Спасибо!!! За стихи, за настроение...
.. дорогой Иосиф Александрович. Светлая память и пусть мой ребенок читает вас чаще.
Открыла для себя детского Бродского.. ага, рождение ребенка открывает нам ооочень многое :)
Пират
Пёс по имени Пират
умыванию не рад.
Так орёт, так визжит,
что посуда дребезжит.
Мама смотрит, брови хмуря:
ванна — море, в море — буря.
Лай стоит на весь этаж:
взят Пират на абордаж.
Зазевался я на миг,
и Пират из ванны — прыг
прямо в кухню, с кухни — в дверь...
Догони его теперь!
И от лап его лохматых
всюду мокрые следы...
Настоящие пираты
не пугаются воды.
500 одеял
Был один фрегат, без пушек,
Экипаж — пятьсот старушек.
Такелаж — семьсот катушек
и один большой клубок.
Не имел он карт и окон.
Был похож на чей-то кокон.
Вился след за ним, как локон,
Океан шумел, глубок.
Он носился без штурвала
Много лет без интервала,,
Раздувая покрывала.
Было их пятьсот, пятьсот.
Волны мчались, как собаки,
черный кот сидел на баке,
и хвостом он делал знаки,
и струился свет с высот…
Был фрегат тот трехмачтовый,
Был на нем отдел почтовый.
Был на нем на все готовый
И бесстрашный капитан.
Мачты стойко шторм терпели,
все 500 снастей скрипели
И 500 старушек пели
И вертели кабистан…
Наскочил фрегат на мину,
Капитан подсел к камину.
Жизнь сорвала пелерину.
Силой взрыва желтый глаз
Был отброшен в глушь лесную,
А старушки врассыную
Ошуюю и одесную
Разбежались в тот же час.
Плещет в море блик заката
Ловит нищий адвоката
Был фрегат и нет фрегата
Море любит храбрый риск,
На волнах обломки блещут.
Черный кот в лесу трепещет,
Капитан наливку хлещет,
Звезды строят обелиск.
Человек боится смерти,
Потому что, ах, поверьте,
Потому что словно черти
Волны скачут на песок
И сверкая как монеты
Из-за туч глядят планеты
Сквозь прозрачные лорнеты
От себя наискосок.
Волшебное стекло
Я по пыльной улице шёл
и стекло случайно красное нашёл,
поглядел сквозь него я, и вот
стали красными дома и панель,
красным стал автомобильный завод,
речка синяя и в речке форель,
и зелёный заалел виноград,
запылал каждый лист, каждый злак,
и пунцовым стал седой Арарат,
превратились облака в красный флаг,
стало солнышко как огненный шар,
пешеходы - языками огня,
и фонтан превратился в пожар,
стала красной даже тень от меня,
только я сохранял прежний цвет:
у других такого стёклышка нет!
Эдуард Авакян
перевод И. Бродского
И, конечно же, Рабочая азбука ;))
Любимые мною..
всего, в особенности - горя,
поддержки чьей-нибудь не жди,
сядь в поезд, высадись у моря.
Оно обширнее. Оно
и глубже. Это превосходство -
не слишком радостное. Но
уж если чувствовать сиротство,
то лучше в тех местах, чей вид
волнует, нежели язвит...
КАМЕРНАЯ МУЗЫКА
Ночь. Камера. Волчок
хуярит прямо мне в зрачок.
Прихлебывает чай дежурный.
И сам себе кажусь я урной,
куда судьба сгребает мусор,
куда плюется каждый мусор.
Колючей проволоки лира
маячит позади сортира.
Болото всасывает склон.
И часовой на фоне неба
вполне напоминает Феба.
Куда зебрел ты, Апполон!
СБЕГАЮТ КАПЛИ ПО СТЕКЛУ
Сбегают капли по стеклу
как по лицу. Смотри,
как взад-вперед, от стен к столу
Брожу внутри. Внутри.
Дрожит фитиль. Стекает воск.
И отблеск слаб, размыт.
Вот так во мне трепещет мозг,
покуда дождь шумит.
ЕСТЬ МИСТИКА. ЕСТЬ ВЕРА. ЕСТЬ ГОСПОДЬ.
Есть мистика. Есть вера. Есть Господь.
Есть разница меж них. И есть единство.
Одним вредит, других спасает плоть.
Неверье -- слепота, а чаще -- свинство.
Бог смотрит вниз. А люди смотрят вверх.
Однако, интерес у всех различен.
Бог органичен. Да. А человек?
А человек, должно быть, ограничен.
У человека есть свой потолок,
держащийся вообще не слишком твердо.
Но в сердце льстец отыщет уголок,
и жизнь уже видна не дальше черта.
ПОД ЗАНАВЕС
А. А. Ахматовой
Номинально пустынник ,
но в душе - скандалист ,
отдает за полтинник -
за оранжевый лист -
свои струпья и репья,
все вериги - вразвес, -
деревушки отрепья,
благолепье небес.
Отыскав свою чашу,
он, не чувствуя ног,
устремляется в чащу,
словно в шумный шинок,
и потом, с разговенья,
там горланит в глуши,
обретая забвенье
и спасенье души.
На последнее злато
прикупив синевы,
осень в пятнах заката
песнопевца листвы
учит щедрой разлуке.
Но тому - благодать -
лишь чужбину за звуки,
а не жизнь покидать.
ЧАСТЬ РЕЧИ.
...и при слове " грядущее " из русского языка
выбегают черные мыши и всей оравой
отгрызают от лакомого куска
памяти, что твой сыр дырявой.
После стольких лет уже безразлично, что
или кто стоит у окна за шторой,
и в мозгу раздается не земное "до",
но ее шуршание. Жизнь, которой,
как дареной вещи, не смотрят в пасть,
обнажает зубы при каждой встрече.
От всего человека вам остается часть
речи. Часть речи вообще. Часть речи.
ГЛАГОЛЫ
Меня окружают молчаливые глаголы,
Похожие на чужие головы глаголы,
Голодные глаголы, голые глаголы,
Главные глаголы, глухие глаголы.
Глаголы без существительных, глаголы — просто.
Глаголы, которые живут в подвалах,
Говорят — в подвалах, рождаются — в подвалах
Под несколькими этажами
Всеобщего оптимизма.
Каждое утро они идут на работу,
Раствор мешают и камни таскают,
Но, возводя город, возводят не город,
А собственному одиночеству памятник воздвигают.
И уходя, как уходят в чужую память,
Мерно ступая от слова к слову,
Всеми своими тремя временами
Глаголы однажды восходят на голгофу.
И небо над ними
Как птица над погостом,
И, словно стоя
Перед запертой дверью,
Некто стучит, забивая гвозди
В прошедшее,
В настоящее,
В будущее
Время.
Никто не придет и никто не снимет.
Стук молотка
Вечным ритмом станет.
Земли гипербола лежит под ними,
Как небо метафор плывет над ними!
Сумев отгородиться от людей,
я от себя хочу отгородиться.
Не изгородь из тесаных жердей,
а зеркало тут больше пригодится.
Я созерцаю хмурые черты,
щетину, бугорки на подбородке...
Трельяж для разводящейся четы,
пожалуй, лучший вид перегородки.
В него влезают сумерки в окне,
край пахоты с огромными скворцами
и озеро - как брешь в стене,
увенчанной еловыми зубцами.
Того гляди, что из озерных дыр
да и вообще - через любую лужу
сюда полезет посторонний мир.
Иль этот уползет наружу.
Одиночество
Когда теряет равновесие
твоё сознание усталое,
когда ступеньки этой лестницы
уходят из под ног,
как палуба,
когда плюёт на человечество
твоё ночное одиночество, -
ты можешь
размышлять о вечности
и сомневаться в непорочности
идей, гипотез, восприятия
произведения искусства,
и - кстати - самого зачатия
Мадонной сына Иисуса.
Но лучше поклоняться данности
с глубокими её могилами,
которые потом,
за давностью,
покажутся такими милыми.
ЛЮБОВЬ
Я дважды пробуждался этой ночью
и брел к окну, и фонари в окне,
обрывок фразы, сказанной во сне,
сводя на нет, подобно многоточью,
не приносили утешенья мне.
Ты снилась мне беременной, и вот,
проживши столько лет с тобой в разлуке,
я чувствовал вину свою, и руки,
ощупывая с радостью живот,
на практике нашаривали брюки
и выключатель. И бредя к окну,
я знал, что оставлял тебя одну
там, в темноте, во сне, где терпеливо
ждала ты, и не ставила в вину,
когда я возвращался, перерыва
умышленного. Ибо в темноте —
там длится то, что сорвалось при свете.
Мы там женаты, венчаны, мы те
двуспинные чудовища, и дети
лишь оправданье нашей наготе.
В какую-нибудь будущую ночь
ты вновь придешь усталая, худая,
и я увижу сына или дочь,
еще никак не названных,— тогда я
не дернусь к выключателю и прочь
руки не протяну уже, не вправе
оставить вас в том царствии теней,
безмолвных, перед изгородью дней,
впадающих в зависимость от яви,
с моей недосягаемостью в ней.
Я ВХОДИЛ ВМЕСТО ДИКОГО ЗВЕРЯ В КЛЕТКУ
Я входил вместо дикого зверя в клетку,
выжигал свой срок и кликуху гвоздем в бараке,
жил у моря, играл в рулетку,
обедал черт знает с кем во фраке.
С высоты ледника я озирал полмира,
трижды тонул, дважды бывал распорот.
Бросил страну, что меня вскормила.
Из забывших меня можно составить город.
Я слонялся в степях, помнящих вопли гунна,
надевал на себя что сызнова входит в моду,
сеял рожь, покрывал черной толью гумна
и не пил только сухую воду.
Я впустил в свои сны вороненый зрачок конвоя,
жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок.
Позволял своим связкам все звуки, помимо воя;
перешел на шепот. Теперь мне сорок.
Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
Только с горем я чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забили глиной,
из него раздаваться будет лишь благодарность.
СЛЫШИШЬ ЛИ, СЛЫШИШЬ ЛИ...
Слышишь ли, слышишь ли ты в роще детское пение,
над сумеречными деревьями звенящие, звенящие голоса,
в сумеречном воздухе пропадающие, затихающие постепенно,
в сумеречном воздухе исчезающие небеса?
Блестящие нити дождя переплетаются среди деревьев
и негромко шумят, и негромко шумят в белесой траве.
Слышишь ли ты голоса, видишь ли ты волосы с красными гребнями,
маленькие ладони, поднятые к мокрой листве?
"Проплывают облака, проплывают облака и гаснут..." --
это дети поют и поют, черные ветви шумят,
голоса взлетают между листьев, между стволов неясных,
в сумеречном воздухе их не обнять, не вернуть назад.
Только мокрые листья летят на ветру, спешат из рощи,
улетают, словно слышат издали какой-то осенний зов.
"Проплывают облака..." -- это дети поют ночью, ночью,
от травы до вершин все -- биение, все -- дрожание голосов.
Проплывают облака, это жизнь проплывает, проходит,
привыкай, привыкай, это смерть мы в себе несем,
среди черных ветвей облака с голосами, с любовью...
"Проплывают облака..." -- это дети поют обо всем.
Слышишь ли, слышишь ли ты в роще детское пение,
блестящие нити дождя переплетаются, звенящие голоса,
возле узких вершин в новых сумерках на мгновение
видишь сызнова, видишь сызнова угасающие небеса?
Проплывают облака, проплывают, проплывают над рощей.
Где-то льется вода, только плакать и петь, вдоль осенних оград,
все рыдать и рыдать, и смотреть все вверх, быть ребенком ночью,
и смотреть все вверх, только плакать и петь, и не знать утрат.
Где-то льется вода, вдоль осенних оград, вдоль деревьев неясных,
в новых сумерках пенье, только плакать и петь, только листья сложить.
Что-то выше нас. Что-то выше нас проплывает и гаснет,
только плакать и петь, только плакать и петь, только жить.