, как мои инструкторские полномочия закончились, мы изредка поддерживали связь. Она человек деликатный и не станет звонить в выходной поздно вечером просто так.
Включается камера и я вижу заплаканное лицо. Она начинает рассказ. Приехала мама, которая живет в другом городе и отношения с которой всегда были непростые. Маша в 17 лет уехала в Москву поступать в институт и с тех самых пор ее любовь к матери находилась в прямой зависимости от расстояния и частоты посещений. Закончив институт, Маша вышла замуж и через три года родила ребенка. Мама взяла отпуск и приехала, как и полагается, помогать. Тогда начались первые конфликты, когда мама, цитируя доктора Спока, рассказывала (достаточно жестко), что надо дать ребенку проораться в кроватке, аргументируя: «Надо, чтобы ребенок знал свои границы, а то на шею сядет, потом не слезет!» Доходило до того, что мать вставала у кроватки и физически не пускала мою клиентку к ее ребенку. Но тут вмешался муж, который сказал, что берет отпуск и будет помогать, так что мама может ехать домой. Мама хлопнула дверью со словами: «Посмотрим, что у вас вырастет!» и на полгода прекратила общение.
Я хорошо помню эту историю. Как инструктор я чувствовала бессилие. Когда видишь, что это конфликт, который тянется с детства, видишь, как включаются защитные механизмы от детских травм, но не можешь помочь их распутать, потому что нет у клиентки ресурса идти в боль, остается просто наблюдать. Я тогда восхитилась поступком мужа, который пришел и всех расставил по своим углам. После родов всегда ждешь защиты от мужчины рядом. Меня в свое время муж (уже бывший) сдал на руки к свекрови, зная, как я отношусь к ней, и принимал ее сторону в наших конфликтах, уговаривая меня, что я должна ей быть благодарна. Я восприняла это как предательство. Я могла себе все объяснить. Объяснить, что он работает и что она старается. Но где-то глубоко внутри чувствовала себя одиноким воином в стане врагов. Чувства это ведь такая вещь – они или есть или их нет. Можно уговорить себя на все что угодно, но чувства при этом никуда не уходят.
И вот мама приехала опять спустя четыре года. Нет, до этого она тоже приезжала на пару дней. Муж всегда был дома и она, если что и говорила, то очень осторожно, и моя клиентка могла это стерпеть. В этот раз мама приехала на неделю в момент, когда муж уехал в командировку.
«Вы понимаете, Лиза, дочу как с катушек сорвало. Она начала творить такое, что мне и не снилось. Вначале мне было стыдно, так как мамино «посмотрим, что у вас вырастет», оправдывалось по полной программе. Потом я стала понимать, что муж уехал, и я нахожусь в постоянной боевой стойке, а это передается ребенку. На это мне ума хватило. Но сегодня вечером был апогей»…
Я же, выслушивая ее рассказ, понимаю, что кроме того, что описывает Маша, есть еще одна сторона - мама ждала от ребенка неуправляемого поведения. Женщина она, насколько я понимаю, сильная и властная, всегда зарабатывала, несла семью на своих плечах, поэтому воля у нее сильная. У таких людей ожидания срабатывают быстро, а положение доминирующей самки подавляет волю того, кого она считает ниже себя. Ну а Маша честно встает в положение растерянного подростка, который может только огрызаться, не контролируя своим намерением реальность.
«Ситуация была ерундовая. Мы сидели и разговаривали на кухне. Дочка пришла и попросила попить. Мама ей сделала замечание, что взрослые разговаривают, а она большая девочка и может налить себе воды сама. Но я встала и налила ей воды. Потом доча забралась ко мне на руки и начала привлекать к себе внимание, громко говорить, перебивать нас. Я знаю, откуда это идет – она хотела спать, была усталая, в последние дни я мало общаюсь с ней, так как весь ресурс у меня уходит на маму. Она постоянно цепляет меня – то у меня шторы не так висят, то ребенок мультики смотрит. Я словно в каком-то защитном панцире. Вполне понятно, что дочка просто хочет получить обратно свой мир, в котором она жила, и мое внимание в том числе.
Мама начала отчитывать дочку, как это делала со мной в детстве. Очень жестко, надменно. Я растерялась. Дочка сначала замахнулась на нее, сказала: «Ты плохая, уходи!», потом спрыгнула с колен и убежала в ванну. Но мама на этом не успокоилась. Она пошла за ней, открыла дверь и начала требовать, чтобы она попросила у нее прощения. Надо сказать, что мой ребенок – боец. Она очень ласковая и ярко выражает любовь, но если чувствует несправедливость по отношению к себе, то будет стоять до конца и сломить ее сложно, как и заставить заплакать. Я сначала наблюдала из кухни, как мама, зависнув над ней, её отчитывает. Мне надо было сразу вмешаться, но я словно впала в ступор. Потом я услышала, что дочка заплакала и начала гневно что-то кричать. Мама ринулась на нее и схватила. Дочка вырывалась.
И в этот момент я взорвалась. Я не контролировала себя. Это была ярость. Я сказала, чтобы она оставила моего ребенка в покое и поставила ее на место и что если она хочет кого-то воспитывать, то пусть рожает себе еще. Я была настолько зла, что если бы она не послушалась меня, я бы ее ударила. Видимо, мой вид и тон маму отрезвили, она отпустила ребенка и дочка бросилась ко мне на руки. Уткнулась в меня носом и зарыдала. Мы ушли в спальню. Долго лежали. Она все спрашивала меня: «Когда она уедет?» Рассказывала всякие ужасы про то, что она хочет с ней сделать. У меня шевелились волосы на голове от того, что я слышу, но я поняла, что тут надо просто слушать. Я слышала, как хлопнула входная дверь. Когда дочка уснула, я вышла и увидела, что маминых вещей нет и она ушла в ночь. Позвонила ей и выслушала гневную тираду, что я плохо воспитываю ребенка, что дочь совсем не знает границ, что она уезжает первым же поездом, так как я, вместо того, чтобы встать на ее сторону, потакаю капризам своего (цитирую) «высерка». И я сейчас кругом виновата. Я - плохая мать, я - плохая дочь. К тому же, я плохой человек, раз сейчас так ненавижу другого человека».
Я так долго и нудно рассказываю детали (хотя постаралась сократить до минимума), так как подобная ситуация, в разных интерпретациях, периодически проходит перед моими глазами. Не буду подробно рассказывать весь разговор и мои рекомендации, так как выложить три часа разбора полетов на бумаге будет сложно. Остановлюсь лишь на основных моментах. Итак, за что же цепляют нас наши мамы?
С рождением собственных детей у нас активизируются наши детские травмы. Пережив в детстве болезненные моменты, когда от самого родного и близкого человека ждешь поддержки и принятия, а получаешь обратное, мы подсознательно воспринимаем такое поведение, как опасность, и уже во взрослом возрасте пытаемся уберечь от этого наших детей. Но любовь к родителям заложена в нас генетически. Отвергнуть мать очень страшно, так как внутренний ребенок внутри нас не выживет один в этом большом и непонятном мире. И мы все ждем от мамы этой поддержки и принятия.
Маша оказалась между двух огней - двое любимых и родных ей людей пошли в конфликт. Выбрать одного из них – разрушить часть себя. Но это я понимаю, что оба этих человека для Маши - родные и любимые. Для нее же сейчас все обстоит по-другому. Она, уже почти 30-летняя женщина, выстроившая свою жизнь и достигшая определенных успехов, с появлением мамы рядом превращается в подростка. Подросток не знает, как разруливать ситуации жесткого проникновения в его пространство, кроме как вставать в боевую стойку или подчиниться тому, кто находится выше его по иерархии и жестко его ломает. Как правильно заметила Маша, ребенка снесло, потому что дочка потеряла базовую безопасность мира. Папа уехал, а мама впустила в дом опасного человека, став при этом из Матери и Хозяйки растерянным Подростком, который еще к тому же и стыдится своего ребенка. Она невольно сделала дочку средством для своих амбиций доказать своей матери, что она лучше. То есть она перестала безусловно принимать своего ребенка. А на это дети всегда выдают деформацию поведения. Напомню, что одно из первых ожиданий ребенка от матери – безусловное принятие.
Когда мы стоим ПОД мамой, мы все еще ждем от нее, что она поймет, примет, поможет в том, что для нас важно. Подсознательно мы все еще верим, что мама умная и мудрая, все знает, все умеет и надо всего лишь как-то до нее донести то, в чем она неправа, и она наконец-то просветлится. Мы пытаемся подсунуть мамам книги, рассказать, научить, убедить. И когда не встречаем понимания, в нас пробуждается обида. Только вот ведь какая штука. - Яйца курицу не учат. От того, кто стоит в иерархии ниже (или от того, кого мы поставили ниже), знания не принимаются. Надо обладать очень высокой степенью осознанности, чтобы учиться у всех, кто встречается у нас на Пути. Я встречала мам, которые меняют свою жизненную позицию, учась у дочерей. Но, как правило, их дочери сами уже вышли из состояния подростка и сделали из мамы человека, который имеет право иметь свои несовершенства, свою жизнь и свой Путь.
Вот если бы Маша принимала маму из состояния Хозяйки, которая принимает у себя в гостях пожилую женщину со своими странностями и слабостями, близкую и любимую ей, она бы изначально по-другому расставила границы поведения в своем доме. Адаптировать ребенка к странностям бабушки значительно легче, чем заставить мать принять новые знания. Бабушка выполняет свой «бабушкинский долг», передавая опыт и поучая. Но мы, уважая ее право на свое мнение, не обязаны брать это как руководство к действию. Последнее слово – за нами, так как она уже бабушка, а не мать. Защищая своих детей от бабушек, мы все еще защищаем себя от того, что нас сильно ранило в детстве. Это наш внутренний ребенок отзывается на несправедливость и идет в беспомощный гнев. По большому счету, Машина дочка сделала то, что никогда не позволяла себе она, но очень хотела.
В принципе, Маша могла предотвратить ситуацию, понимая, что ребенок хочет спать и, извинившись перед матерью, пойти укладывать ребенка. Да, было бы неловко прервать разговор на полуслове и оставить маму одну. Но она - взрослый человек и знает, как себя занять, а ребенок не знает. Затем у Маши была еще одна возможность закончить конфликт - зайти в ванну, взять дочку на руки, спрятав ее в себя, и самой (повторяю - самой) извиниться за то, что дочка замахнулась на бабушку, объяснив, что она устала и хочет спать. А потом уйти в спальню и вернувшись быть готовой послушать маму. Просто послушать. Безоценочно и не цепляясь.
«А за что мне извиняться, - спросила Маша, - я не вижу, в чем был неправ мой ребенок! Она вполне адекватно среагировала на то, что происходит!» «Да, конечно, она среагировала адекватно тупику, в котором оказалась. Бабушка среагировала тоже адекватно своим убеждениям. Другой вопрос, что Ваши убеждения не совпадают с мамиными. Но Вы же не знаете, какие больные мозоли, какие страхи включились у Вашей мамы на это действие. Наша задача - научить детей выходить из конфликтных ситуации без войны, если можно ее избежать. И для начала мы должны это уметь сами. «Но это же будет неискреннее извинение. Я научу ребенка лицемерию!» – парировала Маша.
Когда Вы наступаете человеку случайно на ногу в автобусе, да еще на больную мозоль, вы можете сказать, что Вам не за что извиняться, так как ничего нарочно вы не сделали и отреагировали адекватно резкому торможению. Но Вы извиняетесь, так как сделали человеку больно. Принять, что Ваша мама имеет право на свою боль и свои страхи и отнестись к этому с состраданием – это позиция взрослого. Давайте уже дадим себе право быть мудрее наших мам. Кто знает, может мы сможем передать эту мудрость нашим детям и они будут относиться к нам бережнее и терпимее в нашем старческом маразме.
Елизавета Колобова
http://soznatelno.ru/otnosheniya/40-otnosheniya/1583-za-chto-ceplyaut-nas-nashi-mamy.html
